Страница 66 из 88
Гулко бившееся о рёбра, захлёбывающееся кровью сердце отчаянно твердило, что ОН виноват, во всём виноват, а пытающийся отстраниться от мучительной агонии разум всё искал в памяти хоть одну зацепку, хоть одно обещание Эйомера. И не находил. Но и понять, осознать всё происходящее, сложить головоломку по кусочкам я тоже не могла, потому что любовь была, уверена, что была, и от того, что теперь она безжалостно отравлена ядом реальности, в венах гаснут подаренные ею искры. Ещё днём я была так счастлива, уверена в своём любимом и безоблачности будущего, а теперь раздавленная грузом всего случившегося привязана к этой чёртовой кровати, заперта как наказанная, провинившаяся рабыня. Может только так Эйомер меня и воспринимает, и впереди ждёт лишь наказание за то, что посмела учинить скандал? Да ещё и драку устроила, уж этого рохиррим точно не ожидал: получить кулаком в челюсть от девицы. Надеюсь, ему было хоть немного больно, потому что мои руки до сих пор горят от столкновения с его чугунной головой.
Наконец, усталость и затихшая истерика сделали своё благостное дело — затянули куда-то за границы измученного сознания: не сон, но мысли всё же отключились, и даже полумрак, оставляемый льющимися в узкое окно лучами опускающегося на западе солнца, не пугал. Дыхание в саднящих лёгких выровнялось, и стало казаться, что вокруг не стены, а широкие стволы старых раскидистых дубов, спрятаться среди них было бы сейчас спасением. Мягкие, прижавшиеся к губам губы даже не напугали, скорее, подарили то, в чём я так отчаянно сейчас нуждалась. Поначалу ласка была нежной, но потом она стала опалять, и пришлось невольно распахнуть глаза, чтобы понять, что же всё-таки происходит.
— Тише, мой Лютик, я не обижу, — противореча своим словам, Эйомер зажал мой рот ладонью, словно не хотел слышать того, что я могу на это ответить. Не отстранился, прижался губами к виску, покрывая нежными невесомыми поцелуями воспалённые от долгих слёз веки. Когда-то он уже утешал меня подобным образом, и тогда это действительно подействовало, но теперь, лишь на миг поддавшись слабости, я опомнилась, и что было силы вонзилась зубами в его ладонь. — Не стоит, я могу и ответить, — отстранившись, он устало вздохнул на мой протест, а затем без предупреждения укусил чувствительную кожу на шее: достаточно больно, чтобы почувствовала, но не достаточно для того, чтобы остался след. — Тебе придется выслушать меня, прежде чем опять начнешь махать кулаками, а слушать, как я уже заметил, ты не умеешь.
Отчаянно хотелось закричать, что он и сам этого делать не умеет, поэтому нечего требовать от других, что мне дела нет после всего случившегося до его попыток оправдаться, но Эйомер лишь сильнее сжал ладонь, заставляя молчать, и пришлось смаргивать выступившие на глазах злые слёзы обиды.
— Лотириэль больше не моя невеста, я разорвал помолвку, — быстро отерев пальцами свободной руки солёную влагу с моего лица, рохиррим на секунду замолчал, словно собирался с мыслями, а затем, качнув головой, придвинулся ещё ближе ко мне. — Если бы ты знала, как я не хотел, чтобы ты услышала обо всей этой истории, и если бы у тебя хватило благоразумия остаться месяц назад в Медусельде, то и не узнала бы. Так было бы лучше для нас обоих.
Задохнувшись от такой наглости, я дёрнулась, пытаясь вырваться из его рук, но эта попытка только лишила остатков сил, а толку не было никакого.
