Орда II

А вот последнего закона «не еть», он побаивался. Особенно испугался как раз загостив у Апити. Когда ничего не мог сделать с этим треклятым органом. И теперь словно прозрел, осознавая с удивлением, что судьба не просто так провела его через лесную «меченую», а подарила ему колдовскую защиту от соблазна пагубного. Кайсай был уверен, что даже коли сознательно его решат провоцировать на нарушение закона этого, как делала теперь дева золотоволосая, пусть даже просто из баловства, а не со злым умыслом, то он способен противостоять искушению, стоит лишь вспомнить о лесной ведьме да её хохоте.

Рыжий даже улыбнулся по-доброму, вспоминая голую развратницу, живущую с лесной нежитью наперекор пересуду народному и про себя, пожелал им счастья да благоденствия. И эта золотоволосая «меченая» тоже возникла на его пути не запросто так. Она какой-то знак судьбы, и он готов был голову дать не отсечение, что с этой красавицей их в будущем что-то будет связывать и похоже очень крепко суровой ниточкой.

Дева, заметив, что рыжий пристально да со знанием дела рассматривает её колдовские узоры хитро завязанные, надменно улыбнулась и спросила на распев, проговаривая:

– Чего пялишься? Невидаль узрел?

– Ну, почему ж? – ответил воин запросто, – я с этой красотой прекрасно ознакомлен в подробностях. Только что от такой ведьмы «меченой» иду с излечения. Оттого, кстати, и запоздали за ордой, ускакавшей от нас.

– Что за ведьма? – тут же встрепенулась Матёрая, в раз всю спесь растеряв как не было, – где ты здесь нашёл «меченую»? Что ты тут брешешь несуразицу?

Кайсай не чувствуя подвоха, даже удивился несколько.

– В лесу нашем сидит. Она там за еги-бабу посажена. Меня подранили слегка, так она вылечила.

И с этими словами он обернулся, спину показывая, убирая при этом косу на грудь, шрам открывая для обозрения. Тонкий пальчик скользнул по шраму словно «плеть нервная», но, не стегая, как Апити, а будто протянули ею с лаской да нежностью. Рыжий выгнулся дугой крутой от мурашек щекочущих, что пробежали табуном при её прикосновении.

– Только плетью не тронь, – простонал он вдруг жалобно, от её рук отстраняясь на расстояние.

Красавица резко убрала пальчики, но во взгляде её засверкали молнии.

– Как зовут её? – прошипела Матёрая сквозь зубы стиснутые.

Этот тон шипящий, Кайсаю не понравился. В ней он почуял угрозу явную своей спасительнице да машинально соврал, даже не задумываясь:

– Так не знаю я, – да тут же сообразив, добавился, состроив из себя простака деревенского, – разве еги-бабу кликают? Еги-баба она и есть еги-баба. По завету посаженная да лишённая прошлого.

Золотые Груди глубокий вдох сделала, как бы успокаиваясь, после чего задумавшись проговорила примирительно:

– Ладно. Проехали.

Только сейчас рыжий понял, что опять сболтнул что-то лишнее да чтоб как можно быстрей закончить с допросами, кинулся собираться, к переправе вещи подготавливая.

Какое-то время Золотые Груди ещё постояла возле рыжего соображая видимо, продолжить пытать его с пристрастием иль не стоит покамест до поры до времени и, решив, что не стоит, отвернулась да к своему коню двинулась.

Как потом Кулик рассказал, он это испытание тоже прошёл с честью-достоинством, только в отличие от Кайсая исключительно со страха смертельного. Он так испугался за свой срам перед девами, что предмет позора зашевелился панически, но, не наружу стремясь, а внутрь тела карабкаясь…

Форсировав реку глубокую, они так и поехали впятером до самого Поля Дикого. Отряд поляниц под управлением Золотых Грудей, что как выяснил Кайсай у сопровождения, в сёстрах звали по-простому Золотце, возвращались из некого колдовского Терема, о коем золотоволосые хоть и были по дороге разговорчивы, но замолкали всякий раз, как только касались этого логова.

