Страница 8 из 11
Это было почти бесцельно, так как убить медведя с первого выстрела надежды почти не было, ни Илья, ни тем более Надя, не были настоящими охотниками, но, тем не менее, от сознания, что ружье заряжено пулей, они почувствовали себя спокойней.
Настроение, приподнявшееся с выходом на тропу, вновь упало, а тут, как назло, заморосил дождь.
– Как трудный маршрут, так обязательно дождь, – заметила Надя.
Илья шел впереди не отвечая. На опушке леса, там где деревья расступались, оставляя место для широкой валунной осыпи, он снова остановился. Несколько мгновений он напряженно всматривался в осыпь и даже ружье снял с плеча и перекинул через руку.
– Не было бы в камнях пещеры, – наконец сказал он и двинулся вперед.
Они взобрались на осыпь. Это было огромное валунное море. В какие-то древние времена рассыпалось оно здесь. Вокруг него уже выросли вековые кедры, а валуны продолжали лежать здесь угрюмые, холодные, серые, как застывшие волны.
Илья и Надя застучали молотками.
– Вроде, песчаники, – сказал Илья. – Мутная толща. Все перемято, ороговиковано. Как тут Викентий Петрович разберется?
– Ты думаешь, не разберется? – спросила Надя.
Илья поджал губы, рассматривая образец через лупу.
– Разберется. Он мужик головастый. Но трудно. Обязательно надо заехать к разведчикам на рудник. Канавы у них посмотреть, шурфы. Они на свой участок должны крупномасштабную карту составить.
– Отчего же не поедем?
Наде этот вопрос не казался сложным – заехать? – значит надо заехать и что говорить понапрасну.
– Мы и заедем, – снова разбивая камни, ответил ей Илья. – Викентий Петрович сказал, как хотя бы пол карты сделаем, так и заедем. Чтобы не с пустыми руками.
– А Викентий Петрович все-таки хороший начальник. Правда?
– М-да, конечно…
В тоне Ильи не было прежнего восторга, и Надя заметила это.
– Ты говоришь о нем с какой-то неприязнью?
– Да? – Илья задумался. – Действительно, он человек умный, знающий, а как начнешь вспоминать, ничего доброго сказать не хочется.
Чистое место и работа отвлекли их от мыслей о медведях и она снова уже чувствовала себя спокойно и уверенно, как чувствует себя человек занятый нужным и полезным делом. Казалось, что никто, даже зверь не мог помешать им в работе.
Так они пересекли всю осыпь и на краю ее Надя заметила сухое бревно, выпотрошенное в середине как корыто.
– Смотри-ка, – показала она Илье.
Брови Ильи сдвинулись.
– Медведь забавлялся, – сказал он.
И от упоминании о звере, оттого, что снова надо было углубляться в чащу, мокрую неприютную чащу, которая стряхивала на них больше воды, чем не прекращающийся моросящий дождь, Наде снова стало не по себе. Но Илья уже шагнул в высокую траву между деревьев и она послушно последовала за ним.
Они шли, а солнце, поднявшееся слева от них, уже опускалось справа и надо было выбирать место для ночлега. Но им хотелось, обоим хотелось, хотя они и не говорили друг другу, выбраться из этих мест и там уже заночевать, но темнота надвигалась быстрее, чем они шли, и остановку им пришлось сделать в самом нежелательном месте. Они только что миновали две глубокие ямы, которые Илья определил как берлоги, прошли поляну с сильно примятой травой – лежка зверя – и спустились к ручью по тропе, которой зверь ходил на водопой. Но уходить от воды дальше в темноту означало оставить себя без горячей пищи на вечер и на утро.
– Вот здесь и станем, – сказал Илья, пересекая ручей и останавливаясь метрах в пятнадцати от него под широкими разлапыми ветвями кедра. И словно подтверждая, что пора остановиться, в сером темнеющем небе громыхнул гром и дождь усилился.
Они скинули с плеч рюкзаки. Илья поставил ружье и отстегнул прикрепленный к поясу топор. Присев на корни кедра, они стали пережидать дождь. Тело, разгоряченное долгой ходьбой, быстро стыло, от мокрой одежды бросало в дрожь, а из ночного провала сверху все лилось и лилось. Даже в темноте видна была пелена дождя, сбегающая по ветвям.
