Вечное небо казахов

Необходимо уточнить следующую деталь. В мифе Бапы-хан называется царем подземного мира. Но было бы ошибкой считать, что речь идет о нижнем из трех миров. Как это ни парадоксально, вслед за дочерью Бапы-хана джигит попадает в средний мир, мир тонких форм, точнее – в его центр. К такому толкованию нас склоняет не только символизм змея как «Мировой души», мира «душевного», тонких форм. Дело в том, что пещера в горе (так в казахском оригинале), через которую джигит попадает в подземный мир, и сам этот подземный мир представляют собой распространенный во многих традициях символ места инициации. Инициатическая пещера является образом мира, который имеет собственное небо и освещен изнутри, недаром в мифе подчеркивается, что подземный мир оказался точно таким же, как и наш, наземный, – там есть горы и леса, солнце и луна, степь, леса, поселения. В то же время скрытая внутри горы пещера представляет собой символ скрытого центра мира, символ сердца мира.

Изначально гора, ее вершина, представляется символом духовного центра мира. Так было в первоначальном периоде космического цикла, когда духовное знание было открыто для всего человечества (подобно тому, как гора открыта внешним взорам). Но по мере деградации мира, с разделением мира на экзотерическое и эзотерическое, «та же самая истина стала доступной лишь для более или менее ограниченной «элиты» (что совпадает с началом инициации, понимаемой в самом строгом смысле) и скрыта от большинства людей, пещера сделалась символом, более подходящим для духовного центра и, следовательно, для инициатических святилищ. Вследствие такого изменения центр, можно сказать, не покинул гору, но лишь ушел с ее вершины в глубину; с другой стороны, это же изменение есть своего рода «инверсия», в силу которой «небесный мир» стал, в некотором роде, «подземным миром» [119]. Как отмечает академик А. Маргулан, тюркам издревле был свойственен культ пещер, в пещерах они поклонялись образам предков. В фольклоре разных тюркских народов присутствует мотив рождения в пещере или в могиле героя, великана и пр.[120] Это рождение, по существу, символизирует инициацию, но об этом позже.

Таким образом, подземный мир Бапы-хана – это образ скрытого от внешнего мира духовного центра, каким предстает всякое место инициации. Двойной символизм пещеры как образа мира и как его сердца может показаться противоречивым. Объяснить это видимое противоречие поможет символизм Мирового Яйца. «В самом деле, «Мировое Яйцо» центрально по отношению к космосу и в то же время заключает в зародыше все, что последний будет заключать в полностью проявленном состоянии; все, стало быть, обретается в «Мировом Яйце», но в состоянии «потаенности», которое также олицетворяется самим положением пещеры, ее характером как места сокровенного и закрытого» [121]. Золотой дворец Бапы-хана дополняет этот символизм «Мирового Яйца», центра мира, изначального рая. Царь подземного мира Бапы-хан в данном контексте может быть сравнен с индуистскими Агни, Атманом и т. д.

Инициатическая пещера – место «малых мистерий», «второго рождения», «космического рождения». Джигит попадает в центр мира, в его сердце, и Бапы-хан дважды умерщвляет и порождает его, то есть он перевоссоздает его душу и тело. Тем самым инициируемый в ритуале «Жылан қайыс» возвращается в земной рай (воссоздает его). Он утверждается как центр мира плотных и тонких форм, как его субъект и хранитель подлинности самой инициации. Посвященный возвращается в мир для выполнения своей миссии человека. Суть этой миссии для кочевников Центральной Азии выражена в благословении Бапы-хана: «Ты – человек. Им и оставайся. Будь воином, но не палачом».

