Орда II

Рыжий порешил, что раз уж намочил портки походные, то не мешало бы их и простирнуть в таком случае. Закинул косу за спину, к ней задом поворачиваясь да прикрывая шрам от взгляда стороннего. Пошёл в реку, тем не менее, понимая по опыту заработанного с поселковыми девками, что не желание любоваться её красой да поворот к обнажающейся деве спиной, будет для неё не меньшим оскорблением, чем отбор ножа да усадка на песок задницей.

Дева никак не отреагировала на его мерзостную выходку, но раздевшись догола да проходя мимо, груди выпятив, глянула на рыжего так значительно, что тот всё понял без объяснения. Она ему такого никогда не простит и не при каких условиях и, судя по натуре отвратительной эта стерва никогда и никому, ничего не прощает по определению. Она этому просто с детства не обучена.

От вида тела девичьего обнажённого, грациозно в воду заплывающего Кайсай впал в полное оцепенение. Тело мгновенно отказалось слушаться. Но парализовала его не красота её фигуры божественной, а колдовские узоры на её спине! Она оказалась колдуньей «меченой»! И ведь эта зараза ещё косу вперёд убрала, открывая спину для обозрения и давая ему возможность разглядеть себя во всех подробностях.

Только сейчас бердник понял с кем сцепился по дурости. Она же могла одним желанием по песку его размазать, превращая в пыль песочную. Сразу стал понятен и гонор девы, и её заносчивость, высокомерный взгляд на их с Куликом ничтожества, а за одно и отсутствие у неё оружия. На кой оно ей, коли колдовская сила в самом теле заложена.

Сравнивая её рисунки с лесной ведьмою, он пришёл к выводу однозначному, что каждая «меченая» видать по-разному разрисована, потому что роспись Золотых Грудей была совсем непохожая на еги-бабины. Те хорошо запомнил за время лечения. Когда рыжий пришёл в себя от оцепенения, первое что осознал мозгами разрозненными – сердце из груди вот-вот вырвется, а второе – увидел штаны уплывающие.

Дева, к моменту его осознания зайдя в реку по груди высокие, развернулась к нему торжественно, бросая косу золотую на спину, открывая к телу доступ для глаз, и была очень довольна результатами произведённого эффекта на рыжего, как свинья желудей обожравшаяся. Вот только не хрюкала.

Спустя время некоторое, пьяная весёлая компания, состоящая из двух мужчин да двух дев сопровождения высокопоставленной особы, притом, как выяснилось, такой высокой, что выше некуда, уже, как ни в чём небывало у костра разглагольствовали. Костёр наспех Кулик разжёг, проскакав туда-сюда вдоль берега да найдя хоть что-то, что могло гореть, видно изничтожив кусты последние.

Лишь высокого полёта стерва «меченая» сидела на берегу в гордом одиночестве в конскую накидку закутанная да безучастно созерцала пейзаж реки. Сидеть у костра за компанию да пить напитки с ними пьяные, она с ними наотрез оказалась, считая это ниже своего достоинства, хотя что-то там пила, но совсем одна.

Когда, наконец, все разогрелись снаружи да изнутри как следует, стали к переправе готовиться. «Муже резки» по команде стервы высокопоставленной, начали раздеваться полностью да всё снятое в мешок укладывать.

Цвет их волос действительно был крайне необычен, очень походя на рыжее золото, притом этим цветом они могли похвастать не только волосами на голове, но и везде, где они расти от природы рассаженные. Златовласки были настолько красивы и обворожительны, что Кайсай пивший немного лишь для согрева телесного, тем не менее, начал быстро пьянеть, смущённо да лихорадочно глазами их щупая. Но увидев голую командиршу в узорах цветных затейливых, в раз протрезвел, даже миновав стадию похмелья болезненного.

Всё что осталось на девах лишь странный амулет с вырезанной дыркой из зелёного да красивого, а значит дорогого камня [2] полированного, что цеплялся за шею шнурком да висел в аккурат чуть повыше ложбины, что между грудей рельефных образовывалась.

Взгляд Кайсая, липко цепляясь за обнажённую Золотые Груди, замер на некоторое время на этом амулете у неё меж грудей, но толком подумать о нём не успел. Потому что неожиданно для себя разглядел сквозь узоры ведьминые идеальное тело безупречное, отчего, как назло, почувствовал в своих штанах «позор» шевелящийся.

