Вечное небо казахов

В главе «Орел и Змей» отмечалось, что «Бапы-хан и Самрук, Змея и Орел символизируют здесь нисходящее и восходящее движение между Всевышним и миром… тенгрианство, как и многие другие традиции, осознает единство, взаимосвязь и взаимопереход противоположностей…». И если змей наделяет человека оружием, а затем человек убивает его, в этом нет противоречия. Можно сказать, что, завершив нисходящее движение, обретя плоть, человек должен начать возвратное движение. И змей, ползя вверх по дереву, обращает взгляд человека вверх, к гнезду Самрук. На первом этапе змей выступает как движущая сила, втягивающая человека в материальное существование, он дарит человеку смертное тело («Жылан қабықты жігіт»), крадет бессмертие («Гильгамеш»), приводит к изгнанию из рая («Ветхий завет»), похищает жемчужину («Гимн жемчужине»). Но затем змей провоцирует обратное движение, движение вверх, к вершине Мирового Дерева, за пределы мира форм. И именно в этом пункте раскрывается тайна человеческого существования, тайна человеческой миссии так, как ее понимали наши предки.

В гностическом «Гимне жемчужине», в иранском эзотерическом тексте «Багряный ангел» облачение человеческого духа в одежды (кольчугу) плоти рассматривается как падение, забвение человеком своей истинной природы, своей сути, своей миссии. В «Жылан қабықты жігіт» Бапы-хан, одаряя человека душой и телом (оружием и доспехами), необходимыми для жизни в материальном мире, в то же время напоминает ему о его высокой человеческой сути, о его призвании: «Ты существо человеческой природы. Им и оставайся. Будь воином, но не палачом». В мире форм, в мире, подверженном власти времени, человек обречен на частичность (неполноту) знания, на болезни и страдания, на смерть, на отчужденность от своей небесной родины. Но лишь оказавшись в мире форм и в мире времени, обретя тело – оружие, человек получает возможность действовать. Тело – это оружие. Оружие – атрибут воина, делателя, символ его миссии. В небесном мире вечных архетипов, где нет времени, все существует одновременно, в вечном настоящем, действие и изменения невозможны. Могущественная Самрук знает, что ее птенцы погибнут в пасти змея, но она не может изменить предначертанное. Она лишь заранее оплакивает участь своих птенцов. Спасти их должен человек, существо временное. В этом его миссия, в этом смысл его существования, его пути в мире форм. Змей наделил его телом-оружием, чтобы он убил Змея и спас птенцов.

Человек надевает смертное тело (оружие), чтобы пройти через мир становления, мир проявления. Это необходимый этап пути бессмертного Духа, который он не должен избегать («Бхагават-Гита» – священная книга, рассказывающая о духовном пути кшатрия, посвящена этой теме. Бессмертное «Я» – Кришна, Мастер Инициации объясняет смертному человеку, воину царю Арджуне, его долг сражаться). Человек надевает смертное тело (оружие), чтобы спасти птенцов Самрук. Эти птенцы символизируют нематериальное состояние, свойственное изначальному высшему «Я» существ, предшествующее их материальному рождению. Это не душа в обычном понимании как средоточие жизненных энергий тонкого среднего мира, а трансцендентное «Я», принадлежащее к высшему, небесному миру, миру Духа. Такое «Я» не просто предшествует во времени материальному рождению, оно вечно по своей природе, совпадает с самим небесным архетипом. В результате великих мистерий человек реализует это свое бессмертное «Я», отождествляясь с Самрук.

В завершение своего пути человек возвращается в гнездо Самрук. Туда, где она пестовала его бессмертный дух в облике птенца до того, как он спустился в мир форм, облекся в «кольчугу элементов». Поднимаясь к Самрук, человек возвращается к самому себе, он встречает самого себя, осознает свою тождественность с Самрук. В ритуале проглатывания-изрыгивания Самрук пересотворяет человека, реактуализирует его высшую (вечную) природу. Одновременно человек познает и истинную природу Змея, Бапы-хана, то, что Самрук и Бапы-хан есть лишь разные ипостаси Единого, того, кого индейцы называли Кецалкоатль – Пернатый Змей. В одноименной казахской сказке «Жылан қабықты жігіт» главный герой Шахимарден (чье имя и происхождение прямо отсылают к символизму змея) превращается в ласточку, надевая свою «змеиную кожу», что подтверждает взаимодополнительность, взаимозаменяемость символизма Змеи и Птицы.

