Страница 68 из 88
Врата Минас-Тирита в этот поздний час были заперты и надёжно охранялись, но уже знакомая калитка не была замкнута. Не знаю что это: халатность, случайность или воля судьбы, указывающая, что принятое решение является единственно верным. Тала перешла на галоп, едва мы выехали в поля, и от того раздавшийся за спиной окрик одного из стражников уже не заставил испугаться или оглянуться назад. Обступившая со всех сторон непроглядная ночная темень вынудила поёжиться, закутаться в плащ и с надеждой взглянуть на высокое звёздное небо — его холодные бриллианты-огоньки единственные могли хоть немного осветить путь, который предстояло проехать. Конечно, завтра взойдёт солнце, но как же далеко до этого холодного, неуютного завтра. Не зная, куда направиться, я разрешила кобыле действовать согласно её инстинктам, и та предпочла уже пройденный прежде путь к Осгилиату. Это даже неплохо, возможно, переправившись через Андуин, получится найти дорогу к морю. Там в одной из рыбацких деревушек в каком-нибудь из трактиров, наверняка, найдётся работа для девушки. Прошлым летом мы с Джессикой подрабатывали на каникулах не только детскими аниматорами, но и официантками, так что вполне справлюсь. Только бы подавить заполнившую тело и душу боль потери, только бы не заблудиться.
Поднявшийся к полуночи ветер высушил слёзы, встрепенул полнившие холодный воздух запахи полыни, цветущего вереска и набирающих силу степных трав, а далеко впереди показались кроны ив, росших по берегу Великой Реки, временный мост через которую предстояло найти в непроглядной темноте. Вглядевшись вперёд, я с удивлением заметила между стволов огонёк костра. Неужели кому-то не спится в такой поздний час? Но стоило приблизиться, чтобы спросить дорогу, как огонь погас, а из-за завесы ветвей тонких плакучих ив показались несколько фигур в слишком знакомых, сливающихся с темнотой, доспехах. Орки. Те самые разбойничающие банды, из-за которых были выставлены патрули.
— Уходи! Уходи! — спрыгнув с напуганной, нервно заржавшей кобылы, я потянула её за уздцы, разворачивая обратно к Минас-Тириту. Она ещё могла спастись, мне же дороги назад всё равно нет. — Быстрее, к Киборгу!
Эта уловка заставила её сдвинуться с места и, наконец, ускакать прочь, а мне лишь осталось, обнажив меч, стоять на месте. Слишком близко я сама не подойду: кто знает сколько этих тварей прячется в береговом перелеске?
Напряжённую тишину нарушал лишь удаляющийся стук копыт Талы да шуршание ветра в травах, а затем раздался леденящий кожу гортанный оклик. Неужели думают, я понимаю их гнусное наречие?
Ещё одна мучительно-долгая минута, и вот первый орк направился посмотреть, что за сумасшедшая затеяла прогулку посреди ночи. Пронзить неожиданным выпадом шею любопытствующего, когда он подошёл достаточно близко, оказалось не трудно, а вот противостоять его злобно взревевшим приятелям уже совсем другое дело. С этим могло сравниться лишь угасание солнечных лучей в наступающей ночи: я знала, что возможно не смогу самостоятельно справиться с десятком разъярённых монстров, но отбивалась от их клинков оттого не менее отчаянно. Никогда прежде мне не доводилось сражаться с несколькими нападающим одновременно. Это требовало огромной сосредоточенности и сил, которых фактически не осталось после минувшего разрушившего жизнь дня. Мышцы слишком быстро начали гореть от нестерпимой боли, из-за исходящего от немытых тел смрада и запаха чёрной крови кружилась голова, и это совсем не прибавляло ловкости, как не радовало и то, что удалось достаточно ранить двоих противников, чтобы они с воем покатились по траве. Смог удивить лишь громкий мужской крик, слишком знакомый, чтобы не узнать рохиррима, и конское ржание, которое заставило обернуться, увидеть приближающихся к нам всадников. Этой секундной потери внимания, оплошности хватило, чтобы, дробя рёбра, в тело вошёл острый вражеский клинок. Не в силах закричать, задыхаясь от боли, я развернулась обратно отвечая таким же смертоносным ударом, а мир уже рушился, разбивался на осколки, уволакивающие в спасительную непроглядную мглу.