— Я никогда не собирался делать тебя своей любовницей, никогда бы так не унизил, — ясно прочитав мысли в моих глазах, он криво улыбнулся. — Не моя вина, что я встретил тебя, будучи уже обручённым. Я ни разу не видел дочь Имрахиля до сегодняшнего дня, а о нашей свадьбе с её отцом два года назад сговорился Тэйоден. Точнее будет сказать, что Имрахиль срочно искал дочери жениха как можно дальше от своих земель, а мой дядя решил, что это достаточно выгодный союз, и дал своё согласие, даже не подумав спросить, хочу ли этого я. Как девицу сосватал. Мне в те дни эта идея показалась абсурдной: впереди война, гонцы приносят всё более гнетущие вести с границ, а они о свадьбе сговариваются, но, не желая спорить, я согласился, лишь позже узнав, почему же Имрахиль так торопится сбыть дочь с рук. Оказывается, её руки попросил старший сын Дэнетора, и, как говорят, Лотириэль была совсем не против выйти за него, если бы князь не испугался кровосмешения. Если не веришь, то можешь спросить у своего опекуна, за что он пылает ко мне такой открытой неприязнью. Только нет перед ним моей вины, и жениться на его зазнобе я не собираюсь. Пусть ищет подходы к Имрахилю, в конце концов, это не первый брак в их семье между кузенами, и мне не понятно, почему в этот раз вышел такой скандал. Единственная, на ком я хочу жениться, это ты, и можешь не сомневаться — так и будет.
Побледнев, с трудом вникая в то, что он рассказывал, я протестующе дёрнулась, когда Эйомер взял с прикроватного столика обильно украшенное камнями массивное кольцо и надел его на мой палец, так и не подумав развязать верёвку. Страх, отчаяние, обида за то, что держал всё в тайне, никуда не делись, но рохиррим, похоже, больше не планировал никаких объяснений. Скользя взглядом по моим связанным рукам, плечам, шее, вздымающейся под натянувшимся лифом платья груди, он, судя по всему, испытывал совершенно определённое удовольствие и даже не пытался скрыть загоревшегося в серых глазах огня. Дразня, он поцеловал кончик моего носа, а потом начал медленно спускаться к своему излюбленному месту для ласк — шее. От покалывания его щетины, прикосновения горячих губ и дыхания по коже побежали мурашки паники — неужели он посмеет вот так, сейчас, затеять любовную игру? Даже не спросит согласия? По-прежнему прижатая к моему рту ладонь ответила доходчивее любых слов — и не подумает спрашивать. Новая попытка вырваться была прервана хриплым рыком и убедительным укусом в области ключицы, а затем рохиррим спустился ещё ниже, покрывая цепочкой поцелуев кожу у самого лифа, утыкаясь носом в ложбинку, вызывая своим опаляющим дыханием рой новых мурашек. Подрагивая, проклиная себя за слабость перед ним, я выгнулась навстречу медленно ласкающим кожу губам. Дышать стало совсем нечем, а Эйомер всё не торопился, продолжал дразнить, отлично зная, как на меня действуют подобные прикосновения. Обласкав языком виднеющееся из-под рубинового бархата маленькое полушарие, он, наконец, стянул ткань вниз, вбирая в рот напряжённый, затвердевший, как камешек, сосок. Ощущая, что если он продолжит в том же духе, то моё сопротивление будет недолгим, я снова укусила его ладонь, на что он ответил вызывающим томление влажным горячим посасыванием, а затем, словно нарочно, выпустив воспалённую плоть из плена губ, уколол её щетиной. Всхлип удовольствия заглушила широкая ладонь, а жадный, требовательный рот уже прикоснулся ко второму соску, даря и ему возбуждающую ласку. И снова эти легкие нежные прикосновения пальцев к груди, вызывающие такое напряжение внизу живота. Как же с этим бороться, если Эйомер не желает отступать? Почти капитулируя, желая большего, я лизнула сжимающую рот ладонь, которую до этого ожесточённо кусала, и лишь тогда Рохиррим убрал её, но, не позволив издать ни одного возмущённого его действиями звука, тут же заменил губами. Поцелуй был и нежным, и яростным одновременно: я всё ещё не оставила попыток вырваться, а Эйомеру безумно, до дрожи, до рыка нравилось подавлять, подчинять себе, соблазнять. Понятно, почему ему так глянулись мои связанные руки: ещё одна возможность подчинить своему желанию, своей воле. И не знает, как это больно не иметь возможности упереться ладонями в его грудь, а потом не выдержать и ответить на такие крепкие, родные объятия. Целуя властно, почти взасос, он проник в мой рот, вовлекая в ответную игру; поймав мой язык, лаская его столь упоительно, что это стало большим, чем просто поцелуй, словно соединение, обладание друг другом.
— Отпусти… — выдохнула я, едва он вновь вернулся к груди, дразня зубами и колючей щетиной напряжённые соски. — Отпусти меня.
Лишь громкая усмешка, а руки уже задрали подол платья оголяя бёдра, оглаживая, сжимая ягодицы.