Страница 6 из 39
В тенгрианском эзотеризме Коркут принес Смерть как дар людям, потому что в этом мире тот, кто не умер, не является по-настоящему живым. В четырех-пятилетнем возрасте ребенку символически отрубали голову саблей, и с этого момента он получал новое имя, начиналась его настоящая жизнь. Жизнь имеет смысл только в том случае, если есть смерть (Т. Асемкулов). Эту же мысль современный мистик выразил так: пластмассовые цветы красивы, не требуют ухода, они вечны – никогда не увянут, не опадут в отличие от живых цветов. Единственное «но»: они ведь ненастоящие, неживые. Смерть есть рождение в новое состояние. Она – естественное продолжение жизни, ее апофеоз, и потому боевым кличем казахских воинов в древности были слова: «Өлiм жоқ, өмiр жас» – «Смерти нет, жизнь вечно молода» (Т. Асемкулов).
В ипостаси могилы Коркут, как и Христос, типологически сравним с «убиенными божествами»: М. Элиаде наряду с верховным небесным богом-творцом мира выделяет во многих мифологиях более позднее, «молодое» божество, смерть которого знаменует переход от мифологической эпохи творения к «исторической» эпохе, становится ядром мистериальных религий, архетипом инициационных ритуалов [23].
Глава 2
Реконструкции изначальной общечеловеческой традиции и тенгрианство
Весьма перспективным является исследование тенгрианства в русле Виртовской реконструкции гиперборейской традиции. С точки зрения германского ученого Г. Вирта «…скандинавские и древнегерманские руны и рунические круги представляют собой следы древнейшей знаково-символической модели, которая лежит в основе всех типов языков, мифологий, культур, ритуалов, сакральных доктрин, календарных систем, астрологических наблюдений и т. д.» [24]. Занимаясь специально германо-скандинавскими рунами, Г. Вирт указал также на точное соответствие германских и тюркских рун (при другой огласовке), причем практически исключил возможность заимствования, указывая на общий источник их происхождения – арктическую Гиперборею. По утверждению Вирта, «изначальной культурной моделью, на основе которой развились и письмо, и фонема, и ритуалы, и юридические институты, и искусства и занятия – т. е. вся человеческая культура в ее истоковом зародышевом состоянии, – было наблюдение природных годовых явлений арктического Севера» [25], и в частности движения Солнца, смена арктического дня и ночи. В центре гиперборейской традиции мистерия спускающегося к людям Света – Божественного ребенка, являющего откровение Высшего Существа, Мирового духа в пространстве и во времени, в космическом круговращении, в Годе, измеряемом движением солнца. «Через него, «Божественного ребенка», позже «Сына Божьего», действует сам Бог. Он – посредник между Богом и людьми, между бесконечностью и конечностью, между безусловным и обусловленным, между абсолютным и относительным» [26]. Вирт указывает на гиперборейское происхождение шумерского Dingir – тюркского Тенгри (сравните с именем верховного германского бога Донар-Тонар-Тор), означающего в соответствии с его реконструкцией спуск Сына Божьего, Посланника, Солнца в ночь, в воду, в зиму. В фольклоре эскимосов Вирт обнаружил упоминание о некоей древней расе, жившей в Арктике – «людях Танара».
Если, по мнению Вирта, в основе рунического круга лежит наблюдение за сменой Света и Тьмы, Дня и Ночи, то казахские лингвисты реконструировали семантику слова «Тәңiр» как означающего восходящее и нисходящее движение Солнца [27]. На основе древнетюркских памятников историки реконструируют культы Буд-Тенгри (зенитное положение солнца, у Вирта руна «I» означает летнее солнцестояние), Тенгри на черном коне (ночной путь солнца) и Тенгри на пестром коне (рассвет и закат) [28], представляющих «кеп» – ипостаси, состояния единого Тенгри.
