Страница 27 из 39
§ 273. Действие литисконтестации.
II. Объем присуждения.
b) Уменьшения (продолжение)
Более трудным и спорным, чем до сих пор исследованные случаи уменьшения, является случай, когда без злого умысла или culpa ответчика, т. е. случайно, происходит уменьшение (например, вещь разрушается или владелец лишается владения ею).
Не вызывает сомнений, что во многих подобных случаях ответчик обязан произвести возмещение и что основанием этой обязанности в случае личных исков является просрочка, в случае исков in rem – недобросовестное владение. Однако и более подробные положения об этом, и отношение литисконтестации к обоим упомянутым моментам представляются крайне спорными.
Разногласия у новых авторов можно по большей части выразить так: некоторые говорят, что недобросовестному владению после литисконтестации следует приписывать результат, совершенно аналогичный результату просрочки, поскольку оба обосновывали обязанность возмещения лишь при определенных ограничениях; другие, напротив, полагают, что эти ограничения следует применять только к недобросовестному владению, зато обязанность из просрочки является совершенно безусловной[262].
Но подобный спор воспринимается не только у новых авторов – у римских юристов также встречаются весьма разные мнения (как среди школ, так и среди отдельных юристов)[263]. В частности, отдельные юристы высказывают крайние мнения, т. е. то безусловное утверждение, то безусловное отрицание обязанности возмещения убытков. Последующие великие юристы пытались свести эти крайности к справедливому примирению.
Вышеназванные ограничения касаются двух пунктов: возмещение, как утверждают, должно быть зависимым от того, продал бы истец вещь, если бы она не погибла, равно как и от того, произошла бы наступившая ныне гибель и в том случае, если бы истец завладел вещью ранее. Оба ограничения утверждают то отдельно, то связанно. В обоих, наконец, все зависит еще от того, какая из сторон должна доказывать существование или отсутствие обоих фактических условий. Я оставлю пока эти вопросы без ответа и вернусь к ним только в конце настоящего исследования.
I. В случае личных исков решающим моментом является просрочка, и об этом в случае следующих отдельных исков имеются прямые предписания.
А. В случае стипуляции во многих фрагментах, не вызывающих сомнений, встречается безусловное высказывание, что начиная с просрочки, т. е. еще до любого правового спора, случайная гибель обещанной вещи обязывает должника к возмещению[264]. Полное предназначение этого правила выражается в его противоположности правовому состоянию, которое существует до просрочки в результате просто заключенного договора. В этот промежуток времени ответчик несет ответственность только за такую гибель вещи, которая происходит вследствие его намерения или небрежных действий (не вследствие простого бездействия)[265].
В. Точно такой же принцип безусловной обязанности должен действовать при всех обязательствах (даже без стипуляции), которые связаны с иском о dare oportere (с кондикцией)[266]. То, что вор начиная с момента кражи, вследствие которой он всегда попадает в состоянии просрочки, обязан возместить случайную гибель украденной вещи, поскольку против него действует condictio furtiva о dare oportere[267], представляет собой чистое применение этого правила.
С. В случае договора купли-продажи за случайную гибель проданной вещи также отвечает продавец[268].
D. Наконец, это же правило упоминается и в случае легатов, когда наследник виновен в просрочке во время случайной гибели вещи[269].
Не требует доказательства, что во всех этих случаях должник тем более обязан возмещать, если гибель спорной вещи наступает вследствие его culpa, а не случайно.
В качестве основания этой строгой обязанности, вызванной просрочкой, в одном из приведенных фрагментов называют то обстоятельство, что вследствие просрочки (т. е. вследствие сознательного нарушения права) правомочное лицо лишается любой возможности продать вещь, благодаря чему оно защитило бы себя от всякой утраты[270].
Итак, если эту строгую обязанность следует утверждать начиная с просрочки, то она тем более едва ли будет вызывать сомнение в большинстве относящихся сюда случаев, когда (при отсутствии необходимости доказывать предшествующую просрочку) в правовом споре дело доходит до инсинуации иска или даже до литисконтестации. Ведь именно в этих случаях – при споре об одной определенной вещи (речь идет о гибели только в этом случае) – разбирательство едва ли начнется, если должник не будет находиться в просрочке. Это в особенности будет иметь силу в случае стипуляции, формальный характер которой в большинстве случаев будет исключать любое сомнение в существовании долга[271].
Данное замечание важно для объяснения некоторых других фрагментов, в которых легко можно было бы предположить противоречие только что высказанному правилу. Ведь в этих фрагментах сказано, что обязанность вследствие случайной гибели существует с момента литисконтестации. Конкретно это упоминается в случае стипуляции, легата, договора поклажи и обязательства из in jure confessio[272].
Привнесение argumentum a contrario в эти фрагменты напрашивается само собой, так что их смыслом было бы: только с литисконтестации, а не уже с просрочки. Вследствие этого указанные фрагменты вступили бы в неразрешимое противоречие с ранее приведенными многочисленными свидетельствами, и тогда это противоречие следовало бы считать спором древних юристов, по ошибке включенным в Дигесты. Однако такое объяснение следует решительно отвергнуть уже по той причине, что тот же самый Помпоний в качестве бесспорного основания той строгой обязанности при стипуляции называет в одном фрагменте просрочку, а в другом – литисконтестацию[273]. Те якобы противоречивые фрагменты следует объединить тем, что строгая обязанность возникает с просрочки, а если она случайно отсутствует – с момента начала разбирательства, при этом, согласно особым обстоятельствам отдельного случая, именно литисконтестация может быть тем моментом, который судья сочтет достоверным моментом возникновения просрочки (§ 264). Возможно, что поводом для некоторых этих высказываний послужили реальные случаи, в которых гибель случайно приходилась на время после литисконтестации, так что возврат к предшествующему времени (к просрочке) не имел практического значения.
