Страница 29 из 88
Как же мне хочется держать на руках маленького золотоволосого мальчика, рохиррима, будущего витязя…
Я прежде не знала, не задумывалась о том, как сильно этого хочу, сколько счастливых минут у меня впереди, а ты лишил меня всего…
Наказал…
Слишком вольная для тебя…
Горячие слёзы вновь обожгли щёки, они просачивались сквозь дрожащие пальцы, стекая на плащ и полусгнившее одеяло, вместе с ними выплёскивались обида и боль, уходило оцепенение. Уже через минуту я осознала, как глупо сидеть, забившись в угол, и рыдать, когда нужно искать выход, даже если кажется, что его нет. Меня не смерть сюда привела. Я не погибла на том шоссе, не умру и здесь. Рано раскисать. Это всё проклятая усталость, но и для неё не время. Перед мысленным взором вдруг вспыхнуло новое видение, уже не сон, но природы его я не знала: в залитой солнечными лучами комнате на широкой постели сидел маленький белокурый мальчик. Смеясь и громко гукая, он играл с вырезанной из дерева лошадкой, а потом внезапно поднял на меня синие глаза, и в них я узнала свои собственные. Мой сын. Если я погибну, то и ему не суждено родиться. Никогда не допущу этого!
Поднявшись с продавленного матраса, я принялась осматривать свою освещённую лишь огненными всполохами боя темницу. Стены были сложены на совесть, такой крепкой кладке можно только позавидовать, как и прочности толстой двери, которая не поддавалась и на миллиметр, как её не толкай плечом. Оставалось только окно. Сомневаясь, что смогу выдернуть зарешечивающие его прутья, я всё же пододвинула единственную скамью, влезла на неё и с отчаянной решимостью, перебирая все слышанные от брата бранные слова, дёрнула за железный прут. В этот момент грянул оглушающий взрыв, волна от которого сбила меня со скамьи, вдавливая в земляной пол.
— Не фига себе, решётки минируют, — сорвался с губ вздох возмущения, прежде чем сверху посыпались острые камни, и сознание поглотила спасительная тьма.
Впрочем, отдохнуть долго под завалом не получилось: слишком больно впивались в тело булыжники, слишком мало пыльного воздуха было под их давящей тяжестью. Задыхаясь, с трудом понимая, что происходит, я попыталась пошевелиться; на счастье, это удалось. Переломов кажется нет, а завал не слишком плотный, что позволило, вспоминая всё новую брань, выбраться на поверхность и осмотреться.
Глаза слезились от каменной пыли, тело ныло от ссадин, словно по нему бульдозер проехал, но всё же в этот момент я была счастлива, как, пожалуй, никогда прежде: стена темницы, в которой было окно, рухнула, как и часть наружной крепостной стены, я оказалась в образовавшемся котловане и осталась жива. Сверху сыпались камни, грозя обрушить потолок темницы: пришлось, превозмогая боль, как можно быстрее выбираться из камеры — второй шанс спастись вряд ли будет дан.
Когда я оказалась снаружи, то снова едва не упала духом: стена рухнула, нижний ярус стремительно затапливали разбухшие после грозы воды горной реки, а двор крепости заполнял, вбегая по каменным обломкам, целый легион орков. Если мне и не суждено погибнуть под завалами или утонуть, то умереть от их ятаганов наверняка. Нащупав рукоять меча и всё же надеясь остаться хотя бы на время незамеченной, я поспешила за угол крепости, но и там к своему отчаянию обнаружила лишь каменный завал. Он отгораживал от верхнего яруса, и не оставалось ничего иного, как взбираться вверх по мокрым после грозы булыжникам.
Карабкаться по почти отвесному завалу было трудно, ладони и сапоги скользили по не успевшему просохнуть граниту. Рискуя сорваться вниз, я находила всё новые выступы, стараясь не обращать внимания на боль в разбитых запястьях. Но самое страшное ждало впереди: почти выбравшись из каменной ловушки, добравшись до самого верха, я поняла, что не смогу подтянуться, чтобы преодолеть последний каменный рубеж. Сквозь испачканные льняные полоски ткани проступали бурые пятна крови, боль была столь острой, что не давала собраться и ухватиться за выступ покрепче. Едва удерживаясь, я в отчаянии взглянула вниз: по нише, затапливаемой рекой, носились разъярённые орки, многие из них пытались также карабкаться наверх, другие ныряли в дверной проём тюрьмы, очевидно рассчитывая найти там лестницу. Как же я сама до этого не догадалась? Впрочем, если её там нет, то оказаться в тёмном коридоре среди этих мерзких тварей — не лучшая перспектива. Правда, я и так скоро среди них окажусь: руки ослабевали всё больше, дрожа от напряжения, я из последних сил цеплялась за уступ. Но сколько ещё секунд я смогу выдержать, прежде чем сорвусь и полечу вниз в холодные воды разбушевавшейся реки?
