Страница 14 из 88
На сердце от предчувствия неминуемой беды стало холодно, зябко обхватив себя руками за плечи, я заметила появившуюся в тёмном дверном проёме сбегающую по мраморным ступеням Эйовин. Не пытаясь скрыть слёз, девушка бросилась вслед за братом, громко выкрикивая его имя. Лишь на миг он обнял её, а потом, что-то шепнув в светлые растрепавшиеся волосы, скрылся за углом дворца вместе со своим конвоем.
Там находился охраняемый, ведущий к темницам вход. За минувшую неделю мне довелось трижды побывать в тех спускающихся к зловонным камерам тоннелях — после долгих уговоров и мольбы стражники позволили несколько минут побыть с Эрвином и принести ему немного горячей еды с кухонь. Юноша лишь отшутился на вопрос о том, зачем присвоил себе мою заслугу по оглушению Советника, сказав, что сам собирался это сделать, но не успел за проворной целительницей, и велел, чтобы Кайл передал его родителям просьбу не тревожиться понапрасну. Разумеется, если бы об этом узнал Грима, пришлось бы долго объясняться. Приходилось учиться быть незаметной, как тень, и тихой, как мышь, чтобы ходить куда считаю нужным, не привлекая к себе лишнего внимания.
Сейчас, правда, пришлось забыть о своём стремлении как можно реже попадаться на глаза Гнилоусту. Ловко пробираясь между ведущими в конюшни своих скакунов молчаливыми хмурыми воинами, я подбежала к растерянно озирающейся Эйовин и порывисто обняла её за плечи.
— Зачем он вернулся? — воскликнула девушка, когда я потянула её к ступеням дворца, — разве не разумнее было скрыться на время?
— Разве гордость позволит витязю Марки прятаться, как преступнику и трусу? — ответила я, уводя рохирримку в её спальню подальше от торжествующих глаз Советника. — Всё дело в чести, Эйомер не может её замарать.
— Но Грима оклеветал его!
— Не в этот раз. Твой брат действительно нарушил приказ своего Короля не уводить эоред за пределы Эдораса. И пусть состояние разума Тэйодена вызывает опасение, слабоумным его никто не объявлял, никто не в праве ослушаться его решения. Но мне кажется, узнав, что племянник вернулся, Конунг одумается и велит отпустить его из-под стражи.
— Думаешь? — утирая слёзы, спросила двушка, впервые за то время, что я была в Медуседе, позволив себе такую слабость, как лечь на заправленную постель среди бела дня.
— Разумеется, Эйомер ему как сын.
Даже не знаю, кого больше пыталась сейчас приободрить и утешить: себя или Эйовин? Если себя, то не получилось, но сестра Сенешаля цеплялась за слова как за спасительную соломинку. Она долго рассказывала истории из их детства, когда в Марке был мир, и они беспечно сновали по дворцу, проказничая и шаля, неизменно выслушивая нотации Тэйодена и получая его прощение, если не набедокурили слишком сильно. Конунг смог заменить и отца, и мать, был строгим и добрым, в нём всего было в меру, он любил и гордился ими и никогда не отправил бы своего племянника в темницу. Никогда!
Когда утомлённая переживаниями девушка уснула, я покинула спальню, намереваясь пройти на кухни и помочь кухаркам с приготовлением обеда. В помещении, где на столах стояли уже готовые блюда, обычно было не многолюдно, поэтому, услышав Гриму, который до омерзения елейным голосом спрашивал у одного из слуг, во сколько кормят в темницах и что именно понесут, я, насторожившись, шмыгнула за высокие полки с посудой и только оттуда решилась взглянуть на происходящее. Гнилоуст нашёл себе жертву в виде совсем молоденького рыжего мальчишки и теперь заливался соловьём о том, как сочувствует арестованному Эйомеру и возлагает надежды, что приказ об аресте будет отменён, и того скоро отпустят на свободу. Лично налив похлёбки в небольшой котелок, он велел мальцу отнести его стражникам для Сенешаля. Замерев от ужаса, я смотрела, как он всыпает в бульон желтоватый порошок, пока подросток отвернулся к другому столу, чтобы захватить хлеба.
— Запомни одно, не упоминай о том, кем ты послан, — сладко улыбаясь, промолвил Советник. — Трудно каждому прийтись по нраву, немногие видят чистоту моих устремлений.