Кроме того, встречается еще упоминание, что Сабин и Кассий объявляли любую обязанность ответчика вследствие случайной гибели несправедливой и неприемлемой[274]. Это упоминание столь отличного мнения имеет лишь историческое значение, поскольку даже сам юрист, у которого оно встречается, не добавляет к нему собственное подтверждение.
Самый трудный из всех относящихся сюда фрагментов я намеренно хотел упомянуть только в конце данного исследования, чтобы не запутывать и не ослаблять без надобности результат, полученный из достоверных свидетельств, путем добавления к нему непонятного. Это фрагмент, принадлежащий Ульпиану, следующего содержания[275]. Когда у собственника угрозами вымогают раба, то у него есть actio quod metus causa о возврате раба. Если же раб случайно умирает, это может произойти как после вступления в силу судебного решения, так и до него. В первом случае, говорит Ульпиан, ответчику больше не надо ничего платить, поскольку он уже из-за отказа в натуральной реституции обязан возместить тройную стоимость в качестве штрафа, что поглощает любое иное возмещение. Во втором случае, напротив, он обязан возместить стоимость случайно утраченного раба[276]. Этот второй случай следует понимать так, что гибель раба пришлась на время между литисконтестацией и судебным решением[277], так что данный фрагмент относится к числу только что приведенных фрагментов, согласно которым случайная гибель после литисконтестации должна обязывать к возмещению[278]. Ульпиан добавляет, что это же должно иметь силу в случае двух интердиктов: de vi и quod vi.
262
Buchka, Einfluß des Prozesses, S. 202 (где названо много авторов); Wächter, H. 3, S. 133.
263
Keller, S. 170.
264
L. 82, § 1, L. 23 de verb. obl. (45. 1); L. 39, § 1 de leg. 1 (30). Это правило, менее прямо высказанное, но все же узнаваемое, встречается в L. 91 pr. de verb. obl. (45. 1); L. 5, § 4 de in litem jur. (12. 3); L. 23 de pec. const. (13. 5).
265
L. 91 pr. de verb. obl. (45. 1). Но даже при умышленном отчуждении, которое, согласно сказанному, обязывает к возмещению, этот результат впоследствии может стать не имеющим силы вследствие того, что вещь случайно погибнет, поскольку теперь отчуждение больше не будет иметь значения (L. 45 de verb. obl. (45. 1)).
266
L. 5 de reb. cred. (12. 1). Здесь, как и во многих других фрагментах, «dare oportere» является названием кондикций, притом именно их строгих видов, за исключением incerti condictio о dare facere oportere.
267
L. 20, L. 8, § 1 de cond. furt. (13. 1); L. 9 C., de furtis (6. 2).
268
L. 4, 6 C., de peric. (4. 48).
269
L. 39, § 1, L. 47, § 6, L. 108, § 11 de leg. 1 (30); L. 23 de verb. obl. (45. 1).
270
L. 47, § 6 de leg. 1 (30).
271
В этом замечании заключается также подтверждение представленного выше (§ 264) объяснения L. 82, § 1 de verb. obl. (45. 1) («Et hic moram videtur fecisse, qui litigare maluit quam restituere»), согласно которому этот фрагмент (в котором говорится о стипуляции) следует понимать как говорящий не о любом ведении процесса вообще, а только о фривольном, злонамеренном.
272
L. 8 de re jud. (42. 1); L. 12, § 3 depos. (16. 3); L. 5 de confessis (42. 2).
273
L. 5 de reb. cred. (12. 1) и L. 12, § 3 depos. (16. 3); оба фрагмента из Pomponius, lib. XXII, Ad Sabinum. При этом, пожалуй, не следует предполагать контроверзу.
274
L. 14, § 1 depos. (16. 3): «…veluti si homo mortuus fuerit, Sabinus et Cassius, absolvi debere eum cum quo actum est dixerunt: quia aequum esset, naturalem interitum ad actorem pertinere: utique cum interitura esset ea res, etsi restituta esset actori». Последнее предложение этого фрагмента будет принято во внимание ниже.
275
L. 14, § 11 quod metus (4. 2).
276
L. c.: «si autem ante sententiam… tenebitur [а именно о простом возмещении ущерба]… Itaque interdum hominis mortui pretium recipit».
277
Да притом еще определеннее следует допустить, что смерть произошла также до распоряжения судьи о реституции: в противном случае ввиду неподчинения возник бы штраф в тройном размере стоимости, который, как и в первом случае, поглотил бы простое возмещение ущерба. Итак, это была бы настоящая просрочка.
278
Я не хочу считать невозможным, что здесь мысленно можно было бы представить себе аналогию с виндикационным иском, поскольку в трех названных здесь личных исках ответчика все же можно считать и недобросовестным владельцем и поскольку иск quod metus является in rem scripta. Да и вообще, оставим без ответа вопрос о том, винить ли автора в сбивчивости этого фрагмента или компиляторов за неумелую обработку.