Страница 168 из 202
Случай для неё, без сомнений, трогательный, позволил расслабиться. В этой комнате Нару впервые прикоснулся к её обнажённому телу, позволил объять своё; злиться на него сейчас, во всяком случае, долго, она бы никак не смогла.
Всё не так плохо, — вздыхала Май, утешая себя. Её взгляд не щадил тихо спящего Сибую, то и дело млея от его спокойного и ничуть не хмурящегося лица. — Я могла бы влюбиться в Джина. Вот тогда бы у меня были большие проблемы. Любить призрака, как это?.. — прокручивала она многое, сказанное в порыве гнева, страсти и отчаяния в этих стенах. — Не хотелось бы мне это узнавать, тем более, что уже совсем скоро Нару закроет меня в рёкане, а сам пойдёт охотиться. Как же мне до него достучаться? Я знаю, что хозяйка не покажется ему, она не боится, не желает покидать этого дома, она чувствует себя живой и всесильной. Если уж кто и сможет её выманить, то это я! — несмотря на веру в правильность своих поступков, Май поняла, что боссу её план не понравится, увенчается он успехом или с треском провалится — это будет иметь мало-мальское значение.
Ещё раз всё обдумав, Танияма вылезла из юкаты Нару и аккуратно накрыла его. Сибуя расслабился ещё больше. От тепла его тело успокоилось. Май же отползла к своим вещам, оставшимся возле футона, и, облачившись в свою коричневую юбку и жёлтую кофточку, посмотрела на известного исследователя.
Пожалуйста, прости, что поступаю именно так, знаю, тебе будет неприятно, но мне ещё хуже, поверь, — она мысленно извинилась и в который раз бросила взгляд на футон. — Ууу… Как же меня это раздражает! — Май сквозь зубы выпустила пар и со злости свернула простыню, намереваясь забрать её с собой. Футон она вдвое сложила и уже с более спокойной совестью покинула комнату известного в узких кругах профессора и исследователя Оливера Дэвиса.
II
— Знаешь, кажется, мы здесь уже больше четырёх часов просидели. Солнце садится, — Такигава упирался локтями в колени, подпирая широкими ладонями подбородок. Мысли о ссорах отпали сами собой. Нао о них позабыл… — Самый курьёзный закат, который мне приходилось встречать. Кому расскажи, будут смеяться.
— И чего здесь смешного?! Непониманию твоего оптимизма, — Аяко сидела в купальне, широко раскинув руки на кафельные края неглубокой чаши. Колонна перед её глазами двоилась, а, быть может, уже и троилась. Немного сил оставалось в руках, и именно ими она пыталась не дать своему телу скатиться до горизонтального положения.
— Ну как тебе сказать, женщина юмора не поймёт, а мужчина — запросто! Если я кому-нибудь расскажу, что застрял в купальне с симпатичной обнажённой женщиной и с самой первой минуты мечтал лишь о побеге, то меня сочтут либо застенчивым, что среди нас, мужчин, комплиментом не является; либо глупцом, коль сижу четыре часа сложа руки.
— Ты глупец! — блеснула она остроумием.
— Спасибо, ты меня очень утешила, — повесил голову Такигава, будучи добитым самым низким из возможных ударов — прямо по его мужскому достоинству.
— Ты глупец, но не потому, что не воспользовался ситуацией, а потому, что до сих пор сидишь и ни черта не делаешь, хотя уже давно бы мог прекратить думать о моём обнажённом теле и заняться этой проклятой дверью!
— Имущество портить не хочется, — тяжело вздохнул Монах. — Жалко мне Нао. Достанется ему от матери по первое число, правда, ему до её приезда ещё стоит дожить. Смею предположить, что ты его уже не единожды четвертовала.
— Четвертовала, колесовала, на кол посадила и чего только не сделала! — торопилась она в разговоре. — Начинай уже мозгами шевелить! Мой с минуты на минуту откажет. Не хочется мне плавать перед тобой кверху попой.
— Ты права, я бы предпочёл иной ракурс, — мечтательно вздохнул он.
— Идиот, лишь мужчины, утонув, всплывают лицом кверху, — язвительно высказалась она. — Думай уже скорее!
— Ну, хорошо, — сдался он. — Есть у меня один план! Посмотри перед собой.
— И что? Окна как окна! — высказалась она, посмотрев уже в сотый раз на множество окошек во всю стену.
