Гнездо змеи

Марго огляделась, в зале всё также – кругом чистота, только намного теплее и уютней, чем тогда, в сентябре.

В печи потрескивают дрова. Горит керосиновая лампа. Окна не завешаны, и сквозь тюль пробивается фиолетовый вечер. На столе такой же маковый пирог, как в прошлый раз. «Наверное, Акулина испекла, а кто же ещё?» – улыбнулась Марго. Приятно было осознавать, что Серафим ждал, готовился.

Потянулись длинные дни. Марго скучала от однообразия и отсутствия людей и развлечений. Серафим словно выжидал, выдерживал её что ли. Марго терпела, не задавая лишних вопросов. «Но зачем? Может я, что сделала не так? Целый месяц в этом склепе. Нет, я не вынесу», – взвыла она на третий день. Решив развеяться, собралась прогуляться по известному с осени маршруту.

Когда вышла за ворота, удивилась расчищенному под лопату снегу.

«С ним точно не соскучишься…» – Подумала о Серафиме.

Городок спал засыпанный снегом. Марго прогуливалась, оглядываясь вокруг и удивляясь – куда не глянь кругом огромные сугробы. Она давно отвыкла от снежной зимы. В большом городе снег надолго не задерживается. В глазах рябило. Из-за наметённых куч по обочинам не видно даже прохожих и первых этажей домов.

Замшевые сапоги на высоком каблуке скрипели в морозном воздухе. Лисья шубка грела. Мимо прошла женщина в зимнем пальто, закутанная в шаль. Она шла быстро, но поравнявшись с Марго, сбавила шаг.

Марго снисходительно ей улыбнулась: «Как они здесь живут, засыпанные заживо снегом?»

Не заметила, как вышла на городскую площадь возле «Дома культуры». Заглянула в промтоварный магазин, зашла в книжный – купила пару открыток и два журнала – «Советский экран» и «Работницу».

Возвращаясь назад, у дома Серафима оглянулась. Интересно, а если бы тот парень, тот шофёр из прошлой осени проезжал мимо узнал бы он её? В этот раз она бы не удержалась. Да если бы захотела, он ел бы с её руки! Марго вздохнула и вошла во двор.

– Почему лицо не умыла? – встретил Серафим.

– Лицо? – растерялась Марго.

– Ты что, уже забыла? Я ж тебе в прошлый раз наказывал – переступив порог дома, ты должна смыть всю ту мерзость, что налипла на тебя там, – и он указал пальцем в сторону окна, – и не только с рук, но и с лица! На тебе сейчас не только грязь и пыль, но и глаза завистливых и больных тварей, что ходят на двух ногах по этой земле! Их глаза висят ошмётками, как черви на тебе! – Он ткнул в Марго пальцем. – Посмотрись-ка в зеркало!

Схватившись за лицо, Марго с ужасом подбежала к зеркалу, но ничего не увидела, кроме раскрасневшихся на морозе щёк. Она обернулась на Серафима.

– Не увидела? И не увидишь никогда, если будешь думать о чём попало… Иди, умойся и ледяной водой. Ледяной! – Указал он на дверь.

В слезах Марго выбежала в коридор. Первый раз Серафим так с ней разговаривал, сверля глазами, как ножами.

Когда она «чистая» и пристыжённая вернулась, Серафим тасовал карты:

– Садись, нечего баклуши бить. Займёмся и делами, благо у нас их целый ворох. Разложи-ка карты. – Он протянул внучке колоду.

На следующий день после завтрака, как обычно Серафим исчез. Марго теперь знала, где дверь его комнаты. Она уже свободно ориентировалась в пространстве дома. Правда, не каждая дверь перед ней открывалась, но закоулки коридоров теперь не казались лабиринтами. Дом продолжал держать оборону, но не так пугал, как раньше.

Марго не переставала удивляться Серафиму, его замкнутой жизни. Казалось, он пребывал в кромешном одиночестве. Вёл абсолютно уединённую жизнь затворника. Но это на первый взгляд. Ведь кто-то ему доставлял продукты, готовил, накрывал на стол, убирал огромный дом и сад. Марго догадывалась, что это возможна та самая Акулина, которую старик от неё прятал. Как и где прислужница хозяйничала? Марго никак не могла застигнуть эту женщину. Невидимка. Порой Марго казалось, что Серафим её выдумал, а всю домашнюю работу выполняют крысы или мыши! Она бы не удивилась и поверила скорее этому, чем в мифическую Акулину. От подобных мыслей и вопросов, не столько голова шла кругом, сколько сердце начинало биться от случайного скрипа двери, шороха или тени мелькнувшей в конце коридора.

