Месть демонов

— Знаешь, ты известная идеалистка. Оттого-то у тебя и было столько проблем при жизни.

— Только не надо сейчас обо мне! Моё время прошло, и я мертвая, тут ничего не попишешь. А ты нет! У тебя есть шанс! И я не хочу, чтобы ты этот шанс проворонил.

— Послушай, все не так просто, как тебе кажется. Ты думаешь, я просто взмахну рукой, и здесь расцветут сады? Проблема в том, что мир этот не изолирован, а связан с тем, настоящим, в котором… слишком уж много гадости происходит последнее время. И эта гадость прямым потоком льется сюда.

— Она льется, потому что ты её пропускаешь! Ты мог бы поставить барьер и мощные фильтры, если бы только хватило мозгов!

— Если бы дело было только в мозгах, они бы уже стояли! Ты просто не знаешь, о чем говоришь. Это трудно!

— Но ты не сказал — невозможно.

— Это почти одно и то же.

— Зацепись за слово «почти».

— Пустая софистика.

— Ты думаешь, я стала бы на неё время тратить? Я верю, что ты сможешь спасти этот мир. Ты просто должен его спасти! Если ты не можешь даже тут спасти ситуацию, что говорить о реальности?

— Ты рассуждаешь, как демоны. Они тоже связали эти две вселенные. Чтобы спасти ту, сперва надо спасти эту.

— И правильно! Если разрушаешь себя, почему бы не пойти и дальше? Да ты идеальный кандидат для апокалипсиса, с твоим-то стремлением культивировать всякую дрянь! До чего же логичные существа эти демоны!

— Логичные, — повторил я машинально.

— И в этом их главная слабость! Это их уязвимое место! Логичные — равно предсказуемые. И ничего, что логика у них немного повернутая! Надо всего лишь понять её суть, принять эти правила и… их можно запросто обойти!

— Понять бы еще, где главный корень всех бед, и два мира, считай, спасены.

— Сказать тебе, что ты ищешь?

— Что?

Лес неожиданно кончился, и теперь мы с Даной стояли у самой его опушки, а дальше расстилалась багровая, потрескавшаяся земля — царство вулканов и лавы.

— Вот видишь, еще одно доказательство, — отвлеклась Дана. — Они выбрасывают столько яда, что я диву даюсь, как этот мир еще не задохнулся. Тебе, наверно, туда.

— Ясное дело.

Я сделал первые шаги вниз, по каменистому склону, у подножия которого яростно бурлила река из жидких металлов.

— Ты должен избавить себя от мысли, что ты плохой! Избавить себя от чувства вины перед всеми! Ищи чувство вины!

Я обернулся, чтобы последний раз посмотреть на Дану и, быть может, даже взглянуть ей в глаза, но увидел лишь чернеющие стволы голых елей — Дана дикой кошкой скрылась в мертвых лесах, молниеносно и тихо.

«Что ж, пойду дальше», — подумал я, отвернувшись от мрачной чащобы и продолжив спускаться.

***

Нет смысла подробно рассказывать обо всем, что встретилось мне на пути к неведомой цели. Всё равно в памяти путешествие сохранилось отрывками, из которых в последствие я так и не сумел собрать цельной картины — каких-то кусочков все время не доставало.

Что запомнилось хорошо, так это правота Даны: в своем странствии я увидел почти все, о чем она говорила. И ядовитые вулканы, и безжизненную пустыню, где чуть не умер от жажды, и царство вечных льдов, грозившее убить холодом, и штормящий океан, пролив которого пришлось пересекать на хлипком плоту. Уже почти у самого берега плот налетел на острые камни и разлетелся на мелкие щепки, так что до суши пришлось добираться вплавь.

Призраки со знакомыми лицами появлялись все чаще, но я внял совету и перестал их слушать. Ничего нового они все равно сказать не могли — я знал эти обвинения наизусть. Так что полупрозрачные мороки почти не беспокоили.

Но виденные мною картины поражали воображение. Очень странное, двойственное чувство охватывало меня всякий раз, когда я попадал из одной локации в другую, не менее суровую и истерзанную. С одной стороны, я испытывал изумление и даже священный ужас — неужели я храню всё это в себе? Но с другой — в глубине души я всегда знал об этом. Вот только увидеть это вживую все равно было большим потрясением.

