Страница 14 из 77
— Числа не особо, а вот больше всего интересно, почему я до сих не видела, чтоб ты фоткал что-нибудь?
— Так не на что.
— А почему?
— Описываемые события дошли до отметки четырехлетней давности. Ещё год всё было хорошо, и я на зеркалке полторы тысячи кадров успел настрелять. Но потом провалился в небывалую депрессию, на всё забил и отшельничал.
— Что-то серьёзное случилось?
— Ну как сказать... По-моему нет, не серьёзное. А для кого-нибудь, наверное, и сущий ад. Даже с работы было уволился. Правда накопления-то приличные у меня были. А депра моя являлась элементарным следствием всего того, о чем я подробно и злорадно написал.
— Тот самый дневник?
— Да. А ещё тут, признаться, история связывается с другой статистикой – по веществам. Один только кокаин во сколько обошелся.
— Неужто продал фотоаппараты?
— Нет, такого и в мыслях не было. Я всегда был умеренно горд и считал себя достаточно успешным индивидуумом, чтоб не опускаться до подобного. Но по другим причинам продал их позже. Да и неконтролируемых пристрастий, за исключением только травокурства, пожалуй, у меня и не было. Ну, кокаин конечно прекрасен, и я фанател, но в чистом виде он очень дорогой, если вы не в курсе, а дешевый я совсем не приемлю. О Дьявол, знаете ли, Света, вспоминая то время, не могу не удивляться ныне... Я бы тогда не поверил, что смогу остановиться. Так вот, о чем это мы?
— Зачем же ты продал фотики?
— Затем же, для чего и три огромных монитора, ноутбук, смартфон и всякие ещё разные штуки. Чтоб в этот рюкзачок положить кругленькую сумму.
— А зачем она тебе?
— А чтоб ни в чем себе не отказывать.
Губки её задумчиво надулись, и было бы грешно сию же секунду не прильнуть к ним, не порадовать её внезапностью и ощутить пылкую отдачу. Помолчав, она всё-таки спросила:
— Но как же будущее?
— О, вы зрите в корень. Это словечко стало для меня синонимом конца света и апокалипсиса. И сейчас своим отказом наблюдать хронометры я очень помогаю им настать, — уверенно и маниакально кивал он сам себе, добродушно глядя сквозь неё, — а может, даже, тащу их за шкирку...
Светочка утомлённо улыбнулась, закрыла глаза и положила голову на его плечо, крепко обняв. В компаниях бухавших на "болоте" нефоров ей всякое доводилось слышать, встречались и не такие персонажи. Иной раз она могла вместе с толпой посмеяться над упоротыми заявлениями какого-нибудь кренделя, а просебя ужасалась, что такие вот уникумы ходят среди нас. Но отнести к той же категории эти вот его слова, как бы дико и пафосно ни прозвучали они, что-то отнюдь не позволяло. Не только даже её собственная симпатия, и не всамделишность его психоза-помешательства, а что-то парящее над ним наяву – такое страшненькое, интригующее, завораживающее. То, что сожрало его разум; столь радикально высвободило волю; наполнило его глаза астральной пустотой. Не без восхищения и гордости владычицы она чувствовала – это нечто притаилось прямо здесь, вокруг. И в его волосах. И под тонким слоем хлопковой ткани рубашки. Под самой кожей. Это циркулирует в его венах... А отныне и в ней.
Он берёт её ладонь, вытягивает руку, словно в вальсе, целует от запястья вдоль по вене – неспеша, каждые несколько сантиметров, постепенно приближаясь; второй рукой гладя по спине, талии, попеременно нежно царапая. Она всё также отдыхает на его плече, будто бы не замечая, как он целует всё ближе, уже в ямку на сгибе, и постепенно сводит ладонь чуть ниже, и кончиками пальцев оказывается под заманчивой, кружевной гранью приличия. В ответ она оживает, и мгновенно они возвращаются к той же едва обуздаемой страсти, с какой и начинали.
Тихонько пошёл дождь.
Этой парочке всегда было сложно угомониться – никто не хотел оставлять поцелуй последним. Дождь не особенно помешал, ибо они удобно разместились под её вместительным аристократическим зонтом. По улице пронеслась, молча, но интенсивно насилуя тёмно-желтую гамму пространства яркими переливами электро-лазурых мигалок, карета скорой помощи, какбы намекая, что внешний мир где-то есть и ещё борется за выживание. Мощные двигатели тоже, конечно, доносились периодически за прошедшее время, но внимания не заслуживали, оставаясь на фонограмме ночного мегаполиса лишь случайными выпуклыми фрагментами.
