Страница 6 из 87
Ник тоже улегся и погасил лампу. Несмотря на усталость после насыщенного дня, спать никому из них не хотелось. Мадлон вспомнила, о чем хотела спросить еще при первой встрече:
— Скажи, а в чем особенность ваших новых андроидов? Я слышала, их называют более человечными — почему?
Тот охотно откликнулся:
— Из-за того, что они могут чувствовать. Первое поколение — это роботы в чистом виде, разум, быстрота, ловкость, отсутствие эмоций. В общем-то, они хорошо справлялись с той работой, которую им поручали, а чувства могли изображать на лице в соответствии с ситуацией. Людям этого иной раз хватало. Слышала, наверное, байки про семьи, которые разваливались из-за того, что жена ушла к искусственному слуге, а муж — к секретарше-гиноиду, или про детишек, которые привязывались к механической няньке крепче, чем к собственной матери… Но мы всегда стремились достичь большего, переплюнуть собственного творца, как говорит мой дядя. Новое поколение с И-мозгом — это, по сути, искусственные люди. Правда, у них нет нашей хваленой свободы воли, но они испытывают эмоции, запоминают их, формируют собственный опыт, память, привязанности. Они понимают нас гораздо лучше, чем те, из первого поколения. С ними проще общаться. Они будут очень полезны в космических экспедициях — собственно, в основном для этого мы их и создаем. В космосе к андроидам относятся лучше, чем на Земле. Здесь они все еще слишком многих раздражают своим совершенством. Вот ты, к примеру, как бы к ним относилась?
— Думаю, что хорошо. Меня совершенство не раздражает, а радует. Мне было бы интересно посмотреть на этих роботов. Покажешь?
— Конечно, — Ник пошевелился, устраиваясь поудобнее. — Слушай, а ты модифицированная, да? Извини, что спрашиваю, просто…
— По-моему, сейчас большинство людей в той или иной степени усовершенствованы. Разве ты не избавлен от наследственных болезней?
Он помрачнел.
— Нет. У моих родителей не было средств на улучшение генома, так что не удивлюсь, если когда-нибудь у меня начнется рак или еще какая-то гадость. А твоя внешность — она тоже сделана на заказ? Ты очень красивая.
— Моя мать хотела, чтобы я выглядела как она, только лучше.
— Ясно… — Ник зевнул. — Слушай, я завтра утром пойду на соседний гребень, рассвет пофотографирую. Хочешь со мной?
— Хочу. А во сколько?
— Я тебя разбужу.
В пять часов Ник растолкал ее. Поеживаясь от холода, Мадлон выбралась из палатки. Было еще совсем темно, на востоке едва разгоралась светлая полоска. Над черным иззубренным гребнем висел тонкий серпик стареющей луны. Но лагерь не спал — там и тут мелькали огоньки фонарей, в большой кухонной палатке горел свет.
— Не мы одни ранние пташки, — заметил Ник. — Кто-то, похоже, на восхождение собирается.
Они пересекли палаточный городок и начали подъем по склону, покрытому жухлой травой. Выше трава сменилась каменной осыпью, а осыпь — плотным снегом. Они выбрались на гребень как раз в тот момент, когда из-за цепи гор на востоке показался край золотисто-оранжевого солнечного диска.
— Успели! — Ник схватил Мадлон за рукав. — Здорово, да? Смотри, какие горы кругом стали!
Рассвет залил розовым снежные вершины. Далеко за хребтом расстилалась предгорная равнина, сейчас плотно закрытая облаками, и эти облака горели под лучами восходящего солнца. Они походили на волны густой пены, в них так и хотелось зарыться. Мадлон улыбнулась, глядя на распахнувшуюся панораму. Это было гораздо красивее, чем на экране! Она почувствовала на себе пристальный взгляд Ника и обернулась.
— Что ты так на меня смотришь?
Он немного смутился.
— Просто… Мне сперва показалось, что ты какая-то замороженная, а теперь вижу, что вроде бы нет, нормальная. По крайней мере, природа на тебя действует как на всех. О, встань-ка сюда, вдвоем сфотографируемся, — Ник достал свой КПК. — Ага, нормально получилось. Ты как в сети записана? Я тебя сейчас в друзья добавлю и фотографии сразу скину.