— Нет, ну твой мозг точно потёк! Какое-нибудь из них, как пить дать, открывается. Я могу проверить каждое, вылезти наружу и открыть дверь.
— Так я тебя и подпустила! — голос Аяко прозвучал угрожающе.
— Ну а я о чём?! — пожал он плечами. — Я так и думал, поэтому не стал предлагать. Но я так полагаю, что Нао ждать уже бесполезно. О нас вспомнят лишь к одиннадцати часам, когда Нару начнёт проводить очередное собрание. Выбирай, ждать ночи или пустить меня к окну?
— Нужен ты кому-то! Я сама могу окна проверить, если ты соизволишь отвернуться!
— Ну да, да. А ещё ты нагишом вылезешь через окно, оббежишь всё здание и откроешь мне дверь. Я так думаю, что ты меня здесь не бросишь, не пойдёшь же ты в рёкан в таком виде, конечно, если не решишь листиком каким-нибудь прикрыться.
— Мерзавец ты, а не монах. Язвишь, когда женщина в таком положении!
— Ну это смотря какая женщина. Будь ты не такой упёртой, то мы бы выбрались отсюда давно. Я же сказал, надень мою футболку! Она длинная, я ничего через неё не увижу, спокойно пройду к окну и сделаю всю грязную работу.
— Сама всё сделаю! Я решила! Отворачивайся давай!
Нет, ну что за упёртая баба?! — Такигава недовольно фыркнул, после чего отвернулся.
— Если не дотянешься, то зови, подсажу! — ухмылялся он, вскоре услышав нетипичное для походки волнение воды. Аяко упала, уронив вместе с собой сердце Такигавы. — Вот же дура! — бросился он на помощь, незамедлительно выловив высокомерную мико из купальни. — Одевай и не привередничай! — натянул он свою зелёную футболку ей на голову, заставляя её дрожащие руки влезть в рукава.
Матсузаки потряхивало от пережитого потрясения даже меньше, чем от действий Монаха. Она без сопротивлений и с немалым трудом облачилась в его футболку, которая на мокрое тело никак не хотела налезать должным образом. И вот, спрятавшись за копной мокрых волос, она дрожала в руках Такигавы, который и сам от испуга перестарался и вцепился в её предплечья так, что ненароком мог наградить жрицу парочкой незаслуженных синяков.
— Всё уже! Не переживай ты так, я старался на тебя не смотреть! — приводил он в чувства как мог.
— Вытащи из-под меня свою ногу, идиот! — панически вибрируя всем телом, изрекла она.
— Ногу… — Такигава опустил глаза и, узрев, что усадил жрицу на своё колено, дабы она не скатилась по стеночке обратно, отвернул голову, ответно покраснев.
Я на самом деле не думал ни о чём таком! Это вышло случайно… — выстраивал он оправдания для самого себя, прилагая максимум сил, чтобы сохранить трезвость ума и всякое желание плоти.
— Извини, это был рефлекс, — он приподнял Аяко и, усадив на край купальни, поспешил отойти. — Голова точно больше не кружится? — спросил Хосё, не оборачиваясь. Он и сам ощутил гуляющую в теле дрожь, намереваясь приложить все имеющиеся у него силы, дабы не позволить этому чувству взять верх.
— Не бойся, — донеслись уже более холодные слова. — Второй раз я не нырну в этот онсэн.
— Хорошо, тогда за дело! — Такигава бы засучил рукава, но поздно понял, что вот уже четыре часа провёл с открытым торсом, вздрагивая от одной мысли, какие фантазии могли прийти в голову его тщеславной коллеги. — Нашёл! — выкрикнул он вскоре. — Жди! Сейчас зайду с другой стороны.
Хосё полез в окно, Аяко же предпочла на это не смотреть. Во многом это бесило.
Идиот, какой он всё-таки идиот! — ругала она про себя Монаха, вкладывая всю душу в созидательную силу спокойствия.
За дверьми кто-то заскрёбся, послышались торопливые перемещения и совсем скоро плечи Матсузаки накрыла длинная сине-белая юката.
— Я же сказал, что всё получится! — из-за спины выглянул Такигава со своей коронной улыбкой. — Ладно, давай я тебе помогу добраться до рёкана, а уж там ты будешь уничтожать своим корящим взглядом всех и вся.
Аяко пришлось смириться с тем, что Хосё взял её на руки, однако она никак не могла смириться с тем, что он не удосужился накинуть юкату и на себя.