— Лютиэнь!
Ворвавшийся в общий гул крик не сразу привлек моё внимание, подняв голову, я увидела стоящего наверху у края завала Эйомера: сжимая меч, он вглядывался в низовье бурлящего страшного котлована. Лицо воина исказилось от отчаяния, превратившись лишь в маску того, что было знакомо прежде. С губ сорвался стон, когда я с опозданием поняла, что он пришёл сюда за мной. Крикнуть, сказать хоть слово не было сил, но он услышал и так. Бросившись к самому краю гранитного крошева, он опустился на колени и, схватив за руку, вытянул меня наверх.
— Лютиэнь!
Облегчение в голосе Сенешаля ничего не значило, как и его бережные прикосновения: ненавидя его всей душой за то, через что он заставил меня пройти, я заколотила кулачками по заключённой в латы груди.
— Как ты мог! — с губ сорвалось рыдание, убывающих сил хватило лишь на то, чтобы оттолкнуть от лица его широкую ладонь.
— Я не думал… Не знал… Хотел уберечь тебя, — он всё же смог сломить сопротивление и прижать меня к себе, вглядываясь в лицо каким-то диким, напряжённым взглядом. — Чуть с ума не сошёл, когда понял, что эти твари воспользовались Чёрным Огнём…
Не в силах вырваться из его ненавистных рук, я попыталась отвернуться, но Эйомер не позволил. Удержав длинными пальцами за подбородок, он впился в мои губы крепким, болезненным поцелуем. От него разило потом, дымом и орочьим смрадом, борода колола кожу, и всё же, несмотря на всю горечь, этот поцелуй оказался самым желанным на свете. Нет большего безумия, чем среди страшной битвы, орочьих криков, огня, крови и смерти упиваться поцелуем, подчиняться мужской воле и напору, задыхаться, но не размыкать пьянящей терпкой ласки.
— Эйомер, ты нашёл девочку?
Голос Гимли заставил меня съёжиться, сжавшись в комочек на коленях Эйомера, я украдкой выглянула из-за его плеча. Впрочем, прятаться он мне дал не больше пары секунд, а затем, поднявшись, помог встать на ноги. Морщась от боли в покрытом синяками и ссадинами теле, я опёрлась о его поддерживающую меня руку и уже открыто взглянула на гнома, Гамлинга и отряд вестфольдцев. Смущаться, оказывается, не было никакой причины, гораздо больше нас двоих воинов интересовали орки: тех, что бесновались внизу, они укладывали стрелами, а взбиравшихся наверх разили мечами и копьями. Вскоре слуги Сарумана были перебиты, а Гимли спустился вместе с воинами, чтобы завалить камнями разрушенную стену. Река за ней вспенилась, преграждая путь новым отрядам Врага.
Через некоторое время мы оказались на главной стене; выглядывая из-за спины отдававшего приказания Эойомера, я с ужасом увидела чёрные волны вражьей армии, окружившей Горнбург. Врата давно были разбиты в щепки тараном, но преодолеть каменный завал за ними орки и дикари не смогли, а потому продолжали забрасывать накидные лестницы и кошки, чтобы по ним взбираться наверх. Воины вновь и вновь убивали нападавших, сбрасывая их тела вниз, но силы были не равны. Чёрных тварей не останавливали ни стрелы, ни летящие камни, ни льющаяся вниз кипящая смола. Их было неисчислимо много, по трупам одних тут же взбирались другие. Бледная полная луна озаряла своим призрачным светом страшную схватку, которой, казалось, не будет конца.
Мои попытки поучаствовать в битве Эйомер пресекал на корню, отпихивая меня либо за свою спину, либо к Арагорну. Стоит честно сказать, что после всего пережитого сражаться сил почти не осталось, поэтому я не сильно сопротивлялась его воле и желанию отгородить от горящих стрел и мелькающих мечей. Тело болело так, будто на нём живого места не осталось, ссадины и ушибы, полученные во время обвала стены, остро ныли, а запястья, казалось, налились свинцом и потеряли чувствительность. Наличие меча на поясе успокаивало, но воспользоваться им я не спешила.