Страница 17 из 21
Следует подчеркнуть, что в основе массовых запросов населения наглядно и с завидным постоянством проявляются три типичных заблуждения общественности: 1) стремление найти единую логику в действиях власти на всех социальных аренах и площадках государственной политики; 2) попытка персонифицировать ответственность чиновников, в основном статусных, за те или иные решения и действия; 3) намерение распространить (отрицательную или положительную) оценку отдельных примеров государственной деятельности на другие проявления активности властей. К примеру, прочные традиции патримониального правления в России постоянно воспроизводят стереотипы ответственности общенационального политического лидера за все происходящие в стране события.
В целом население и власть по-разному не только видят ту или иную ситуацию, но и формулируют свои публичные потребности. Так что зачастую публичные формы выражения гражданских позиций превращаются лишь в символ признания властью прав общества на участие в управлении. Кроме того, если основная задача общества состоит в том, чтобы артикулировать групповые позиции, представляя их в форме, способной подвигнуть государство на соответствующие действия (иногда просто пытаясь быть услышанным), то цель правительства – активизировать и склонить население к собственной оценке тех проблем, которые власти считают актуальными. Эта нацеленность информационно-символических действий властей способна затемнять содержание тех или иных вопросов, умиротворять и переключать активность общественного мнения на иные проблемы и цели, а в ряде случаев – принципиально уклоняться от создания условий для соучастия граждан в управлении государством.
Итак, противоречия между правительственной и общественной повестками, каждая из которых отражает целевые устремления в рамках особой социально-политической оптики и при этом опирается на весьма различные институциональные механизмы и социокультурные платформы участников (отражающие соответствующие их ролям традиции и привычки), носят перманентный характер; и лишь в ряде случаев они демонстрируют свое гармоничное сочетание. Даже в развитых демократиях институциональные права и возможности общества влиять на правительство зачастую не способны оказать существенное воздействие на правительственные решения, тем более предопределить их.
Таким образом, определенное соотношение повесток, отражающих, с одной стороны, цели и интересы режима (правящих элит и их команд), а с другой – приоритеты социальных слоев, задающих деятельность гражданских структур и активистов, является основным фоном и условием сообщественного управления. Значительные расхождения общественной и правительственной повесток стимулируют рост протестных настроений, повышают издержки в деятельности управленческих структур, что неизбежно ведет к дисфункциональности демократических каналов и механизмов, нацеленных на соучастие граждан в формировании государственной политики. Важно, что несовпадение правительственных и общественных позиций способно не столько породить их временный или перманентный конфликт, сколько создать пропасть в отношениях государства и общества, стимулирующую острый кризис легитимности.
Непременным источником политики правящих режимов во всех странах, ориентированных на сообщественное управление, должно являться повседневное стремление властей к публичному сопряжению позиций общества и мнений правительства и гражданских структур относительно актуальных вопросов политического развития общества. Именно власти должны создавать условия для поощрения гражданской активности, подтягивать массовое сознание до необходимых политических кондиций. В стабильных демократиях, ориентированных на построение такой политической модели, имеется понимание того, что людям необходимо нечто большее, чем просто представительство их интересов. Им нужно чувствовать себя полноценными гражданами, чьи интересы значимы и приоритетны для власти. При этом люди должны воспринимать себя как граждан, несущих свою долю ответственности за сложившееся состояние дел.
Сегодня в разных политических системах существует различная готовность к формированию политической конструкции сообщественного управления. К примеру, в Европе возникла довольно конфликтная ситуация в плане соотнесения правительственной и общественной повесток дня по вопросам миграции. Численность мигрантов сейчас не превышает 1 % населения этой части света, однако изменение привычного стиля жизни во многих регионах Европы, неоднократные факты нарушения законности, распространение страхов о негативных последствиях массового переселения мусульманского населения и иные сопутствующие явления провоцируют острый кризис в столкновении гражданской и правительственной повесток. У каждой из стран имеются внутренние проблемы и ограниченные возможности принимать мигрантов, однако государственные институты разных европейских стран предлагают своим обществам повестку, не способную ответить на многие актуальные запросы населения.
У коренного населения, сталкивающегося с локальными последствиями размещения мигрантов (демонстрирующих нарушение повседневных норм и традиций, применение насилия к местным жителям, слабую интегрированность в местные сообщества, резкую визуализацию конфессиональных и бытовых различий, что в итоге оборачивается качественным снижением привычной для европейцев толерантности), формируются совсем иные требования к разрешению этого кризиса. Кроме того, по данным PewResearchCenter, в рамках повседневного мировосприятия у значительной части европейцев миграционный кризис вызывает трансформацию и ряда базовых ценностей, связанных, в частности, с угрозой утраты людьми национальной идентичности, грядущим углублением экономического неравенства (вызванным несоразмерным перераспределением средств налогоплательщиков в пользу мигрантов), а также с нарастающими угрозами общественной безопасности (усилением террористических угроз, ростом преступности, образованием новых «опасных кварталов» и т. д.) [Wike, Stokes, Simmons 2016].
Неслучайно в европейских государствах резко активизировались партии из правой части политического спектра. Так, во Франции «Национальный фронт» предлагает ограничение числа мигрантов и их доступа к ряду экономических благ; в Нидерландах – «Партия за свободу» выступает за закрытие всех мусульманских школ ради сохранения национальной идентичности страны. Столь же радикальные предложения звучат в Венгрии и североевропейских странах. Эти позиции дополняют и протесты во многих странах против заключенного Трансатлантического соглашения (в основном выгодного лишь крупным корпорациям). Однако для ведущих европейских государств, которые демонстрируют непоколебимость своего курса [Kern, 2016], такие общественные позиции не являются основанием для существенной корректировки официальной политики «открытых дверей».
Неудивительно, что растущий евроскептицизм, сталкивающийся со стремлением многих европейских правительств замолчать мнение общества и вытеснить его из европовестки (под предлогом борьбы с этнической дискриминацией и ксенофобией), не только подталкивает ряд стран покинуть Евросоюз, но и спровоцировал рост радикальных настроений в других государствах данного континента.
Еще более драматическая ситуация складывается в гибридных режимах, где отсутствует демократический институциональный дизайн, а правящие круги систематически используют механизмы публичного дискурса для утаивания общественного мнения (по волнующим население вопросам), вытесняют оппозицию на политическую периферию (не исключая выборочные репрессии против их лидеров), тем самым лишь имитируя согласительную деятельность с обществом (которое для них нередко представляют ими же созданные общественные организации). При этом в части неопатримониальных режимов подавление гражданской активности, а иногда и законодательного контроля за деятельностью реальных центров принятия решений, резко повышает автономность правящих альянсов элиты и их скрытых замыслов.