Страница 64 из 95
Тащился Данька потихонечку, ногу за ногу, пирожок сладкий-сладкий откусывал кусочками крохотными да по сторонам глазами шарился. Богачество! Ну прям как в сказках, когда богатырь прибывал в терем златой за королевишной. В тереме либо папенька ее жил да задания разные, трудные давал, либо Кащей в плену девицу держал, и ее выручать надобно было. Даня завсегда представлял себе терема эти дюже похожими, токо у царя солнышко светило, на позолоте играло, а у Кащея – темнота и запустение вокруг царили, лишь свечечки одинокие там и сям разбросаны были. Кащей-от, он ж сам ничего строить-создавать не умеет, значится должен отобрать дворец свой у другого царя, а самого царя с семьей сгубить. Не зря же Кащея еще «душегубцем» кличут.
Бродил с такими мыслями Данька, рассматривая картины настенные да растения странные, прямо в доме, в кадках огромных растущие, обходя с открытым от изумления ртом колонные резные, в вышине теряющиеся, где-то так далеко-далеко, что и глазом не рассмотреть, а заместо потолка – лазурь переливающаяся, ну точно небушко настоящее, только яркое, облачками припорошенное. Сторожко трогал клетки огромные с птицами разноцветными, на разные голоса поющими, да все больше изумлялся. Точно отошел от стола, да вообще в другом доме очутился. Но стоит пару шагов обратно пройти – и тут же, как ни в чем не бывало, появлялись яства невиданные, соблазнительно пахнущие, а голоса птичьи исчезали, точно их и не было никогда.
Долгонько ли так Данька бродил, он даж и не знал, но как умаялся, вернулся обратно к столу, присел на стул парчовый да подвинул к себе чашку с чаем уже налитую – точно ведал кто, что он вот-вот вернется и желание его, воды напиться, исполнил.
– Ну здравствуй, суженый.
Даж после чудес уже рассмотренных, удивился Даня, страсть! Токо ведь никого не было. А моргнул – и вот он, черт, прямо напротив на стуле нарисовался, словно всегда туточки сидел, как влитой.
Поднялся мальчонка из-за стола, чашку отставив, да и поклонился хозяину дома как положено, солидно да степенно.
– Здравствуйте.
А черт на него с любопытством уставился, да так, что чуть Даньку смущением не затопило. Однако же – справился. Уселся за стол обратно, дождавшись кивка приветственного да разрешающего, и за чашку взялся.
– А в этот раз мой дворец понравился?
– Да! – выпалил мальчонка восторгом да и не выдержав, расспрашивать принялся – и про птиц, и про колонны, и про картины странные. Черт пальцы перекрестил, на вопросы все отвечает, а сам словно посмеивается – улыбка в губах да глазах так и живет, так и блестит, как монетка на дне стремнины. Заманчиво так, а не достать – снесет река, только поминай, как звали. Но все ж таки – блестит и манит.
На все вопросы, его завалившие, черт ответил, об одном умолчал – насколько высоко колонны вздымаются и что они подпирают, сказав, что рановато пока такие вещи знать и пообещавши потом рассказать. У Даньки аж дух захватило от обещания энтого.
Рассказать-то черт, конечно, рассказал, да вот сам в обиде не остался, тож принялся вопросы задавать, да с подковыркою. Ну вот как ответить, что для волхва самый необходимый инструмент рабочий? Задумался Данька крепко, припоминаючи и Всемила, и Настасью Ильинишну, и скелета у Забыть-реки бродившего, и, на всякий случай, ведьму страшную. Думает, лоб морщит, а Азель, напротив сидящий, тож в лице меняется, словно каждую мыслишку иль воспоминание мальчонкино читает. То нахмурится, то с интересом глянет, то прищурится – не зло и не добро, а решая, то еще что.
Так и не решил Даня загадку. Поднял голову да и ответил неуверенно:
– Умения?
Ведь без умениев ничегошеньки не сделать – ни травку найти, ни лекарство составить, ни слова правильные нашептать.
Улыбнулся черт, и почудилось иль нет мальчонке, непонятно, но мелькнула в глазах черных гордость и удовлетворение.
– И это тоже. Но главный инструмент волхва – он сам. Душа его и намерения. А умения – они придут, если душа будет к знаниям стремиться.
– А к помощи людям? – вопросил Данька, слегка нахмурившись. Смущало его что-то, токо что – не понять пока.
– Вот это – необязательно, – легко отозвался Азель. – Волхв может вообще с людьми не встречаться и оставаться волхвом. Он же не людям служит. Знахарь вот – людям. А волхв – нет.