Временами мне попадались крохотные клочки тепла и света, но я никогда не подходил к ним, зная, что уйти оттуда будет непросто.

Издалека я увидел уютный домик Сэма и Кайсы. Ричард тоже был с ними: счастливый девятилетний парень. Они с отцом чинили флаэр, а Кайса ходила с лейкой и поливала роскошный цветник. До меня донесся легкий аромат роз и кофейных зерен.

Чуть дальше стоял институт практической магии. Я увидел, как Ингрид шагает к нему рука об руку с кем-то, а в руке у неё зажат черный портфель. В жизни Ингрид так и не доучилась из-за меня.

Элвис и Кора жили в просторной квартире — я увидел их мельком через окно. Тонкий силуэт великой гимнастки то появлялся, то пропадал из виду — Кора ходила по комнате, баюкая младенца, которому в жизни так и не довелось родиться. Элвис сидел в кресле и читал книгу. Я не видел обложки, но знал, что это его любимые приключения.

По-настоящему удивился я, встретив Чака, который изучал аномалию. Несмотря на жестокий обман и предательство, и ему нашлось место в моей душе — все же я мог понять, почему он так со мной обошелся.

Мы даже перебросились с ним парой фраз. Чак сожалел о своем поступке и рассыпался в извинениях. Я сказал, что простил. Чак не верил, пока я не объяснил, что иначе его бы тут вообще не было. На этом мы расстались. Друзьями.

Я видел Тора, Джейн и Долану, видел Леонору с малышкой Селеной, видел координатора Ди. Всем нашлись уголки в моем сердце.

Хотелось подойти к ним и отдохнуть хоть немного, но я заставлял себя продвигаться вперед: в этих домах и садах чувства вины не найти. Там только добро, понимание, свет. Там только хорошее. А я, вот парадокс, ищу плохое. Ищу самую гадость. Хотя, никогда не считал гадостью чувство вины, и это сбивало с толку.

Я все шел, дорога петляла и извивалась, но никак не хотела приводить меня к цели. Быть может, потому что я не знал, как эта цель выглядит? Чувство вины — хорошо, но что его олицетворяет? А может, я не был уверен, что это именно тот изъян, о котором говорил сверхдемон. Я сомневался, как и тогда, в междумирье.

Даже не знаю, сколько бы я еще пропетлял по закоулкам своего сердца, если бы не одна случайная встреча.

Это произошло, когда я, до смерти уставший и почти отчаявшийся, прилег отдохнуть посреди пшеничного поля — на удивление чистого уголка души. Но даже здесь все было пронизано светлой, щемящей печалью, от которой хотелось плакать.

Солнце застыло над горизонтом, словно не зная, уходить ему или остаться. Ветер волновал озаренную золотыми лучами ниву, укладывал колосья причудливыми полосами. Было прохладно, особенно на земле, но все же не так холодно, как во льдах, и потому я позволил себе короткую передышку.

Я лежал посреди бескрайнего поля, положив руки за голову и глядя в глубокую синеву неба. Когда надо мною, резвясь, проносился ветер, самые маленькие колоски ласково щекотали лицо.

Я знал, откуда взялось это поле. Знал это чувство, но не мог подобрать ему название. Какая-то холодная свобода, когда вроде и счастье рядом, но почему-то совсем невеселое.

Услышав шаги, я решил, что это проделки ветра, и лишь когда на меня упала длинная тень, встревожился и вскочил на ноги.

Меня будто водой окатило. Я был готов повстречать тут кого угодно, но это заставило сердце стучать в десятки, если не в сотни раз быстрее и громче. Слишком глубоко я уже забрался.

— Привет, Скорпион.

Рядом со мною стояла Амора. Точь-в-точь такая, какой я её запомнил: серый походный комбинезон, скромно убранные волосы, усталое лицо, таинственная улыбка. Я впервые подумал, что она похожа на Фриггу. По крайней мере, похожа больше, чем Дана или Ингрид.

— Здравствуй.

— Я рада, что ты наконец пришел. Последние годы ты у меня почти не бывал. Я слишком далеко. И все-таки здесь. Спасибо.

— За что?

— За то, что дал возможность тут жить. В том мире я умерла, а здесь — нет. Это, наверно, важно для каждого — чтобы после смерти кто-то сохранил его в своем сердце. Это фактическое бессмертие. И ты подарил мне его, как и многим другим.