Вечное небо казахов

Человек, который, пройдя через столько смертей и боли, через сорок лет каторжного труда, убогой нищеты и забвения, умел сострадать дикой гусыне и заботился о ней, который вернул ей радость жизни в своем кюе «Қоңыр қаз».

P.S. Завершив статью, заглянула в Интернет и на татарском сайте (http://www.rt-online.ru/aticles/rubric-78/60169/) случайно напоролась на фразу «“Где моя Родина?” – диких гусей я спросил…» о постановке пьесы Зульфата Хакима «Немая кукушка», посвященной судьбе татарского народа в ХХ веке…

Глава 5

Происхождение собаки, или Ошибка нашей идеологии

Фразы из замечательного советского мультфильма «Маугли»: «А мы пойдем на север!», «Акела промахнулся!» – наверное, уже ничего не скажут нынешним молодым. Но образы благородного вожака волчьей стаи Акелы, кровожадного тигра Шерхана, его прихлебателя шакала Табаки прекрасно иллюстрируют основную идею этой статьи.

Тотемизм волка в традиционной культуре и идеологии наших предков давно стал общим местом не только историко-культурных исследований, но и разного рода размышленческих статей о казахах. Но правда в том, что волки – гордые, храбрые, неукротимые, умные, хитрые, изобретательные, сильные, дружные, терпеливые, непокорные – имеют слишком мало отношения к современному состоянию национального духа. Мы давно уже не те волки, которым покровительствует Тенгри. Мы вообще не волки, а скорее… собаки.

Волк и собака… Казахская пословица гласит: «У собаки есть хозяин, а у волка есть Тенгри». Это о непокорности и самодостаточности волка, которого практически невозможно приручить (в цирках можно увидеть представления со львами и тиграми, но не с волками), одомашнить, который «сколько его ни корми, все в лес смотрит». Этой теме непокорности, даже неблагодарности волка посвящен один из ранних рассказов М. Ауэзова «Серый лютый».

Ставшая поговоркой собачья преданность хозяину и принципиальная неприручаемость волка, то есть противоположность характеристик генетически близких животных всегда вызывала у меня удивление. Неужели все дело в тысячелетиях совместного существования? – думалось мне. Но ведь из рассказов Джека Лондона мы знаем, что собака с доброй половиной волчьей крови остается все-таки собакой…

Дилетантские мои сомнения развеяла книга Конрада Лоренца «Человек находит друга». Книга написана давно, чуть ли не полвека назад, да и информация, в ней содержащаяся, скорее всего, является открытием лишь для меня – гуманитария. Но поскольку и читатели мои, скорее всего, не зоологи, поделюсь своим «открытием».

Собака происходит не от волка, а от шакала!

Разумеется, ничего плохого в этом нет. Джеральд Даррелл так описывает шакалью стаю, что просто умиляешься. Вообще, человеческие оценки диких животных, связанный с ними символизм страдают, мягко говоря, односторонностью. Кто-то из этологов на эту тему высказался так. Есть животные, у которых стаю возглавляют самки, эти доминантные самки охотятся, но к добыче первыми получают доступ детеныши и недоминантные особи. И есть хищники, у которых охотятся самки, но первыми доступ к добыче получают доминантные самцы, затем охотницы, а слабые члены стаи довольствуются остатками (если таковые имеются). В первом случае речь идет о гиенах, символизирующих у людей подлость и предательство, во втором – о львах, символе благородства и царственности. В этом контексте точность тюрков в восприятии животного мира удивительна.

Вернемся к нашей теме. К. Лоренц реконструирует ситуацию одомашнивания собак. Первобытное племя привыкло к тому, что их ночную стоянку окружают шакалы, поедающие отходы. Сами по себе шакалы не опасны для взрослых людей, да и огня они боятся, а польза от них несомненна, так как чуткие звери реагируют на приближение крупных ночных хищников и невольно предупреждают людей об опасности. Эту пользу племя оценит лучше, оказавшись в незнакомой местности без сопровождения «своей» шакальей стаи. Мужчинам приходится по ночам по очереди бодрствовать, вслушиваясь и всматриваясь во враждебную тьму. И однажды умный вождь (или шаман), заметив позади принюхивающуюся к человеческим следам шакалью стаю, несмотря на возражения голодных охотников, оставил на тропе кусок мяса, а потом еще один… Так постепенно шакалы привыкли к «своему» племени, по ночам они «стерегли» стоянку, а днем следовали за охотниками. Еще через несколько тысяч лет возглавляющая стаю опытная самка помогла охотникам вернуться на скраденный след…