Илья поднялся, взял топор, – «Топор – это человек!..» – проговорил он и ушел в темноту. Надя тревожно прислушивалась к шороху его шагов, стуку топора.
Как только Илья отошел, лес начал казаться ей тревожным и запутанным. Снова пришли на память медведи. Она даже напрягла слух, но ничего, кроме шелеста дождя, не услышала.
Наконец Илья вернулся. Он приволок несколько срубленных им сушин и охапку мягких пихтовых веток. Надя хотела помочь ему. Она взялась за одну из сушин, но даже не смогла ее поднять. А Илья хозяйственно содрал бересты с соседней березки, наломал смолистых кедровых веток и веточек, сложил их «шалашиком» с берестой внутри и начал разжигать костер.
Сначала робкие маленькие огоньки сворачивали в трубку бересту, нерешительно прыгали по мокрым веткам, потом слились в один общий огненно-желтый язык. Хворост затрещал, толстые сушины охватило с обеих сторон и пламя от середины стало распространяться вширь, отбрасывая вокруг все больше тепла и света.
– Ну, вот, теперь нам и дождь не страшен, – сказал Илья. Он развесил на ветки плащ для просушки, переоделся в сухой свитер и, сказав: – А брюки и так высохнут, – уселся у огня.
– Костер – это человек!.. – услышала Надя уже привычные слова Ильи.
Теперь обстановка выглядела иной. Свет костра отодвинул ночной мрак, а вместе с ним как бы отодвинулись холод и дождь, лес уже казался Наде не страшным, а фантастическим.
Илья еще раз ушел в темноту к ручью и принес воды.
Надя стала готовить ужин. Подвесила к огню кастрюлю с водой, раскрошила в нее гречневый концентрат, расстелила мешочки из под образцов, разрезала и разложила на них хлеб.
Илья молча наблюдал за ней. Ему нравилась ее хозяйственная расторопность, ее забота о нем. Разостланные мешочки для образцов напоминали цветастые скатерки, от огня веяло теплом, одежда просыхала. Вспомнив ее недавние страхи, он весело сказал:
– А медведи-то где-то неподалеку ночуют.
– К огню они не подойдут, – ответила Надя. Ее большие лучистые глаза восторженно смотрели на него. А ему тоже хотелось сказать ей что-то значительное и большое, но взгляд Нади смущал его и сказал он, почему-то, совсем не то, что хотелось.
– Великая сила огонь, – сказал он. – Если бы я был скульптором, я создал бы памятник огню. Что-нибудь вроде усталого путника, греющего руки над костром или прикованного к скале Прометея. Такое грустное, радостное и величественное…
– Огонь – это человек!.. – улыбнулась Надя и вдруг спросила:
– О чем Вы говорили с Викентием Петровичем?
Он не понял.
– Когда?
– Перед тем, как нам выйти в маршрут.
– Да, так…
Настроение у Ильи снова испортилось. Он не хотел вспоминать о том, что и Викентий Петрович, и Машенька, словно сговорились, разыгрывали его Надей. Маша грозила написать письмо жене, а Викентий Петрович даже предлагал пари, что Надя пойдет с Ильей и ни с кем больше. И она действительно заявила об этом довольно категорично. А теперь спрашивает, о чем они говорили?!
– Как там каша? – спросил он.
Надя зачерпнула ложку каши.
– Попробуй.
– Ладно, – сказал Илья.
Каша пахла дымом и приправлена пеплом, но они были голодны и мир казался им сейчас прекрасен.
– Будем ложиться, что ли? – не то спросил, не то пре-дложил он.
– Будем, – согласилась она. Усталость минувшего дня давала о себе знать, голова Нади клонилась на грудь.
Илья расстелил заготовленные им ветки елок, кинул поверх свою куртку, постелил чехлы спальных мешков – сами спальники из верблюжьей шерсти они не взяли из-за веса и больших размеров.
– Устраивайся. Плащом накроемся.
Они залезли в свои чехлы и Илья прикрыл ее сверху плащом.
– Придвигайся поближе, – угрюмо сказал он. – Теплее будет.
От великой любви к своей жене, к своему сыну, он готов был приласкать любую женщину, напоминающую ему его Ирину, любого ребенка, похожего на его Витьку. Но что бы сказала сейчас Ира, увидев его рядом с Надей?