Орда II

Человеку со стороны это зрелище могло показаться танцами двух идиотов конченых, знатокам же, словно сложная партия в шахматы. Крутились так они долго, постоянно меняя скорость да направление. Но кроме этого танца причудливого ни одного контакта, да чего там контакта, даже попытки на сближение не было.

Этот причудливый танец затягивался. Бойцы брали друг друга измором, наверное, понимая, что тот, кто первый в атаку сунется, проиграет, коль будет прочитан заранее. Требовалось измотать соперника, чтобы он потерял контроль над ситуацией да не успел бы среагировать.

Девки побитые, во главе с Золотцем, столпились у самых кибиток да смотрели как заворожённые за этим хороводом с плясками, вряд ли что, понимая в этом бою, но смотрели во все глаза, не отрываясь от представления.

Стражи прохода вывалили всей гурьбой да сцепившись в локтях, создавали живой забор для напирающих снаружи зрителей. Матерь смотрела стоя, превратившись в статую. Агар вообще перелез через стол и, сложив руки на груди внимательно следил за поединком стоя прямо на поле поединщиков.

Ещё двое из-за стола вышли в сторону да тоже чуть присев в полу наклоне замерли, как загипнотизированные, следя за бойцами да сами то и дело дёргаясь, как бы проживая в голове за бьющимися их состояния.

Наконец Кайсай мельком уловил ошибку старого. Затем другую, следующую. Молодой бердник понял, что противник начинает ошибаться не сознательно. Он долго ждал этого момента в поединке бешеном. Рыжий резко взвинтил темп и сократил дистанцию, но как только дед принял вызов в изменении, тут же отошёл и замедлился. Очередной рывок на грани атаки и опять пауза. Больше Кайсай инициативы не отдавал ни капельки. С этого момента боем командовал только он и рисовал его по собственному желанию.

Такой рваный темп в конец старика вымотал, и рыжая бестия пустился в спурт финишный. Он взвинтил темп, насколько был способен в том случае, сам уже порядком уставший с мокрой от пота рубахою да начал дёргать соперника дистанцией. Каждый раз, почти атакуя, но лишь имитируя и наконец, молодой поймал старого.

Тот на мгновение потерялся в пространстве и времени, и пропустил его безнаказанно. Молниеносный контакт почти незаметный зрителям и дед лежит лицом в траве да от отчаяния, со всей дури врезает кулаком в землю ни в чём не повинную.

Молодой, тяжело дыша замер над ним победителем. Вдруг Кайсай в спине выгнулся да тут же рядом лёг, скорчив на лице гримасу мученическую. Спина раненая до этого молчавшая, тут же дала о себе знать со всеми последствиями. Нет, ни болела она, ни резала. Её просто скрутило судорогой. Он видел, что старик сел, понурив усталую голову, а к ним степенно да о чём-то думая, приближался Непобедимый Агар. Дед посмотрел на пацана корчащегося, и удивлено спросил его:

– Это ты чего расклеился?

– Да так, ничего. Спина раненая. Вот дала знать о себе, чтоб её…

– Ну-ка, – пробасил поверженный, бесцеремонно победителя переворачивая да задирая рубаху мокрую, – понятно, – мгновенно поставил диагноз воин опытный да тут же чем-то больно уколол вдоль позвоночника в местах нескольких. Чем он там колол Кайсаю видно не было, но судорога в раз отпустила, и он присел рядышком.

– Олкаба, – представился старый бугай, протянув Кайсаю руку как равному.

– Кайсай, – ответил рыжий, пожимая лапу медвежью в приветствии.

Тут подошёл правитель орд. Кайсай с поклоном встал на ноги, а побеждённый даже не подумал, так и остался сидеть при царе-повелителе.

– Ну что, уже запыхался? – презрительно спросил Агар молодого бердника.

Кайсай ничего не ответил, явно не ожидая такого вопроса издевательского.

– А ты что думал? Детей отлупил малых да деда ни на что уж не годного чуть ли ни до смерти измором загонял и всё? Ты уж круче всех?

Кайсай опять ничего не ответил, но на этот раз просто от того, что лишился дара речи от такого заявления. К этому времени вкруг них стали собираться гости почётные, что позволило несколько отвлечься да прийти в себя.

– Ни чего себе дед, – проговорил Кайсай, помогая Олкабе подняться на ноги, – мне бы в его годы такую прыть иметь.

