Страница 11 из 17
Рассказы можно назвать «полемическими», т. к. речь в них идет о борьбе и о ненависти. На эту возможность указывает заглавие «Враги», а также чеховское описание рассказа «Княгиня» как произведения в «протестующем тоне», которому Чехов, как он сам выражается, хочет «поучиться» (П. 3, 73). В связи с этим в настоящей главе вводится термин «жесткая полемика», под которым подразумевается столкновение позиций, обусловленное принадлежностью героев к разным социальным группам и выраженное в конфликте с такой враждебностью, что взаимное понимание невозможно.
Контекстом данной проблематики является представление Чехова, что беда «не в том, что мы ненавидим врагов, которых у нас мало, а в том, что недостаточно любим ближних, которых у нас много» (П. 3, 37). Такая позиция и позволяет вступать в жесткую полемику, если только с художественной стороны она оказывается плодотворной. А положение о любви к ближним актуализирует вопрос о том, кто именно является и может считаться такими ближними.
2.1. Рассказ «Враги»: унижение человека и динамика агрессии
Рассказ «Враги» (1887) относится к тем немногим произведениям данного этапа творчества Чехова, опубликованным им уже не под псевдонимом. Фабула рассказа, основанного на водевильном мотиве сбежавшей жены, указывает на неоднозначность заглавия. С одной стороны, Кирилов и Абогин становятся врагами, поскольку в финале рассказа сказано: «Абогин и доктор стояли лицом к лицу и в гневе продолжали наносить друг другу незаслуженные оскорбления. Кажется, никогда в жизни, даже в бреду, они не сказали столько несправедливого, жестокого и нелепого» (6, 42). В рассказе речь идет о том, как горе разъединяет героев (6, 42), при этом, соответственно, можно увидеть некую симметрию горя и ненависти между двумя «врагами». С другой стороны, в тексте присутствуют также признаки асимметрии, указывающие на то, что доктор является главным героем рассказа, а Абогин – только второстепенным. Повествователь не рассказывает, что происходит в душе Абогина или рядом с ним в отсутствии Кирилова. О переживаниях же врача в отсутствии Абогина говорится неоднократно. Рассказ начинается с упоминания о смерти его сына (6, 30) и заканчивается сообщением о том, что Кирилов «осудил <…> и Абогина, и его жену, и Папчинского, и всех, живущих в розовом полумраке и пахнущих духами, и всю дорогу ненавидел их и презирал до боли в сердце» (6, 43).
Поэтому можно понять название иначе (или, по крайней мере, иметь в виду это второе значение): не Абогин и Кирилов становятся врагами, но у Кирилова появляются враги. Это связано с тем, что горе Кирилова более конкретно и серьезно, нежели горе Абогина, так что Кирилов чувствует себя обиженным Абогиным и презирает таких людей, как он. Это в очередной раз указывает на тесную связь между положением человека и его мировоззрением. Как сказано здесь – человеком, переживающим горе, может овладеть «эгоизм несчастных» (6, 42), заставляющий его гораздо острее, чем обычно, воспринимать обиды и видеть в том человеке, который вольно или невольно наносит ему эти обиды, своего врага.
Чувство обиды Кирилова может быть оправдано высказываниями Абогина, в них явно проявляется его эгоцентризм, так что его «тон противоречит его словам»[136]. По дороге, еще до обнаружения измены жены, он говорит: «Мучительное состояние! Никогда так не любишь близких, как в то время, когда рискуешь потерять их» (6, 36). Абогин сосредоточен на себе, на интенсивности своих чувств, а не на страданиях жены. Излишняя риторика свидетельствует о том, что Абогин скорее «декламирует» свои чувства, нежели испытывает их[137]. Окончательно это становится очевидным после того, как Абогин понял, что жена покинула его. Он говорит: «О боже, лучше бы она умерла! Я не вынесу! Не вынесу я!» (6, 39). Собственное «я» является началом и концом всех его переживаний и чувств. В его «исповеди» об отношениях с женой 11 раз появляется слово «я».