«Тенгри на пестром (ала) коне» напоминает божественных близнецов-всадников Ашвинов – богов утренней и вечерней зари в индуизме. Он является путникам как посланник, приносящий удачу. В этом своем качестве посредника между Высшим Существом и людьми он является аналогом Коркута. Как бог Пути, Тенгри на пестром коне сравним с Одином/Вотаном – германо-скандинавским богом путешественников, занимавшим изначально место ниже верховного бога Тунора/Тора и возвысившегося, по-видимому, во времена Великого переселения народов [29]. Один – шаманский бог, бог воинов, павших в бою, душеводитель, мудрец и прорицатель, бог бури и бог поэтов. Все это сближает его с Коркутом. Один – оборотень, который может явиться змеей, орлом, конем, волком. В тенгрианстве мир соткан из божественных энергий, сгустки-сосредоточения которой могут принимать любую форму и являться человеку в том виде, который он готов воспринять (Т. Асемкулов). Таков и Коркут, одной из ипостасей которого является Орел, и Баба Тукти Шашты Азиз, который Алпамысу в зиндане является в образе солнечного луча и кошки, а бесплодной женщине – в виде колючего кустарника (символизм которого как богоявления подробно разбирается у Вирта), и Камбар-ата, и Кыдыр – исламский Хизр. Эти высшие существа – посланники Тенгри и покровители человека в тенгрианстве – аналогичны языческим «богам». Это нужно иметь в виду при реконструкции тенгрианства.
Посредническая функция «Тенгри на пестром коне» зафиксирована в его имени. «Ала» имеет значение «пестрый», а также «красный» – цвет тюркского знамени. В суфийском инициационном тексте значение красного цвета проясняет Багровый ангел (Божественный посланник): «Я – мудрец, чья сущность Свет… Но тот, кто поймал тебя в сети… бросил меня в темный колодец. С тех пор и пошел этот пурпуровый цвет…Если бы не он, я был бы белым и светящимся. Когда к какой-нибудь белой вещи, чья белизна связана со светом, примешивается немного черного, она приобретает красноватый оттенок. Посмотри на закат и восход… Простой светильник обнаруживает то же самое. Снизу пламя белое, сверху оно переходит в черный дым, в середине же оно красноватое» [30]. Этнолог В. Тэрнер указал, что основной триадой цветов в разных культурах являются белый, черный и промежуточный между ними красный. В казахском языке «алау» – пламя, «аластау» – очищение огнем. Традиционно токпе-кюи, кюи Западного Казахстана назывались кюями «ала-байрақ» – кюи красного (пестрого) знамени, кюи воинские, кшатрийские, кюи касты среднего мира. Возможно, название самых высоких в тюркском регионе гор Алатау следует понимать в смысле «горы, посредники между Всевышним и миром». Художник М. Кул-Мухаммед, уроженец Алатау, считает, что правильное название горы Хан-Тенгри «Тәңiр тау» или в другой огласовке «Тәңiр тақ» – «трон Тенгри».
Хотя Г. Вирт указывает на разную огласовку германских и тюркских рун, имеется целый ряд явно неслучайных совпадений. Руна «Тui», «Tur» лежит как в основе слов «трон», «алтарь», «Тор» (верховный бог германцев), так и в основе казахского «төр», «төре», «байтерек» и пр. Русское «олень», «ель», немецкое «еlch» (олень) восходят к культовой формуле «el», «il», которая обозначала «свет», «луч». К этой формуле явно восходит и казахское «елiк». Культ рогатых животных был связан с руной «Ка» – «свет, поднимающий руки». «Позже «рога» были истолкованы только как знак силы и мощи, но изначально они имели чисто духовный, идеографический смысл» [31]. В исследовании «Мифоритуальные основания казахской культуры» мы доказали, что Мыстан в казахской мифологии является представительницей некоего архаического культа, «рогатой» жрицей, негативным аспектом матери Алпамыса. В казахском фольклоре «рогатость» является символом духа, достижения высшего состояния, счастья и т. п.
23
См. Элиаде М. Аспекты мифа. 2000, с. 97.
24
Дугин А. Абсолютная родина. С. 689.
25
Там же. С. 693.
26
Там же. С. 180.
27
См.: Жубанов Е., Ибатов А. Анализ этимона «тәңрi» – «всевышний» // Проблемы этимологии тюркских языков. 1990. С. 314–337.
28
См. соответствующие статьи Г. Агелеуова и Ю. Зуева в сб. «Военное искусство кочевников Центральной Азии и Казахстана».
29
См.: Дьяконов И.М. Архаические мифы Востока и Запада. 1990. С. 126.
30
Конец Света (эсхатология и традиция) / Сост. А.Дугин. М., 1998. С. 74.
31
Дугин А. Абсолютная родина. С. 718.