Страница 9 из 11
Их маршрут был не им выбран и не им предопределен. Он ничего не мог изменить, не мог поступать иначе, чем поступал. И все-таки было что-то в этой ночевке, что-то прекрасное и… предосудительное.
Он с удивлением думал о том, как переменчива судьба человека. Еще десять – двенадцать дней назад они были посторонними людьми, а тут, вот этот неожиданный вечер у костра, разноцветные мешочки-скатерки, медведи… И Надя… В брезентовом чехле не так мягко и тепло как в спальнике, но она уже спит, забыв и усталость, и медведей. Спит, доверчиво прижавшись к нему. Он чувствует ее тепло, ее дыхание… Семья не монастырь, в этом Викентий Петрович прав, и что человек может искать у другого человека частицу чего-то ему необходимого, тоже правильно. Но должна же быть какая-то мера всему, какая-то граница? Должна! А какая? Как определить, где это частица, а где уже много?..
Костер потрескивал, отбрасывая по сторонам отблески света и излучая тепло до тех пор, пока дрова не прогорели. Тогда огонь загас, но не сразу. То там, то здесь еще пробивались последние язычки пламени. Наконец, осталась только груда раскаленных углей, медленно подергивающихся серым пеплом.
А Илья все еще лежал и думал. И чем ближе и доверчивей прижималась к нему во сне Надя, тем беспокойней становилось у него на душе…
6
В долине совсем стемнело, когда они по раскисшей от дождя тропе вышли к лагерю. На берегу реки горел яркий сигнальный костер. Удивительное дело! Когда они подъезжали к месту на машине и деревушка и лагерь показались Наде затерянными в глуши, стоящими на краю света. А теперь, когда они вышли к нему со стороны гор, лагерь казался ей чуть ли не центром культурного мира.
Солдатов передал Наде радиограмму – Люся поздравляла ее с днем рождения!
Илья ушел докладывать Викентию Петровичу о их возвращении и Надя поделилась своей новостью с Машенькой.
– Ты знаешь! У меня сегодня день рождения, а я и позабыла. Такой маршрут был интересный, такой маршрут…
– Да? Поздравляю! – невпопад и даже, как показалось Наде, равнодушно сказала Машенька. Она смотрела в сторону палатки Викентия Петровича, откуда шел Илья.
С днем Рождения!
Повариха Шура налила две миски ухи. Надя ела терпеливо. Ей хотелось поскорее рассказать всем и о том как они ходили с Ильей, и о медведях, и о том, что ей сегодня исполнилось двадцать лет, но в лагере уход в маршрут и возвращение из него считались обычным явлением. Илья ел не спеша, Шура подливала ему добавки, а Машенька не давала поесть спокойно, теребила, расспрашивала о всяких пустяках. Вошел Викентий Петрович, поздоровался с Надей и ушел обратно к себе в палатку. Он и Машенька не смотрели друг на друга.
Что-то произошло между ними, но что? В это они никого не собирались посвящать.
Надя вдруг почувствовала себя одиноко. Она ушла в палатку. Маленькая, на шести растяжках, с низкой покатой крышей, так что встать во весь рост не могла даже Машенька – это все-таки была ее палатка, дом, где Надя могла чувствовать себя спокойно и независимо, даже от Викентия Петровича. Странно! Кто-то все-таки вспомнил о ней – на ее постели лежал большой букет полевых цветов.
Она поставила букет в банку у изголовья и хотела написать письмо, но пришла Маша и позвала в баню.
Баня оказалась маленькой и до того жаркой, что стены и черный потолок ее были сухими и горячими. Только пол хранил влагу, так как по нему тянуло холодом от двери. Окна в бане не было, его заменяло маленькое застекленное отверстие. В углу на каменном очаге грелся чугунный котел с водой. Широкая лавка заменяла полок.
Надя и Машенька разделись. Первое ощущение жара прошло. Наоборот, почему-то выступили мурашки.
– Сначала помоем голову, – сказала Маша. – Только вот поддадим парку.
Она плеснула на камни ковш горячей воды. Струя горячего воздуха обдала Надю, обожгла уши. Тело стало покрываться испариной.
– Еще? – спросила Машенька.
– Хватит.
Надя сидела на лавке, поглаживая ладонями бедра и колени. Потом встала, налила во второй таз воды. Немного согнувшись в талии, чтобы не касаться головой низкого черного потолка баньки, она распустила косы. Волосы рассыпались по плечу оттеняя белизну и нежность кожи. Надя разбирала их, расчесывала гребнем.
В баню…
– Ишь ты, какая! – словно только что разглядев, сказала Машенька.
– Какая? – не поднимая головы, спросила Надя.
– Такая. – Маша любовалась гибкими линиями ее тела, белизной кожи. – Хорошая у тебя фигура. И кожа красивая, – сказала она и в голосе ее звучали и ласка и восхищение.
Она подошла к Наде поближе и любовно похлопала ее по боку. – Э-э, да ты еще совсем сухая! Ну, держись!
Машенька один за другим плеснула на камни два ковша и Надя закричала:
– Машка! Я сейчас убегу!
– Ложись! – скомандовала Маша.
Она хлестала Надю веником, словно хотела содрать с нее кожу, но Надя чувствовала, как с каждым хлестом березового веника кожа ее становилась мягче, нежнее, чище, тело, казалось, теряло весомость, становилось легким, свежим, усталость выходила из него.
– Становись! – снова скомандовала Маша.
Она приоткрыла дверь и втащила оставленные у входа два ведра холодной воды.
– Становись! – снова прикрикнула она, видя нерешительность Нади.
Надя поднялась и послушно подставила под холодную воду свои розовые от пара и веника плечи. Она чувствовала, что Машенька, хотя и облекает свою заботу о ней в грубоватую приказную форму, все же искренне заботится о ней, даже больше того – любуется, и не просто любуется, а любовно относится и к ней, и к ее молодости, и к ее красоте.
Студеная вода еще больше ободрила ее. В теле была такая свежесть, словно не лежали позади ни суточная дорога, ни тяжелый маршрут.
– Ну, а теперь я! – сказала Маша и плеснула на камни из таза.
Жара, стоявшая в бане до этого, показалась Наде прохладой. Она схватила свой халатик, накинула на плечи, поспешно выскочила во двор и пошла в палатку.
Пришла Маша, раскрасневшаяся, с полотенцем, закрученным на голове, как чалма.
Из парной хорошо и окунуться…
– Ой, Машенька! Какая же ты умница! – Надя показала на цветы.
Маша расправила в букете помятые лепестки.
– А я думала, это ты принесла.
Они недоуменно посмотрели друг на друга, потом за-смеялись.
– Вот здорово!
– Кто бы это мог принести?
Мимо палатки проходил Илья и Маша окликнула его:
– Илья! Это ты принес цветы?
– Вот еще! Есть у меня время вам букеты собирать, – откликнулся Илья. Он хотел пройти дальше, но раздумал и залез к ним в палатку.
– Вы что делаете?
– Сидим.
– И я с вами посижу.
Он бесцеремонно уселся рядом с Надей.
– Ишь, присоседился, – насмешливо поддела его Машенька. – Смотри, не влюбись.
– Когда я с тобой сидел, ты за это не беспокоилась, – весело ответил Илья.
– Я женщина замужняя.
– И я женатый.
– Да какой ты женатый? Женатые люди солидные, положительные. А ты? Оттаскала бы я тебя за вихры, да вовремя ты остригся.