Мадлон сказала фамилию.
— Отправил, — сообщил Ник. — Слушай, я тут хотел еще кое-что сказать… — он запнулся, помолчал и выпалил: — Ты мне нравишься, давай встречаться?
Мадлон подумала, что он выбрал очень романтичную обстановку для признания, и что на другую девушку это, пожалуй, подействовало бы. Но она редко испытывала сильные эмоции, особенно к людям, и Ник не был исключением. Чтобы не обижать его прямым отказом — так-то он, кажется, неплохой парнишка, во всяком случае забавный — Мадлон ответила:
— Ты меня почти не знаешь, да и я тебя — тоже.
Он в замешательстве сдвинул на затылок свою смешную шапку.
— Ну… А что именно ты хочешь обо мне узнать?
Этот вопрос поставил ее в тупик.
— У тебя кто-то есть, что ли? — нетерпеливо спросил Ник и сам себе ответил: — Да нет, на твоей странице ничего такого не указано.
— У меня никого нет, — сказала она. — Послушай, можно мне подумать? И да, спасибо за предложение.
Ник не пытался скрыть разочарования.
— Я тебе что, совсем не нравлюсь?
— Просто я пока не знаю, будем ли мы полезны друг другу…
— Чего? — изумился он. — Ты о чем?
— В общем, я подумаю, — торопливо добавила Мадлон. Ей совсем не хотелось объяснять ему то же самое, что недавно она объясняла Эду. — Пойдем в лагерь, а то на завтрак опоздаем.
После завтрака начались занятия — скорее, проверки, чтобы разделить курсантов на группы в зависимости от степени их подготовки. Инструктор, улыбчивый парень, немного похожий на Ника, привел группу в каньон к ледопаду. Подробно рассказав и показав всем, как следует обращаться с ледорубом, он оставил курсантов тренироваться задерживать падение на льду, вырубать ступени и ввинчивать крючья, а сам позвал Ленни Стривера, который пришел позже всех, и вместе с ним повесил на крутую часть ледопада две страховочных веревки. Началось ледолазание, Мадлон заняла очередь за Ником.
— Сложная трасса получилась, — заметил Ленни, — никто до самого верха еще не забрался.
— Я залезу, — сказал Ник. Стривер как раз спустил альпинистку, которая дольше всех карабкалась по участку с отрицательным уклоном. Подождав, пока девушка отстегнется, он с усмешкой передал веревку Нику:
— Валяй, покажи всем мастер-класс.
Ник действительно неплохо лазил, но все-таки переоценил свои возможности. Промучившись на уступе минут десять, он махнул рукой: «Вниз!». Выражение лица у него было злое и раздосадованное. Ленни спустил его и молча передал веревку Мадлон. Та полезла. Ребята, поднимавшиеся до нее и Ника, вырубили в ледяной наклонке ступени и облегчили ей задачу, но на уступе она, как и все, затормозила. Страховочная веревка, раньше помогавшая, теперь начала оттягивать от стены, и Мадлон сорвалась.
— Тебя спускать? — крикнул Стривер.
— Нет!
Она еще дважды попыталась подняться, но всякий раз терпела неудачу. Внизу ждали, и только чтобы дать возможность другим испытать свои силы, Мадлон наконец спустилась.
— Ну ты упорная, — хмуро усмехнулся Ник. — Я, пожалуй, еще раз попробую.
Он попробовал раз, другой, третий, но так и не забрался. Очередь под веревкой рассосалась, часть курсантов перешла на соседнюю трассу, а большинство ушло в лагерь обедать.
— Что, ребята, на страховке постоять не хотите? — предложил Стривер. — Я бы тоже полазил, размялся.
— Давай, — Ник сразу занял его место. — Посмотрим, что у тебя получится.
Стривер залез, и довольно быстро. Мадлон подумала: «Раз он сумел, значит, это все-таки возможно», и когда Ленни спустился, опять пристегнулась к веревке, не слушая Ника, который бурчал в адрес Стривера: «Еще бы, с таким-то ростом и я бы смог».