Большинство европейских пород современных собак ведут свое происхождение от шакалов, и лишь некоторые имеют долю волчьей крови. Этот факт важен для нашей темы. Тут будет уместно привести довольно обширную цитату Конрада Лоренца:

«…Преданность собаки хозяину возникает из двух совершенно разных источников. Во многом она объясняется теми узами, которые связывают дикую собаку с матерью только в детском возрасте, а у домашней собаки сохраняется на всю жизнь и вместе с рядом других моментов способствует тому, что некоторые детские черты характера не исчезают и когда животное становится взрослым. Другой корень преданности заложен в той верности, которая связывает рядовую собаку с вожаком стаи или же возникает из привязанности, питаемой отдельными членами семьи друг к другу. У собак с волчьей кровью этот корень уходит гораздо глубже, чем у потомков шакала, и по очевидной причине: сохранение стаи играет гораздо большую роль в жизни волка, чем в жизни шакала.

Если взять в дом щенка неодомашненного представителя семейства собачьих и растить его как собаку, легко можно вообразить, будто потребность дикого детеныша в заботе и уходе равнозначна той пожизненной связи, которая существует между большинством наших домашних собак и их хозяевами. Пленный волчонок обычно бывает робким, предпочитает темные углы и явно боится пересекать открытые пространства. Он в высшей степени недоверчив к незнакомым людям… Он уже с рождения весьма склонен кусаться от страха, но к хозяину волчонок привязывается и полагается на него точно так же, как щенок. Если речь идет о самке, которая при нормальном ходе событий, вырастая, начинает воспринимать самца-вожака как «хозяина», опытным дрессировщикам иногда удается занять место такого вожака в тот период, когда детская зависимость самки сходит на нет, и таким образом обеспечить себе ее привязанность и в дальнейшем… Но того, кто воспитывает волка-самца, ждет неминуемое разочарование – как только волк становится взрослым, он внезапно перестает подчиняться хозяину и держится абсолютно независимо. В его поведении по отношению к бывшему хозяину не проявляется ни злобы, ни свирепости – он по-прежнему обходится с ним как с другом, но ему больше и в голову не придет слепо повиноваться хозяину, и, возможно, он даже попытается подчинить его себе и стать вожаком. Учитывая силу волчьих зубов, не приходится удивляться, что эта процедура иногда приобретает довольно кровавый характер.

Если шакал в основном ест падаль, то волк – настоящий хищник, и зимой нуждается в помощи своих собратьев, охотясь на крупных травоядных – его единственный корм в эту пору года.

…Результаты охоты зависят от взаимной поддержки в те минуты, когда ее членам удается затравить дичь. Строгая организация стаи, беззаветная преданность вожаку и безоговорочная взаимная выручка – вот необходимые условия успешного выживания этого вида в тяжелой борьбе за существование.

Такие волчьи свойства полностью объясняют сущность весьма заметных различий в характере «шакальих» и «волчьих» собак – различий, очевидных для всех, кто по-настоящему понимает собак. Первые относятся к своим хозяевам как к собакам-родителям, вторые видят в них скорее вожаков стаи и ведут себя с ними соответственно» (К. Лоренц).

А теперь главный вывод, ради которого мы предприняли этот пространный экскурс в этологию. «Покорности инфантильной шакальей собаки (относящейся к хозяину как к родителю) у волчьей собаки соответствует гордая «мужская» лояльность, в которой подчинение играет весьма малую роль, а рабская покорность – никакой. Волчья собака в отличие от шакальей вовсе не видит в хозяине чего-то вроде помеси отца и бога. Для нее он скорее товарищ, хотя ее привязанность к нему гораздо прочнее и не переносится с легкостью на кого-нибудь другого. Это «однолюбие» развивается в молодых волчьих собаках весьма своеобразно – в определенный момент детская зависимость от родителей четко сменяется взрослой преданностью вожаку стаи, причем это происходит, даже когда щенок растет в изоляции от себе подобных, а «собака-родитель» и «вожак стаи» воплощены в одном человеке».