Глаша 2

– Делай, как знаешь! Обрюхатит если, я брошу тебя сразу. В монастырь уйду, а ты по рукам пойдешь, сопли на кулак наматывать.

– Таня, прекрати! Слушать тебя тошно.

Они еще долго переругивались и обменивались упреками в этот день, но сумма, озвученная в качестве жалования, была столь внушительной, что на рассвете Глафира пошла разыскивать дом, в котором проживал Горелов.

Пройдя пару кварталов, она увидела трехэтажное монументальное здание, серого камня. Весь второй этаж этого дома занимала огромная квартира Гореловых. Глаша вошла в просторный вестибюль парадного, поднялась по мраморным ступеням и оказалась возле высокой дубовой двери квартиры господ Гореловых. По обеим сторонам от двери, прямо в подъезде, стояли горшки с пальмами. Тут же горели газовые фонари. Глафира повернула ручку механического звонка. В глубине квартиры прозвучал курлыкающий звук.

Как ни странно, дверь открыл сам хозяин – Александр Петрович. Ни прислуги, ни швейцара не было видно. Глаша смутилась. Она не могла себе признаться в том, что господин Горелов не был ей неприятен. Еще при первой встрече он произвел на нее должное впечатление, и она отметила про себя его красоту и стать. Она знала, что опасения Татьяны не безосновательны. Знала, но настырно шла навстречу. Разум ее оправдывал ее саму перед собой, внушая ей то, что она пришла в этот дом исключительно за деньгами, но сердце всякий раз начинало биться чуть быстрее при виде мужских зорких глаз. И к тому же от него так вкусно пахло, и запах этот так походил на запах того, кто так жестоко пренебрег ею.

– Глафира Сергеевна, пойдемте. Я покажу вашу комнату, – пригласил ее хозяин, приняв у нее легкий плащ и зонтик.

Глаша кивнула. Вдвоем они двигались по широкому коридору, стены коего были отделаны серым английским шелком в светлую полоску. Миновали несколько роскошных комнат, ровно до тех пор, пока не свернули направо.

– А вот и ваша комната. Проходите. Здесь вы будете жить.

– Нет, господин Горелов, я предпочитаю ночевать дома. Мы с подругой снимаем жилье.

– Хорошо-хорошо. Но вдруг вы днем захотите отдохнуть. Или зимой допоздна пробудете. Тогда вам придется остаться.

– Мне бы этого не хотелось. Я пришла сюда работать, Александр Петрович, – стараясь казаться строгой, твердо произнесла Глафира.

Но сама все-таки зашла в свою новую комнату и чуть не ахнула от удивления. Она выглядела очень уютно и была обставлена дорогой мебелью. Казалось, что это – не комната прислуги, а комната хозяйки. Стены были оклеены дорогими обоями. Широкая кровать с шелковым пологом смотрелась удивительно мягкой. Тусклый свет струился на розовое в цветах покрывало. Было здесь и огромное трюмо с зеркалом, и комод, и шкаф из полированного дерева. Пол этой комнаты бы устлан толстым ковром.

– Александр Петрович, вы ничего не перепутали? Разве это моя комната?

– Конечно ваша.

– Простите, а где же ваша супруга?

– Дело в том, что Татьяна Тарасовна сейчас в отъезде. Она уехала… в деревню. В наше фамильное имение.

– А когда она вернется?

– Скоро, я полагаю через пару недель.

Он снова посмотрел на нее так, что она покраснела и отвела взгляд.

– А каковы будут мои обязанности? – спросила Глафира.

– Мне сказали, что вы играете на фортепьяно. Это правда?

– Да, но я давно не играла. Пальцы отвыкли…

– Идемте в зал.

Они прошли в огромный зал с большими светлыми окнами, на которых висели массивные бархатные портьеры, перевитые золотистыми шнурками, с кисточками на концах. Паркетные полы были натерты до блеска. Пара роскошных диванов и точно таких же стульев расположились вдоль стен, оклеенных гобеленом с рисунками в виде лесного пейзажа. На стенах висели картины в золоченых рамах. Но главным в этой комнате было иное – лакированным, черным, как ночное небо боком, поблескивал огромный, словно зверь, Беккеровский рояль, с белоснежными зубами костяных клавиш.

– Сыграйте мне что-нибудь, – осипшим от волнения голосом, произнес Горелов.

