Наверху рушились города…

– Рад приветствовать на этом свете. Меня зовут Пётр Валерьевич Власов, – представился мужчина. – В прошлом я депутат Московской думы, ну а сейчас… директор лагеря выживших. Если можно так выразиться.

– Константин. Назаров, – в свою очередь представился Костя. Хотел подняться и протянуть руку, как полагается у мужчин, но собеседник ни одним движением не намекнул, что желает соблюсти ритуал.

– Хорошо, Константин, – кивнул Власов. – Теперь скажи мне, пожалуйста, что ты знаешь.

– О чём?

– О том, что произошло.

– Ничего. Я даже не понимаю, где нахожусь и почему я здесь.

– Понятно, – разочарованно произнёс Пётр Валерьевич.

Он несколько мгновений молчал и смотрел в пол, словно собирался с мыслями.

– Попытаюсь объяснить, – наконец сказал он. – Пока ты находился в коме, в мире произошло что-то страшное, – Пётр Валерьевич сцепил руки в замок и поиграл большими пальцами, наблюдал, какую реакцию произвели его слова.

Костик остался сидеть с каменным выражением. Перед глазами появилось женское лицо с окровавленной крысой в зубах. После такого зрелища даже сторонник эволюции поверит в теорию божественного начала.

– Мира, каким ты его знаешь, больше не существует. Скорее всего не выжили твои родственники и друзья… Всех кого ты знаешь и…

– Что произошло? – перебил Костя.

Пётр Валерьевич замолчал, затем кисло улыбнулся.

– Не знаю. И никто не знает. Мои предположения, что всему виною вирус, который оглупляет людей, делает их похожими на животных. Города заполнены дикими людьми. От животных они мало отличаются. И по поведению, и по умственному развитию.

Костик смотрел в глаза собеседника и пытался понять, правду ли ему говорят. Если бы он не видел выпрыгнувшего из окна мужчину, не видел девушку с окровавленной крысой в зубах, то непременно бы подумал, что над ним нагло стебутся.

– Как я понимаю, у нас с вами иммунитет? – предположил Костя.

– Я очень на это надеюсь, – сказал Пётр Валерьевич. – Я пока не могу сказать ничего конкретного, но… Пока мы находим адекватных людей лишь после состояния комы. Все, кто был в коме, сохранили разум…

– Странный какой-то вирус, – хмыкнул Костик.

– Согласен, – кивнул Власов. – Вирус странный. Но пока мы располагаем лишь такими фактами. А ещё… Как ты понимаешь, людей осталось крайне мало. Еды, конечно, в Москве много, но ведь её надо ещё достать и привезти. Электричества нет, поэтому скоропортящиеся продукты уже пропали. Плюс защитные сооружения не мешает возвести. Мало ли… – посмотрел в сад. – Нам сейчас очень тяжело, поэтому лишние руки не помешают, – недвусмысленно намекнул он. – Кем работал до всего этого?

– Редактором в издательстве, – сказал Костик.

Пётр Валерьевич скривил такую физиономию, будто ему в рот целиком засунули очищенный лимон. Вероятно надеялся, что Костя какой-нибудь рукастый инженер, как в «Таинственном острове» Верна, например. Да откуда ж такому взяться в стране, где все производства похерили, а дипломы продаются?

– А учился на кого? – не терял надежды бывший депутат Мосгордумы.

– На учителя русского и немецкого языка.

– Немецкого языка… – пробормотал Пётр Валерьевич. Он отвернулся к окну, всмотрелся в гравийную дорожку, словно пытался среди камешков разглядеть золотой слиток. – Восстанавливай силы, – буркнул, наконец, Власов. – А я пока подумаю, куда тебя пристроить.

– Хорошо, – произнёс Костик.

Он ещё некоторое время просидел, чего-то ожидая. Пётр Валерьевич как-то странно на него посмотрел. Затем поднялся и отечески похлопал по плечу.

– Ничего, выкрутимся, – сказал он.

И ушёл. Костя обернулся, посмотрел ему вслед. Разговор утомил. Сейчас казалось вообще удивительным, что сумел спуститься в больнице с третьего этажа, выйти во двор и доплестись к вагончику охранников. Нельзя это объяснить ничем кроме шока.

Из кухни долетал вкусный запах поджаренного хлеба, но Костика от него начало подташнивать. В гостиную вошла Марина. Помогла бывшему редактору подняться.