Старый, опираясь на руку молодого ни то, кряхтя, ни то, посмеиваясь, отвесил взаимный комплимент, не пожадничал:

– Эх, мне бы в твои годы да такие умения.

– Ладушки, тут. Ишь запели соловушки, – прервал их реверансы атаман, посмеиваясь, – что это ты расклеился Олкаба?

– Да я ему немного ногу отнял, – ответил за деда Кайсай, – ничего, немного погодя оживёт родимая. Это штука болезненная, но не смертельная.

– Ты эт Агар, – тут же вступился Олкаба, прихрамывая, – не наезжал бы на мальца раньше времени. Его бы Кинху показать с его то спиной. Я б с такой раной в лёжку лежал, а он ишь, ещё прыгает. Чую допрыгается. Не заполучив, потеряем воина хорошего.

– А ну, закажи, – серьёзно и почти грозно велел Агар рыжему.

Тот нехотя повернулся к нему спиной, задрал рубах и замер в ожидании. Сильные пальцы атамана рану прощупали, проходя по спине болью жуткою, но голос, подошедший к ним Райс, остановил процесс грубой диагностики.

– Не лапай, – грозно велела она, да подойдя ближе сама принялась осматривать.

От её еле ощутимого прикосновения Кайсая вновь дугой выгнуло, как и при осмотре в своё время Золотцем да такая приятная услада разлилась по всему телу усталому, что он аж дышать перестал, покрываясь мурашками.

– Не надо его Кинху показывать, – заключила она, прекратив доставлять удовольствие и когда Кайсай повернулся, вперила в него глаза лазоревые, и будто подозревая молодого бердника в чём-то запретном да наказуемом, сурово вопросила, – тут штопал кто-то повыше Кинха статусом. Скажешь кто?

– Нет, – тут же не задумываясь, отрезал бердник Великой Правительнице, ибо в память врезалась злобная реакция Золотца по поводу Апити да лишь опосля сказанного, с опаской задумался, кому перечит, покойничек.

– А коли велю, – грозно, чуть ли не прорычала особа царская.

Кайсай опустил голову да лихорадочно начал соображать панически, что делать ему в данной ситуации. Рассказать царице правду про еги-бабу, что с лешим живёт, засмеёт да не поверит, наверное. Во лжи обвинит крамольной. Пойди, отмойся потом. К тому же придётся заодно рассказывать о том позоре, при котором эта рана получена. О том, как такой бердник «крутой», чуть не сдох в обычной драке с увальнем, а это в данной ситуации вообще немыслимо. Лучше сдохнуть. Чем признавать себя никудышным бердником. Он тут только что выиграл такой поединок показательный да всё испортить одним дурацким признанием? Ну, уж нет. Лучше не подчиниться царице да умереть победителем, чем всё растрепать да покрыть себя позором несмываемым.

– Молодец, – вдруг прервала его страдальческие измышления Царица Великая, как-то странно улыбаясь задумчиво, – с виду трепло треплом, а смотри-ка, тайны хранит, даже за жизнь не пугается. Не переживай Кайсай. Я и без тебя вижу, чья рука тебя латала-выхаживала, да и Золотце мне кое-что поведала. Значит, всё же жива белобрысая? Насколько хоть выглядит?

Вот тут Кайсай стушевался окончательно. Надо ж насколько идиотский вопрос задала Матерь Великая. Он отвёл взгляд в сторону, где опять ему на глаза попалась Золотце, стоящая чуть в стороне от общего сборища, но по-прежнему отвечать не стал, а лишь неопределённо пожал плечами, сам ни зная, что сказать по этому поводу. Да мать её природа знает, сколько лет Апити. На глаз не определишь, а саму не спрашивал.

– Хорошо, – подытожила Райс странный диалог в одну сторону, – поговорим ещё. Чай увидимся, – тут она посмотрела туда, куда смотрел молодец и увидев свою боевую Матёрую, теребящую в руках кошель кожаный, обратилась к ней, – ты, что хочешь Золотце?

Та в раз покраснела, став как наливное яблоко, глазки потупила, прям девка «навыдане» да тихо ответила:

– Да вот, Матерь, расплатиться бы надо с ним, – и после недолгой паузы буквально выдавила из себя, – обещала рыжему.

– Ну, коль обещала, расплачивайся, – понимающе одобрила Повелительница, отходя чуть в сторону да давая своей воительнице возможность передать ему кошель наконечников. [5]