Но человек не только отождествляется с Самрук, реализует свое внутреннее (духовное) измерение, он спасает птенцов Самрук – находящиеся в небесном мире, вне времени души (духи) нерожденных детей, спасает ангелов… Многочисленные казахские легенды, сказки, кюи, содержащие эпизод спасения человеком птенцов Самрук, на символическом уровне имеют именно этот смысл: человек – этот проецированный в материальный мир дух, облачен в смертное тело и проходит свой страшный Путь для того, чтобы спасти ангелов. Позволяющая совершить эту миссию «змеиная кожа» рассматривается как дар, а сама миссия – как реализация благословения Бапы-хана остаться «существом человеческой природы», помнить о своей природе и отзываться на просьбу о помощи: «Адамзат, көмектес маған!»

Если пытаться провести параллель такого понимания миссии человека в мире, то нельзя не вспомнить, что в индуизме духовно реализованный человек – йог – становится более могущественным, чем боги. Просветление Будды Сакьямуни указывает путь к освобождению не только людям и другим существам материального мира, но и богам (эти «боги» сравнимы с ангелами семитических религий). В христианстве «ангелы спасаются и обожаются через людей» [154]. «Во всех случаях иерархически нижайшая во всей вселенной плоть имеет… какой-то особый, чрезвычайно важный и весьма неочевидный смысл, особое глубинное значение…»[155]. В исламе сотворенные из огня ангелы поклоняются сотворенному из праха человеку.

Слова «үй» и «ұя» не просто напоминают об изначальной родине человека, его высшего «Я» – гнезде Самрук [156]. Казахская пословица «Ұяда не көрсең, ұшқанда соны iлесiң» («Что птенец видит в гнезде (добычу), то он и ловит в полете») на обыденном уровне толкуется как обусловленность поведения человека его семейным окружением и воспитанием. Но на эзотерическом уровне смысл этой пословицы сравним с теорией познания-воспоминания Платона: в этом мире человек узнает-вспоминает то, что душа его видела в небесном мире архетипов до своего материального воплощения. По-другому, человек реализует в этом мире то, что его душа (дух) познала до рождения, в небесном мире, находясь в образе птенца в гнезде Самрук.

При анализе онтологического уровня тенгрианства в главе «Семь ипостасей Коркута» неоднократно отмечалось переплетение представлений о происхождении и существовании мира с представлениями о гармоничном и справедливом существовании человека, о его статусе в этом мире. Современные традиционалисты считают уровень морали-нравственности одним из наиболее низких в мировой иерархии, связанным с психическим (средним) миром, с чисто социальными условиями существования. Традиция, которая выше всего ставит нравственность, является, на их взгляд, усеченной или вырожденной, утратившей онтологический и метафизический пласты знания, не способной выйти за пределы экзотерической проблематики двойственности добра и зла. Тем не менее, у кочевников нравственные понятия не просто переплетаются с онтологическими, они возводятся в Принцип. Как нам кажется, это связано со спецификой воинской традиции, которая не особенно интересуется игрой абстрактными метафизическими понятиями, но в качестве принципа жизни и действия, ориентира Пути, определяет понятия Чести, Верности, Совести. Эти понятия не ограничиваются рамками «человеческого, слишком человеческого» (Ф. Ницше), а отсылают к высшим уровням бытия.

Помнить об «ұят» (совесть, стыд) означает быть честным, преданным «Ұя» – небесной родине, небесному дому («үй»), гнезду Самрук на вершине Мирового Дерева («ұя»). «Ар» (честь) имеет значение «границы», «предела», «чистоты» и отсылает к запредельному, трансцендентному. «Ару» – чистая, «аруана» – чистая мать («белая одногорбая верблюдица»), «арылу» – возрождение. В статье «Реальность духа» я объясняла, что «аруақ» (дух предка) у казахов имеет значение «духовно реализованный». Идея одухотворения, снисхождения Духа содержится в распространенных выражениях «Аруақ қонды», а также «арлану», «намыстану». «Намыс» (честь, совесть) содержит морфему «мыс», означающую не только «медь», но и некую духовную силу, авторитет, влияние (например, в выражениях «мысы құрыды», «мысы басты»). Эта же морфема присутствует в именах «Алпамыс», «Мыстан». Наши предки, сохранившие изначальную, некогда общую для всего человечества тенгрианскую традицию, были теми, кого Коран называет ханифами, а также теми, кого он называет «Преданными, верными Богу». Кочевники Центральной Азии – это воины, верные Богу, их аристократизм – в преданном служении Тенгри, служении своим оружием, своей жизнью в материальном мире.

154

Дугин А. Абсолютная родина. С. 309.

155

Там же. С. 234.

156

Кстати, С. Кондыбай этимологию слова Самрук связывает с представлением о «счастливой небесной стране», о «небесном семени» (потомстве). См. его книгу «Қазақ мифологиясына кiрiспе» (с. 258).