– А кому же? – торопливо спросил Даня, чувствуя как глаза слипаются – верный признак, что его приключение заканчивается, да кулаком их растирая, лишь бы не заснуть.
– А ты как думаешь? – темный огненный взгляд оказался так близко, точно в душу заглянуть захотел.
Замер Данька кроликом перед удавом, а сердце восторгом полнится – вот сейчас, прямо сейчас узнает что-то волшебное!
– Не знаю…
– Тогда – думай, – постановил черт, улыбнувшись. – А это, – положил он что-то в мальчонкину ладонь да пальцы крепко сжал, – подарок от меня. Не теряй.
Данька даж чуть не обиделся – и на то, что тайну не раскрыли, и на то, как только черт мог подумать, что он, Данька, его подарок может потерять! Да не успел – заснул, как в омут бодяжий провалился. Миг – и уже на печи лежит, глазами в потолок вперевшись да слыша рядом дыхание Стешки. А сердце колотится-колотится, точно и не во сне все было, а наяву.
Выдохнул Данька, сердце тихомиря и аккуратно, не тревожа сеструху, руку поднял да пальцы раскрыл. С ладони, точно змейка, цепочка сползла серебряная, да не блестящая, а червленая. Зацепилася за палец, висит, качается. А на самом конце цепочки подвеска острая, антрацитом да серебром блестит. Подтянул ее Даня поближе к себе да чуть не ахнул. Не подвеска то – коготь черный, да такой огромный, что с полпальца его будет, а чтобы ничего не порезал, в рамочку серебряную оправлен. Лежит мальчонка, дыхание затаив, любуется, как луна в поверхности гладкой, точно вобравшей в себя всю ночь, отражается, а опосля встрепенулся, да на шею цепочку надел торопливо, дабы никто когтя этого не увидел. Аккурат ниже крестика амулет лег. Аккурат против сердца.
Повернулся Данька на бок, глаза прикрыл – доспать-то надобно, завтрева опять целый день бегать, да и вздохнул тихонечко. Показалось или нет – ну точно его кто по голове рукою погладил, узкою да теплою. И сразу в сон провалился.
========== Глава 40. Часть первая ==========
Комментарий к Глава 40. Часть первая
Прошу прощения, реал отнимает все силы, какие только можно, но я пишу :)
Зима пронеслась мимо точно тройка белоснежных лошадей, в богатую упряжку запряженных да золотыми бубенцами звенящих – также весело, задорно, снегом из-под полозьев обдавая, да так, что потом с ног до головы приходится отряхиваться, ну точно из сугроба выбрался.
И случилось в эту зиму странное – ярмарка в село приехала. Да не просто обозная, с пятком купцов да десятком лошадок, а самая настоящая: и с шестами с подарками, и скоморохами, людев потешающими, и даже гадалка странная в кибиточке цыганской обреталась. Поначалу ее все обходили стороной, боялися, что сродственники ее появятся да начнутся кражи и проблемы, но, слава богу, не объявился никто. А к гадалке народ потянулся, токо втихую, чтобы отец Никодим не узнал. Сам он полагал, что все в руках господа, что только он путь и показывает, и пролагает, а всякие гадания лишь ум смущают да на нехорошее наводят. И если всякое, что по избам творится, еще терпел, то вот к приезжим суров был, ох суров!
Первыми, как водится, девки шастать начали, из тех, что побойчей. Девки ж завсегда любопытнее парней, а бабы мужей зашугаются. Опосля того, как первая с горящими глазами прибежала да рассказала про карты заморские с картинками разноцветными, да такими, что некоторые аж срамные, в кибиточку потянулись и другие. Потом очередь за бабами наступила, даж парни некоторые тайком наведовались. Очень уж хотелось глянуть на карты срамные, в коробочке красного дерева, бархатом синим обитой, лежащие. Но все уходили с предсказаниями, денежку цыганке оставляя. Она велела на стол не класть, говоря слова странные про «испортите мне все тут», а бросать в кружку железную, около выхода стоящую. Кто сколько бросил – неведомо, лишь вечером она опустошалась, да и то на диво странно. Не выгребала цыганка монетки, а за край юбку поднявши, обхватывала ручку оловянную да и высыпала все денежки главному по ярмарке в заскорузлые ладони. Тот их пересчитывал, старательно лоб морща, а опосля – к себе относил. Увидал такое кто-то из мальцов, да по всей деревне растрепал. Действительно ведь диво же!