Едва он торопливой походкой покинул помещение, как я выскользнула из своего убежища и жестом остановила собравшегося выполнить поручение Фэнитора. Это Гнилоуст никого на кухнях не знает, мы же с мальчиком были знакомы.
— Я сама схожу к стражам и передам похлёбку. Ступай лучше к матери в ткацкую, я слышала, она тебя искала.
Попрепиравшись для приличия с минуту, подросток, довольный, что его избавили от похода к темницам, умчался прочь, я же сунула котелок под один из столов к бадье с отходами и принялась торопливо заворачивать в полотенце ещё тёплый пирог, головку сыра и кусок копчёного свиного окорока. Мысли вертелись вокруг того, что ещё из еды нужно захватить с собой, когда тишину нарушило жалобное, переходящее в хрип повизгивание. Осмотревшись, я увидела вечно вертевшуюся под ногами у поварих чёрную лохматую собачонку. Она явно успела нахлебаться из злополучного котелка и теперь сотрясалась всем тельцем в судорожных конвульсиях. Зажав рот ладонью, чтобы не закричать в голос, я в панике смотрела на то, как животное осело на бок, вытягивая короткие лапы. Яд! Грима подсыпал в похлёбку именно яд, а не какое-нибудь развязывающее язык зелье, как мне подумалось вначале. По щекам бежали горькие слёзы: из-за моей глупости погибла эта смешная собачка, нужно было сразу догадаться, что Гнилоуст замышляет именно убийство. И он обязательно повторит свою попытку, можно в этом не сомневаться. Нужно предупредить Эйомера, пока ещё не поздно. Если ещё не поздно.
Понимая, что была более чем права, когда собиралась попытаться попасть в темницы, я схватила со стола кухонный нож и, добавив его к собранному, спрятала свёрток под плащ, а затем, накрыв ещё одним полотенцем мёртвую собаку и прихватив со стола маленькую корзину с яблоками и сдобными булками, помчалась искать Кайла.
Это заняло не слишком много времени: молодой воин как раз возвращался с ристалища. Едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, я в нескольких словах рассказала ему о случившемся на кухне и попросила убрать погибшее животное вместе с отравленной похлёбкой, пока их никто не обнаружил. Конечно, пришлось умолчать о персоне отравителя и о том, кому предназначался обед, но разве могу я, та, на которую добрая половина живущих в Медусельде косится с подозрением, выдвигать подобные обвинения в адрес Советника Короля? Видя, что я вот-вот разревусь, Кайл обещал помочь, но, судя по его озадаченному взгляду, вечером мне предстоит нелёгкий разговор. Но что стоит оттянуть время, заперевшись в своей комнате? К тому же грядущий вечер сейчас казался чем-то абстрактным и весьма отдалённым.
Попасть в темницы оказалось гораздо труднее. С дежурившими там стражами я уже успела познакомиться в одно из прошлых посещений Эрвина, но если в тот раз они впустили меня без особых препон, то сегодня делать это наотрез отказывались, и пришлось очень убедительно врать о том, что у меня устное послание заключённому от его родителей, которое никак нельзя озвучивать посторонним. Наверное, я весьма настырная и надоедливая особа, если ещё при этом мило улыбаюсь и хлопаю ресницами, а из глаз текут непослушные слезинки, то лучше всего держаться подальше. Не выдержав такого натиска, воины всё же впустили меня, предупредив, что делают это в последний раз, и чтобы больше не смела даже соваться сюда, иначе выделят камеру рядом с дружком, дабы не мельтешила у них перед носом.
Пройдя внутрь и оказавшись в тёмном узком коридоре, который освещала лишь пара немилосердно чадящих факелов, я поплотнее закуталась в плащ и, вдохнув затхлый воздух, шагнула вперёд. Каменные стены покрывал мох, идущая от них сырость пробирала до костей, несмотря на тёплую ткань, валявшаяся на полу грязная солома заглушала шаги. Несколько минут здесь, и можно смело записываться на лечение в психиатрическую клинику, что уж говорить о заключённых? Ладно, чего греха таить — временами я страдаю клаустрофобией, но всё равно пройду этими коридорами ещё хоть сотню раз, если возникнет такая необходимость. Коридор упёрся в разветвление, там был ещё один пост стражников, но эти лишь пошутили, что готовы сами сесть в камеру, если их будет навещать такая милая посетительница. Смутившись от непривычно-вольной для рохиррим шутки, я лишь склонила голову в знак приветствия и тенью шмыгнула в левый тоннель, который вёл к камере Эрвина.