Совместно путешествовать оказалось на редкость весело, интересно и даже получалось забавно порой. К общему удовлетворению все признали безоговорочно, что благодаря хорошей компании весь долгий путь укоротился до перехода короткого, да и время пролетело незаметней словно не мерно шло, а неслось галопом в степи. Все это признали, кроме Золотца, что ехала впереди, ни обращая на спутников никакого внимания, совсем не участвуя во всеобщем веселии.

В самом конце их перехода, недолгого опосля очередной стоянки с перекусами, толи само получилось, толи сознательно со стороны стервы золочёной было сделано, но обычный строй путешествия нарушился. Гроза Неба Чёрного со Звездой Летней Ночи, так звали дев её сопровождения, взяли Кулика в клещи в двух сторон да весело хохотали, впереди скача, видимо потеряв из вида Матёрую, а Кайсай с Золотцем чуть задержавшись оказались вместе, их преследуя.

– К вечеру доберёмся, – внезапно начала разговор золочёная, но при этом в голосе её что-то поменялось от прежнего.

– Уже? – наигранно удивился Кайсай, даже не зная, что сказать в ответ, так как неловко себя почувствовал, оставшись наедине с этой обворожительной, но надменной сучкой, прости Троица.

– Признайся, Кайсай. Испугался, когда нас повстречал? – вдруг как-то запросто да почитай весело, с наивностью обычной девы заигрывающей, спросила она, мило улыбнувшись рыжему, при этом вполне нормально, по-человечески.

– Не то слово, – застенчиво улыбнулся рыжий в ответ, явно не ожидая такого поворота в их взаимоотношениях, – ты что думаешь, я просто так стирать штаны кинулся?

– Да ладно тебе, – по-девичьи застенчиво рассмеялась Золотце, – извини, по привычке вышло, не по злому умыслу.

– Да ладно тебе, – скопировал бердник, – не извиняйся. Нормально всё. Мы не в претензии.

Кайсай сначала не мог объяснить себе столь резкую перемену в этой стерве напыщенной, но предположил, что ей надоело ехать в одиночестве да что есть силы надувать себя от важности.

Золотце прекрасно по дороге слышала весёлый трёп за своей спиной, и ей наверняка хотелось принять в нём участие, но положение её статуса особого не давало Матёрой права морального опуститься до бытового уровня. И тут она, похоже, просто не выдержала. Ей захотелось обычного общения. Когда ещё в её жизни такое выпадет? Чтоб вот так без свидетелей побыть обычным человеком, а не тем, чем другим кажешься, хотя Кайсай тут же остерёг себя, кто эту «муже резку» знает, что у неё на уме каверзном.

Но по виду бердника внимательного, в ней боролись именно эти две крайности: предписанная недоступность для окружения в общении с людьми ниже своего уровня да девичье желание поболтать тет-а-тет с молодым да интересным красавцем писаным. По крайней мере, он был именно такого о себе мнения.

– Мы страшные, когда закуманены да в состоянии похода находимся, – призналась дева, смущаясь по-настоящему, что выдавал румянец на щеках вспыхнувший, – вот тогда лучше не подходи даже на вылет стрелы. И вас это тоже касается. Это я так, на будущее.

С этими словами она кивком головы указала на едущих впереди Кулика с поляницами, как бы давая понять собеседнику, что подобные панибратские отношения, превалирующие в данный момент, в будущем будут неприемлемы.

– Буду знать. Благодарствую за предупреждение, – ответил Кайсай, любуясь её точёным профилем.

Она небрежно подала знак рукой оглянувшейся деве сопровождения, мол давай вперёд, не притормаживай. Та молниеносно выполнила команду прибавив в скорости.

– А теперь мы такие же обычные, как и вы. И законы блюсти, в общем-то, не обязаны, – тут она повернулась, ему в глаза уставившись своими зелёными колдовскими болотами, затягивающими, словно трясина зыбучая да улыбнувшись, добавила неожиданно, – а ты ничего, воин. Мне понравился.

В её глазах блеснули искры не то от стыда за признание, не то от эйфории собственной смелости.

Она, не отводя глаз начала останавливаться, но неожиданно улыбнулась и рванула вперёд, оставив рыжего в полном недоумении. Кайсай встал как в копаный и ничего не мог поделать ни со своим сердцем бешеным, из груди выскакивающим, ни со своими мыслями, кучу малу устроившими, ни со своим телом предательским, крупным ознобом забившимся.