Глаша подошла к роялю и присела на мягкую банкетку. Руки плавно легли на клавиши. Она закрыла глаза. Как давно она не играла. Но память быстро вернула былое. Пальцы сначала неуверенно извлекли первые звуки, а после мелодия разорвала гулким эхом тишину огромного зала. Глаша, прикрыв глаза, играла Бетховена.

Кроме Горелова и Глафиры в этот момент в зале находился некто третий. Правда, в этот раз он был невидим.

«И снова Бетховен. И снова Лунная соната, – прошептал он. – Вы сговорились что ли с Махневым?»

После этих слов он бесшумно удалился из зала.

Глафира продолжала играть, а Александр Петрович не сводил с нее откровенно влюбленного взгляда.

Глашу тоже взволновала музыка, однако, она остановила игру и встала.

– Александр Петрович, похоже, мы теряем время. С чего прикажете начать? Где мне стоит навести порядок?

– Глафира Сергеевна, позвольте я поцелую вашу руку? Вы так великолепно играли.

И не успела Глаша возразить, как Александр взял ее узкую ладонь и поцеловал. Глафира смутилась и одернула руку.

– Александр Петрович, покажите мне кухню и хозяйственные помещения.

– В следующий раз непременно. А сейчас лучше поиграйте еще.

– Александр Петрович, вам надобно нанять приличного тапера, чтобы вас развлекал.

Горелов помрачнел.

– Сударыня, если мне нужен будет ваш совет, я непременно попрошу вас об этом. А сейчас… Видите ли, я привык, чтобы слуги исполняли мои приказы с большей почтительностью. И если я жду от вас не работы по хозяйству, а игры на фортепьяно, то извольте выполнять, если вы здоровы.

– Я здорова, – ответила Глаша с пунцовыми от стыда щеками.

Она еще играла ему в этот день. А он сидел напротив и смотрел на нее. Потом он велел накрыть им в столовой и приказал Глафире отобедать с ним за одним столом. После небольших колебаний и приличествующих ее положению в этом доме условностей, а равно никому не нужных реверансов, Глаша согласилась-таки разделить с ним трапезу. От красиво сервированного стола и обилия закусок у Глаши разбежались глаза.

– Довольно часто мне доставляют еду из ресторации. Извольте откушать вместе со мной, Глафира Сергеевна, – пояснил он. – Не часто, но иногда, на правах вашего хозяина, я буду просить вас, обедать вместе со мной.

На обед был суп из стерляди, расстегаи с мясом, рыбное заливное, пара паштетов, фрукты и вино. Прислуживал им за столом ловкий молодой мужчина, который часто исполнял обязанности слуги и дворецкого. Пожилую Матрену хозяин отправил-таки днем раньше в деревню.

Глаша хоть и была голодна, однако, старалась есть мало. Исподволь она поглядывала на манеры Горелова. Еще ранее она заметила, что кисти его рук очень изящны и в то же время крепки. Чуть смугловатые длинные пальцы были унизаны двумя дорогими перстнями.

«Как его руки похожи на руки Махнева», – пронеслось в ее голове, и она снова покраснела.

После обеда Александр Петрович поехал на службу.

– Глафира Сергеевна, на сегодня вы можете быть свободны, а завтра я жду вас у себя.

– Хорошо, сударь, – Глафира сделала реверанс.

– Ах, да. Чуть не забыл. Пойдемте в мой кабинет, я выдам вам аванс.

– Полно вам, Александр Петрович, я у вас нахожусь лишь несколько часов и ровным счетом ничего такого не сделала.

– Я предпочту судить об этом сам, сделали вы для меня что-то стоящее или нет. Пойдемте.

По длинному коридору он отвел Глашу в свой кабинет. Это была небольшая комната, также как и остальные, обставленная со вкусом. Вдоль стен возвышались высокие стеллажи с книгами. Глафира скользнула по ним глазами, и по старинным корешкам фолиантов поняла, что ее новый хозяин очень начитанный человек. Здесь же располагался добротный письменный стол с изящными письменными принадлежностями. В углу комнаты стояло чучело огромного тигра. На стене висело оружие.

– Не пугайтесь, Глафира Сергеевна, тигр не живой, – решил пошутить он.

Но Глафира не поддержала его шутку кокетством, а улыбнулась лишь кончиками губ. Она старалась не думать о нем, как о мужчине, и всякий раз отводила взгляд от его широких плеч и красивого лица. Находясь в опасной близости, она чувствовала аромат тонкого одеколона и запах английских сигар.