Марго догадывалась, что видит только то, что дозволено видеть.

Прочитав от корки до корки, купленные журналы, не зная, куда себя деть, она решила выйти во двор, подышать воздухом. Когда шла по коридору, увидела приоткрытую дверь. Остановилась. «Быть такого не может. Все двери в доме всегда закрыты. Большинство из них – заперты. Серафим? А может Акулина?» Марго на цыпочках, подошла к двери.

Как только переступила порог маленькой с низким потолком комнаты, в нос ударил знакомый и таинственный запах. Так вот каков источник запаха в доме! Комната вся была увешана пучками и вениками из трав. От резкого травяного дурмана в голове помутнело.

Тусклый зимний свет пробивался сквозь маленькое оконце. В правом углу комнаты от потолка до пола свисало нечто странное и жуткое на вид – пшеничного цвета патлы, похожие на волосы. Марго подошла ближе. Коснулась рукой – на ощупь что-то наподобие пакли. «Пряжа из льна? Сколько её много. Скальп великанши…» Марго передёрнула плечами, отвернулась. В другом углу интереснее – стояло соломенное чучело бабы в сарафане, похожее на чучело «Масленицы». «Может она и есть?» На голове чучела – венок из серо-голубых пожухлых цветов. Волосы – косы из сена. Вместо глаз и рта – цветы и ягоды, засушенные, тёмно-фиолетовые, жёлтые, бордовые.

Кто-то тронул за плечо.

Вскрикнув, Марго обернулась.

– Тише, – Серафим коснулся пальцем её губ. – Испугалась?

Она не могла ответить, сердце стучало. В голове мутило от удушливого запаха трав. Серафим не сразу отнял палец от губ. Марго замерла, не смея шелохнуться. Он никогда не стоял так близко. Его палец с губ скользнул по подбородку. Затем он двумя руками взял Марго за плечи. Запрокинув голову, она обмякла.

… шум водопада нарастал. Гурлящая пропасть внизу. Её не видно, но если чуть-чуть нагнуться, то можно увидеть, что творится там, куда падает огромная волна. Скользкий камень из-под ног летит туда быстрее взгляда. И вот двумя ногами ты ближе к концу. От ледяного тумана, что поднимается из бездны, холодеют ноги. Стынет всё внутри. Пропасть гудит, ожидая тебя. Ты даже не можешь кричать. Крикнешь, и пальцы разожмутся. Да и кто услышит, проклятый водопад переорёт тебя. Болтаешь ногами, а сил подтянуться нет. Они уходят последние силы. Выступ! Ты нащупываешь его ногой, замираешь. Только бы не сорваться. А вверху островок серого неба, и тебя словно тянет кто, вытягивает. Пальцы немеют. И ты тянешься из последних сил. Ну же!

Щекой прижимаешься к земле и, кажется, сейчас задохнёшься. Лежишь, не чувствуя тела, а только запах. Запах мха и какой-то гнили, такой родной, приятной. Открываешь глаза медленно, не веря чуду. Руки выдернуты, ты не можешь ими пошевелить.

Уроды! – кричишь ты пионерам из своего отряда, но до тебя ли им. Ты могла бы сто раз сорваться, а они тупо прыгают возле костра. Чтоб они все сгорели!

– Уроды! – кричит Марго.

Она хватает за руку Серафима. Такую большую, тёплую. Чтобы не случилось – она не выпустит её. Пахнувший овчиной жилет такой родной. Дрожа всем телом, она тычется в грудь Серафима. «Где же ты был столько лет?» Никто и никогда не гладил её так по голове. Всё слишком хорошо, чтобы быть реальностью…

***

Все остальные дни накрыли Марго лавиной. Она спутала день с ночью, настоящее время с прошлым, реальность с мистикой. Находясь в замкнутом пространстве дома, она забыла, напрочь, о той жизни, какой жила все эти годы. Серафим был безжалостен и требователен. Он явно спешил.

По ночам к Марго являлась «Масленица» в сарафане. Длинные заскорузлые пальцы выдирали из её венка травинки, махонькие засохшие цветы. Она вздрагивала всякий раз, смотрела ягодами-глазами и напевала голосом Серафима: «Травки разные бывают – одна вылечит и воскресит. Другая же – с ума сведёт… убьёт».