Возбудиться, да ещё при поляницах было смерти подобно по правилам! Это нарушало закон незыблемых – «не еть», что в походе смертельным был. Хотя они с Куликом не присягали ещё и жизни за это их ни лишили бы, но позором бы покрыли себя несмываемым.

И тут как гром средь неба ясного в его ушах раздался смех издевательский, и он совершенно отчётливо как настоящую увидел пред собой еги-бабу знакомую с указывающим ему на штаны пальчиком. Зашевелившийся орган тут же скукожился да дохлым прикинулся. А тут и видение исчезло-растаяло.

– Благодарствую тебе Апити, – проговорил Кайсай сам себе, улыбаясь растерянно да крепко призадумавшись, раздеваться принялся.

Золотые Груди, туда-сюда расхаживая да высокомерно давая свои божественные веления, притом всем подряд, а не только девам что были в подчинении, между тем то и дело косилась пристально одним глазом за рыжим бердником, и его резкая перемена в настроении от неё ни укрылась, не спряталась. Она подошла к нему абсолютно голая, с видом, мол просто мимо проходила да поинтересовалась язвительно:

– Что воин, в штанах жмёт, никак?

Она окинула Кайсая взглядом уничижительным, ухмыляясь полупьяно не понять с чего, прямо напротив него останавливаясь, думая, что ставит молодца в неудобное положение, всем видом вызывающим, требуя ответа немедленного.

– Да, нет, – пожал плечами бердник, выходя из задумчивости да отвечая нахалке не задумываясь, – он у меня такой, что никакие штаны не выдержат. Рвёт любые в клочья, заколебался штопать дыры с разрывами. А при вас даже не дёргается.

И с этими словами скинул сапоги со штанами быстрым движением, спокойно уложив их в мешок для переправы предназначенный, при этом нагло уставившись на тело обнажённое, высокородную «муже резку» разглядывая во всех её интимных деталях с близкого расстояния.

Дева стояла вплотную к огню, и он совершенно отчётливо мог разглядеть всё в самых мельчайших подробностях. Глаза его замаслились, в горле ком возник непонятно из чего скатанный. Он его с великим трудом протолкнул будто сухое без воды проталкивал.

Кайсай внимательно рассматривал узор чёрно-матовый, тот, что первым в глаза бросился. Затем полюбовался голубым, прямо точь-в-точь, как у Апити. Дольше всего задержался на розовой ажурной юбочке, отороченной золотым мехом «междуножья», такого же, как на голове цвета один в один.

Дева же, не видя его вожделенных глаз, тем не менее, уже не улыбалась как давеча, внимательно рассматривая его мужское достоинство. Она была абсолютно уверена, что перемена настроенья рыжего заключалась в том, что Кайсаю стало стыдно за возбуждение. Но ошиблась и потому не понимала происходящего, почему он вдруг серьёзным таким сделался, да как показалось даже трезвым. Ни в одном глазу!

А Кайсай ведя взглядом по завихрениям ведьминым, неожиданно для себя стал в голове прокручивать события последних дней, опосля ухода от наставника. И чем дальше углублялся в свои размышления, тем больше убеждался в том, что всё с ним содеянное было неслучайно и имеет далеко идущие последствия. Он даже поглядел на небо, оторвавшись от тела девичьего в надежде увидеть того, чьей рукой направляем в пути да разумом кого наставляется на дорожке жизненной.

Кайсай изначально не боялся закона «не татить», так как никогда не грешил воровством и не собирался промышлять в будущем. Проходить проверку на «вшивость» в одре тоже не боялся ни капельки. Наблюдательность натренированная да мгновенная реакция не давали ни шанса провокаторам его обмануть иль подставить как-нибудь.

Не боялся закона «не блядить», чего боялись многие. Хоть язык у рыжего и был без костей да подвешен, как следует, что на девках заречного поселения отточен до остроты лезвия, за что с благодарностью тут же вспомнил деда-наставника, но и придержать он его всегда мог с лёгкостью. Да и вообще, шутки шутками, а когда начинались разговоры серьёзные, язык у него сам отнимался, а он в тугодума оборачивался.