Эгоцентризм Абогина еще более явно проявляется в отношениях с Кириловым. Когда Кирилов начинает сердиться на то, что его, несмотря на происшедшее в его жизни горе, «заставляют играть в какой-то пошлой комедии, играть роль бутафорской вещи» (6, 39), Абогин не извиняется перед врачом и не отпускает его домой, а продолжает пользоваться им, чтобы поговорить только о себе (6, 40). После их первого спора Абогин окончательно показывает, какой у него менталитет, отвечая Кирилову на упреки: «За такие слова… бьют! Понимаете?» (6, 42). Этим фактически он показывает, что считает врача крепостным. Здесь проявляется то, что можно назвать антропологией Абогина: центральную роль играет собственное «я», остальные же люди являются объектами, т. к. они занимают в обществе, как правило, более низкое положение. В частности, Кирилову отведена роль прислуги. Это можно назвать одним из элементов социальной антропологии Чехова: по факту люди бывают настолько властными, что могут сделать других исключительно средством для достижения своих целей, а те настолько слабы, что им приходится соглашаться с такой ролью.
Но рассказ «жестко полемический» тем, что врач в итоге не соглашается с ролью беспомощного человека. Он не готов быть объектом, например, в том ключе, в котором зритель в мелодраме является объектом эмоциональных манипуляций со стороны режиссера и героев[138]. С этим, кстати, связан и гнев Абогина: с его точки зрения, Кирилов, отказываясь от такого вида пассивности перед трогательным выливанием эмоций, нарушает правила «жанра» их общения, которым Абогину представляется именно мелодрама[139].
Но конфликт неявно начинается гораздо раньше, когда Абогин призывает Кирилова помочь ему ради «человеколюбия» (6, 34). Тем самым он утверждает, что общее дело человечества имеет большее значение, нежели личное горе доктора. Однако доктор сопротивляется, говоря: «И как странно, ей-богу! Я едва на ногах стою, а вы человеколюбием пугаете!» (6, 34–35). Его слова указывают на то, что в антропологии Чехова человек в первую очередь индивид, а не некая абстракция в рамках осуществления общих принципов, даже таких возвышенных, как человеколюбие.
Затем Кирилов все же исполняет желание Абогина. Но когда он понимает, что как врач он Абогину не нужен, а тот, против его воли, изливает ему свои переживания, Кирилов выражает Абогину свое ощущение, что он для дворянина «лакей, которого до конца можно оскорблять» (6, 41). О том, что автору близка эта позиция, свидетельствует и описание Абогина в доме врача: слова дворянина «как будто даже оскорбляли и воздух докторской квартиры, и умирающую где-то женщину» (6, 35).
Когда же Абогин называет себя несчастливым, Кирилов отвечает: «Шалопаи, которые не находят денег под вексель, тоже называют себя несчастливыми. Каплун, которого давит лишний жир, тоже несчастлив. Ничтожные люди!» (6, 42). Значима здесь, помимо сравнений, речь о жире. Так же, как и в «Крыжовнике», «Ионыче», «Трех сестрах», жир указывает на то, что человек изолирует себя от жизни[140]. О том, что эти слова выходят за рамки частного конфликта и становятся социальной полемикой, свидетельствует упрек Кирилова в адрес Абогина, что тот считает «врачей и вообще рабочих, от которых не пахнет духами и проституцией, своими лакеями и моветонами» (6, 41). Это подчеркивается также в размышлениях Кирилова в финале произведения: он осуждает не только Абогина, его жену и Папчинского, но и «всех, живущих в розовом полумраке и пахнущих духами» (6, 42). Как подчеркивает А.Д. Степанов, Кирилов выступает и выражается как полемический публицист[141].
Здесь впервые в изучаемых нами произведениях возникает антропологическая оценка немаловажной для Чехова тематики труда[142]. Это происходит в сложной форме: Кирилов предполагает, что Абогин и ему подобные презирают трудящихся, а он, в свою очередь, презирает их за это. При этом автор склоняется к позиции Кирилова, но осуждает его за излишнюю жесткость высказываний.
136
Jackson R.L. “The Enemies”: A Story at War with Itself? // Reading Chekhov's Text: A Collection of Critical Essays. Eaglewood Cliffs, N.J., 1967. P. 70.
137
Паперный З.С. А.П. Чехов… С. 45.
138
Степанов А.Д. Проблемы… С. 171.
139
Там же. С. 169.
140
Зингерман Б.И. Указ. соч. С. 210.
141
Степанов А.Д. Проблемы… С. 172.
142
Паперный З.С. А.П. Чехов… С. 277.