Что же ты, девочка моя,
Делала не так, как тебе непросто.
Сколько ты, девочка моя,
Не спала ночей, ты бы отдала всё,
Чтоб уснуть на его плече.
Каждый божий день, проведённый с ним
Ты помнишь до мелочей.
Комментарий к глава 28. Отпусти
Коллаж и песни к главе: https://vk.com/club118071311?w=wall-118071311_628%2Fall
В главе использованы строчки из песни Веры Брежневой “Девочка моя” https://vk.com/club118071311?w=wall-118071311_651%2Fall
========== глава 29. Я не дам умереть, даже если ты этого сильно захочешь ==========
Я тебя не отдам никому, самому даже господу Богу.
Я устрою такую войну, что к тебе позабудут дорогу.
Это будет такая война — неудачникам лучше поверить,
За тебя погибать, возвращаться и чуду не верить.
Я тебя никому не отдам, даже в руки рассвету,
У меня даже в мыслях не будет спросить совета.
Я не дам умереть, даже если ты сильно захочешь.
Это будет такая война — почитай между строчек.
Я тебя не отдам никому, даже самому господу Богу.
Я устрою такую войну, что и небо забудет к тебе дорогу.
Счастье мое, подожди, не меняй свой путеводитель.
Не теряйся, ступай по мечтам, в наши дождливые степи.
София Левит
Мне всегда казалось, что смерть — это такая зыбкая туманная пелена, за которой уже ничего не помнишь, не ощущаешь и, не замечая течения времени, ждёшь часа Страшного Суда, которым так любят пугать святые отцы во время церковной мессы. Моя же почему-то имела множество брешей, сквозь которые доносились голоса, резали веки всполохи света, а само тело, не потеряв способность чувствовать, сгорало от невыносимой, сводящей с ума боли, которая начиналась где-то под рёбрами и, сдавливая, мешая дышать, растекалась по венам. Разве не должно мне обрести покой, вместо того, чтобы мучиться тем, что по лбу ползёт неприятная липкая влага, отереть которую, даже просто пошевелить пальцами мешает сковавшая мышцы слабость? Или это и есть первое из испытаний, посланное за совершённые при жизни грехи? А что дальше? Почувствую, как черви пожирают гниющую на костях плоть? Отвратительно. Такого просто не может быть. Тогда, наверное, кремация и впрямь милосерднее? Интересно, где я оказалась после того, как проклятый орк сделал своё чёрное дело? Как скоро состоится погребальная церемония, и какой она будет? Зачем вокруг так много людей, если уже ничего не изменишь? Сердце отчаянно заныло от тоски по тому, кто был так невыразимо дорог, но новая волна уже совсем другой, отторгающей всякие мысли боли заставила съёжиться в своём глубоком коконе оцепенения. Не хочу ничего вспоминать. Ни о чём думать. Выбор сделан, и цена уплачена. Уже ничего не изменить.
Гул голосов всё нарастал, и вот один из них, слишком знакомый, ворвался в затуманенное сознание, заставляя наперекор растущему жару холодеть от страха, которого, думала, уже никогда не испытаю.
— Я прикажу прикончить эту проклятую кобылу! Она опять сбросила её, опять!
Тала, моя чудесная рыжая красавица. Боромир не может говорить о ней с такой жестокостью, он не должен причинить ей вред, нужно как-то остановить его.
— Тише, успокойся, — раздался совсем рядом голос Леголаса, от его прикосновения к щеке стало немного легче. Кажется, это ещё не смерть. Пока. Наверное. Не уверена.— Он ничего ей не сделает, просто разъярён, вот и ищет крайнего.
— Мне и без тебя известно, кто тут крайний, — ругань гондорца стихла совсем рядом, ещё одна рука прикоснулась к моему лицу, на этот раз горячая и шероховатая, как наждачная бумага, или это мне настолько плохо, что всё колет и жжёт? — Лютиэнь, девочка, ты слышишь меня?
— Напугать ты её точно сумел, — ответил за меня эльф, пока я отчаянно пыталась сглотнуть, чтобы произнести хоть слово; но слабость была настолько сильной, что это казалось невозможным. — У меня час не получалось её дозваться, зато ты со своей кровожадностью сумел это сделать за минуту. Чем тебе не угодила несчастная лошадь?