Чувства подсказывали обоим – если не уйти, можно забалдеть, распалить похоть до неуместного абсурда, оказаться в неловком положении. Поэтому она спустила ножки и уселась, как полагается, а в виду необходимости остыть даже чуть отодвинулась от него. Перспективы везти велосипеды пешим ходом, или неспешно ехать, также держа в руках открытые зонтики – не казались достаточно весёлыми, и решено было переждать. Благо, это продлилось недолго – им было тягостно даже просто не смотреть друг на друга. Ночь была уже в самом зените. Они подняли из мокрой травы своих лебединошеих коней и оседлали их.
Выкатившись на улицу, Света остановилась и заглянула в телефон – сверилась с картой. Юзернейм попросил сообразить маршрут по основным центральным артериям. Озвученная цифра в девять с половиной километров на привычный слух воспринималась очень долгой прогулкой, но посредством колёс рисковала исчерпаться гораздо раньше. Однако, этого не случилось – пара тёмных всадников намеренно не спешила и развила максимальную скорость только единожды, на кремлёвской набережной. В итоге на весь вояж ушло чуть менее полутора часа. Жаркий, но свежий; густонаселённый, но почти безлюдный; тёмный, но блестящий от влаги, играющий бликами и пестрящий отражениями, светофорами, подсветками – город был прекрасен. Точкой назначения являлась велосипедная парковка у станции метро 'чистые пруды', прямо перед памятником Грибоедову, где они и оставили свой транспорт. После такого заезда хотелось неприменно присесть, но проезжая по всему нутру бульвара стало ясно, что передохнуть тут не захочется. Хоть свободных скамеек было и достаточно, но повсеместно были замечены какие-то мутные, неприкаянные люди; хохотавшие компании молодёжи; да мертвецким грузом спали бездомные.
И отправились они, без всякого обсуждения, дальше, свернув направо по мясницкой улице. Йусернаме достал и скушал четыре печеньки-суфле, а Света угостилась только одним. Взявшись за руки, они безмолвно прошли пару сотен метров. Вдруг он объявил:
— Быть может, рановато, но учитывая, как плохо я спал до этого – думаю, надо уже подыскивать место для ночлега. Светлана, не желаете ли посетить кинотеатр?
Она улыбнулась и остановилась:
— Нет! И так как я против твоих бесчеловечных опытов, предлагаю заселиться в отель. Хотя бы в самый дешевый, если тебе принципиально.
— Мне принципиально, знаете ли, наоборот – если уж тратить деньги, то на лучшее. Прошу, пойдемте.
Он вёл её под руку и смотрел, как робот, вперед, а она на ходу изучала в телефоне, что предлагают нынче гостиницы. Вскоре показалась остановка общественного транспорта, а чуть левее в стороне две будто бы забытых лавочки, и наконец, они присели и расслабились, вытянув ноги. Небо с восточной стороны потихоньку светлело. Юзернейм шутил:
— Два основных преимущества кинотеатра перед этой скамейкой заключаются в мягкости сидений и темноте. Но где кинотеатр, и где мы? Всё ещё не хотите в кино? — ехидно улыбался он.
— Смейся, смейся... Я тебе, узурпатор, не позволю, — отвечала тем же Светочка.
И со внимательным видом погрузившись в телефон, она зачитала доступные варианты. Возникла полемика о том, что такое дешево, и что такое дорого, но он таки остановил её:
— Помните, я сказал, что продал всё, чтоб положить в этот рюкзак кругленькую сумму? Так вот, она вся здесь. Я её, буквально, таскаю как крест. И не знаю, куда девать. Смотрите, — он расстегнул одно из отделений, и немного покопавшись извлёк веер из двадцати свежих, рыже-красных банкнот, — их ещё много там! Этих хватит, чтоб заселиться. Я даже знаю куда. Вот уж не думал только... Ладно, заказывайте такси, Света. Бизнес-класс.
Всё это было так неожиданно и вызывало недоумение, что Светочка глубоко задумалась. Если это были не какие-нибудь украденные, фальшивые или меченые купюры, то почему этот человек вытворяет всё то, в чем сознавался? Ему незачем было лгать, да и она бы почувствовала. Перед ней был истинный безумец.