Глава 3

Роль кузнеца в мифоритуальном комплексе «Жылан қайыс»

В ритуале «Жылан кайыс» кузнец исполняет роль мастера инициации, он замещает Бапы-хана. В этнографической литературе сакральная роль кузнеца в тюркской культуре рассмотрена достаточно широко [122]. Вплоть до ХХ века сохранилось сакральное отношение к кузнецу, его орудиям труда, его кузне, которым придавались, помимо прочего, исцеляющие и оберегающие от дурного воздействия свойства. Кузнец и шаман рассматривались как во многом близкие фигуры. Если в «Жылан қабыкты жігіт» искусство металлообработки получено от Бапы-хана, то в фольклоре тюркских народов Сибири ипостась Тенгри – Меркит (образ, параллельный Коркуту) является то Предком, то Учителем шаманов и кузнецов. Шаманов и кузнецов объединяет «владычество над огнем» (см. символизм огня в главе «Семь ипостасей Коркута»). У бурятов кузнецом может быть лишь тот, кто является потомком небесного кузнеца Бошинтоя, посланным на землю добрыми тенгри, чтобы помочь людям. «У всех сибирских народов кузнец занимает достаточно высокое социальное положение, он работает не ради выгоды: речь идет о призвании или о передаче по наследству, включающей, соответственно, инициационные тайны. В девятом поколении кузнец получает сверхъестественное могущество: он больше не боится духов и поэтому осмеливается выковать железные предметы, украшающие одежду шамана» [123]. Именно в этих железных предметах заключены сила и сверхъестественные способности шамана. Звон железа, т. е. звук работы кузнеца, распугивает злых духов. В фольклоре подчеркивается необходимость соблюдения физической и духовной чистоты кузнеца. На Памире кузница почитается как культовое место, и там, где нет специального дома для молитвенных собраний, собираются именно в кузнице (ритуал «Жылан қайыс» также проводится в кузнице).

Сакрализация кузнечного искусства в Центральной Азии не является исключением. Скорее, это общечеловеческая тенденция. Уже в древнем Египте металлургические операции тесно переплетались с жреческой практикой. В Элладу кузнечное искусство приходит из Малой Азии вместе с культом матери-богини Кибелы и соответствующими мистериями. Металл имеет либо небесное (метеоритное), либо подземное (извлекается из земной утробы) происхождение, в любом случае он поступает из «иного» мира. «Как в метеоритном происхождении металла повсеместно видят его магические или божественные свойства, так и открытие металла в недрах земли связывают с определенным «прозрением», дарованным человеку высшими существами, или с «откровением», ниспосланным Господом (богами) через святых (чародеев)» [124].

В зависимости от того, как оценивается источник кузнечного искусства, существует амбивалентное отношение к металлам и кузнецам. В Африке у некоторых племен кузнецы одновременно являются жрецами и врачевателями, им приписывается царское происхождение, а у других племен кузнецы являются париями. Символизм металлов всегда имеет двойной характер. Развитие металлургии связано с утратой райского состояния, деградацией человечества. Недаром низшую эпоху космического цикла принято называть «железным веком». Кроме того, преобразуя условия существования человека, металл изменяет и его собственную природу. Как уже было сказано, металл приходит из «иного» мира, поэтому «Само присутствие металла в человеческой жизни привносит в нее множество неведомых магических сил, принадлежащих иным космическим уровням, и игра этих темных сил (священных или демонических) открывает человеческому духу другие горизонты» [125]. «Символика металлов в традиционных учениях указывает не только на «подземный» огонь, но и на «спрятанные сокровища»… Все, выражаясь современным языком, «легенды», сообщающие о «сокровищах», предупреждают, что их «хранители, то есть психические «сущности» (иными словами, те самые тонкие влияния, о которых у нас и идет речь) представляют собой для человека значительную опасность и приближаться к ним, не имея требующейся «квалификации» и не принимая соответствующих мер предосторожности, не следует» [126].

119

Генон Р. Символы священной науки. С. 245.

120

Марғұлан Ә. Ажалмен алысқан алып адам // Сөзстан. 4-б.

121

Генон Р. Символы… С. 252.

122

См., например: Тохтабаева Ш. Символические ориентации казахов, связанные с кузнечным и ювелирным ремеслом // Культура кочевников на рубеже веков. Материалы международной конференции. 1995. С.169–175.

123

Элиаде М. Азиатская алхимия. С. 185.

124

Там же. С. 107.

125

Там же. С. 108.

126

Генон Р. Очерки о традиции и метафизике. С. 261–262.