– А теперь бриться, – сказала она.

Просторная ванная комната располагалась в нише, между спуском в подвал и кухней, где Костик увидел склонившегося над сковородой светловолосого парня с правильными чертами лица. Совмещённый санузел блестел чистотой, пахло лавандой. Костику пришлось подождать в темноте, пока Марина принесла бритвенные принадлежности и зажжённую свечу. Вода из крана текла лишь холодная и тонкой струйкой, но бывшему редактору этого хватало. Он поначалу даже не узнал бледного бородача, пялившегося на него из зеркала. Постепенно волос на лице становилось меньше, оно приобретало привычные очертания, только выглядело настолько худым, будто Костя сбежал из концлагеря.

Наконец он закончил. Холодная вода освежила, но общение и бритьё забрали все силы. Марины нигде не было. Обратно в палату пришлось подниматься самому. Путь до лестницы Костя преодолел без опоры. А вот втащить собственное тело на семь ступеней оказалось героическим подвигом. По маленькому коридору к заветной двери пришлось пробираться по стеночке.

Костя повернул ручку и вошёл. Фёдорыч спал, из его горла при каждом вдохе вырывался протяжный хрип. Учебник истории в раскрытом состоянии лежал на коленях. Двое соседей по несчастью по-прежнему находились без сознания.

Он лёг на постель и закрыл глаза. Где-то в глубине сознания теплился уголёк надежды, что произошедшее попросту бред, который вот-вот пройдёт. Он проснётся в своей постели, выпьет кофе и поедет на работу…

Фёдорыч разбудил Костика ближе к вечеру.

– Вставай, тетеря, – потрепал за плечо. – Кушать подано, садитесь жрать.

Поднос он поставил на тумбочку. Костя несколько мгновений моргал, пытаясь сообразить, где находится. Затем медленно сел. В тарелке тот же суп. Фёдорыч занял место в кресле и взялся за книгу.

– Это всё правда? – посмотрел на него Костик. – То, что вирус… люди одичали.

Старик несколько мгновений смотрел на него. Затем усмехнулся.

– Я очухался в «склифе». В скорой, – сказал он. – Меня даже не успели в палату довезти. Понятия не имею, что произошло и когда оно началось… Но я поначалу думал, что сошёл с ума. Да что там… скоро сам всё увидишь. Вот съездишь в город с Бандитом и всё узнаешь. Увидишь и пощупаешь, как говорится, своими глазами и руками.

– С Бандитом? – Костя потянулся к подносу с супом, но на полпути замер.

– Да это спецназовец. В Дагестане на мине подорвался. Ему руку и оторвало. Его тут все Бандитом зовут, – старик помолчал и как-то злобно добавил. – В карты, шельмец, хорошо играет…

Костя установил поднос на колени. Суп хорошо проскользнул внутрь. В этот раз порция чуть больше, и доесть всю получилось с трудом.

– Какой сейчас день-то? – спросил Костик, бросив ложку в пустую тарелку.

– А тебе какая разница?! – Фёдорыч опустил книжку и посмотрел на подопечного, как на умалишённого. – Что среда, что воскресение, всё одно. Если ты конечно не верующий… Но даже если и верующий, то батюшку тебе придётся искать…

– Месяц какой? – перебил Костя. – Сколько я в отключке-то валялся?

– А-а-а! – протянул Фёдорыч. – Месяц нынче июнь. Число то ли двадцатое, то ли двадцать первое. А ты когда отключился-то?

– Вроде как шестнадцатого мая, – Костик вернул поднос на тумбочку. – По крайней мере, это последний день, который я помню.

– Прям как наш Пётр Валерьевич, – сказал старик. – Он в аварию из-за какого-то урода попал.

– А когда всё произошло? – Костик лёг на койку. Неудержимо начало клонить в сон. Это состояние даже стало раздражать. Понятно, что организму нужны силы и он таким образом восстанавливается, но хочется же и пободрствовать.

– Никто точно не знает, – Фёдорыч поднял книжку. – Приблизительно между двадцатым и двадцать вторым мая. Меня двадцатого в подвале шандарахнуло трубой, а двадцать второго я выполз из скорой. Как-то так…

Со следующего дня начались тренировки. Так называл их Костик. Марина же называла их лечебной физкультурой.