Страница 115 из 125
Диани слегка замялась, но любопытство и пытливость все же взяли верх, и она спросила:
— Но почему люди считают его божеством? Я и сама считала. В наших легендах он спаситель, что открыл для нас врата в Терадос, уберегая от мучительной смерти. Неужели это все ложь?!
— Не все, — нехотя отвечал Человек, будто затрагивая тему, о которой совершенно не хотел говорить. — Аспарок действительно спас людей, позволяя им населить этот мир. Но на то у него были корыстные мотивы. Вся его мощь строится на Черной Смерти и энергии душ. Вырезав Иласури, он получил небывалую силу. Но, как и обычная магия, эта сила имеет свойство заканчиваться, особенно если тратить ее в неограниченных количествах. Однако Терадос был уже практически мертв, Аспароку неоткуда было взять достаточно душ, чтобы восполнять свое могущество. И тогда он открыл врата для людей из далекого края, в надежде, что те заселят мир и размножатся, даруя ему пастбище, на котором он сможет провести новую жатву. И пока Аспарок жив, не будет покоя ни Иласури, ни людям.
Диани закусила губу, сделав шаг назад. Девушка была в смятении. С рождения ей говорили о боге Аспароке, и она не могла отвергнуть его благость вот так сразу, хоть и не являлась ярой верующей.
— Я понимаю, дитя, что это сложно принять, — насколько мог мягко, но все также серо проговорил Человек, удостоив Хлебушек отеческим взглядом. — Но такова жизнь. Зачастую зло многочисленнее, чем добро. Это нужно понимать. Именно поэтому я и хочу уберечь остатки своего народа от убийцы. Именно поэтому мне придется лишить памяти присутствующих здесь людей, дабы они забыли это место и все что с ним связано.
— Памяти? — насторожился Вимас, тут же почуяв холодок, пошедший от Безымянного мага. — Я не хочу терять воспоминания. И я не вижу опасности, которую мы представляем для Иласури. Аспарок для нас абстрактность. Мы не видели его! Не знаем, что он творил. Я не могу полагаться на слова единственного существа, умеющего менять облик по первому желанию.
— Это неважно, — заметил Человек. — Я уже принял решение, и оно не обсуждается.
— Но возможно, что Вимас прав, — вступился за друга Иникай. — Я хорошо его знаю. Он не навредит Иласури, не навредит мне!
Безымянный маг покосился на священника, пространно заметив:
— Я позвал тебя сюда лишь за тем, чтобы ты убедил его не сопротивляться стиранию. Я мог бы уничтожить его движением брови, но предпочел более мягкое воздействие. И ты все еще считаешь, что я слишком жесток?
— Я считаю, — дерзко заметил Иникай, сложив руки на груди, — что не тебе решать, что должен помнить человек, а что нет.
Безымянный маг долго смотрел на соплеменника, но так и не смог вынудить его отвести взгляд.
— Решение принято, — наконец произнес Человек. — Смирись с этим. Я постараюсь удалить только опасные для Иласури воспоминания. Но если будет сопротивление, то придется полностью очистить память. Пусть сам выберет, что для него лучше.
Направившись к Искателю, Безымянный маг был твердо настроен выполнить обещанное. Вимас даже приготовился к обороне, хоть и сам не верил в то, что ему удастся победить Человека. Даже в лучшей форме Ликориан не был ровней чародею Древних, что уж говорить о текущем моменте, когда Искатель был ослаблен битвой с Миранилис. Диани же и вовсе уже валилась от усталости, действие чудодейственных кореньев подходило к концу, отчего девушку все больше клонило в сон.
Однако брат Иникай не собирался так быстро сдаваться.
Встав между Вимасом и Человеком, монах гневно заявил:
— Незримый мне свидетель, это не дело. Любой бог учит нас тому, что одному нельзя решать за всех! Должен быть выбор!
— Короли испокон веков решали судьбы государств людей. У Иласури тоже были короли в то время, пока не появился Совет Шести, — ответил Безымянный маг, остановившись. — К тому же не тебе осуждать меня. Ты бродишь по свету, прикрываясь обликом священника, зачастую произнося имя Аспарока как бога, тем самым попирая память наших павших соплеменников. Но я не осуждаю тебя, нет. Ты слишком молод. Ты не застал Великую Войну. Поэтому уйди с дороги. Я защищал наш народ тогда, защищу и сейчас.
Но, несмотря на укоряющую речь, заставившую зардеться щеки Иникая, он не сдвинулся с места.
— Да, тогда я еще не родился, — кивнул монах, гневно сощурившись. — Но благодаря тебе я впитал в себя память прошлых поколений и знания Древних. Мы бывали жестоки, но всегда стремились к лучшему, к добру. Не стоит сходить с этого пути! Иначе чем мы будем лучше Аспарока?!
Безымянный маг на мгновение потупил взор, но затем отрицательно помотал головой.
— Риск слишком велик, я не могу…
Иникай не шелохнулся.
— Ты многие годы втолковывал мне о чести, совести, порядочности, — с напором произнес он. — Но теперь, прикрываясь призрачной угрозой, ты сам хочешь сойти с этого пути?! Кто говорил мне о том, что важна каждая жизнь? Что нельзя вмешиваться в выбор других? Что каждый должен сам определять свою судьбу?
Безымянный маг будто становился меньше с каждым словом Иникая. Горделивая осанка мага постепенно исчезла. Пред друзьями теперь стоял просто старик: побитый жизнью, измученный терзаниями, несущий на плечах всю боль своего народа.
— Я не могу, — очень тихо и скорбно прошептал Человек. — Прости, я просто не могу. Знания о нас не выйдут с людьми за пределы этих стен. Это необходимая жертва. Выживание Иласури зависит от этого.
Иникай промолчал. Монах внимательно смотрел на Человека, но больше не осуждал его. Слишком многим он был обязан Безымянному магу, слишком многое тот сделал для Древних, слишком стар Человек был для того, чтобы Иникай имел право перечить ему. Но дружба с Вимасом требовала этого. Иникай и Искатель многое прошли вместе. Ликориан всегда был рядом в трудные минуты монаха, будь тот в образе человека либо дракона. Священник не мог предать друга, хоть и не хотел оскорблять учителя.