Страница 6 из 95
Отпаивали его чаем с малиной весь день, так что к вечеру пробило на пот, да жар сходить начал. А тут и Степанида вернулась – довольная вся такая, весь день бегала-гуляла. На Даньку такая обида накатила за поступок сестры, что ночью он зажал на печке и давай выспрашивать, зачем и кому все рассказала. Испугалася Степка, никогда не видевшая брата таким злым, да как давай шепотом, чтобы родителей не разбудить, каяться.
Пришла она вчера к девчонкам, а те ну рассказывать, как все было. Ни у кого в зеркальце суженый не появился, зато смеху, веселья было! Столько раз погадали, и на зернышках, и на угольках, хотели еще и к баннику сбегать, да побоялись. Степанида слушала-слушала, да стало ей завидно очень. Не выдержала, взяла и рассказала, как все у нее было: вы вот хоть и повеселились, а ничего не нагадали, а я… Приукрасила, конечно, маленечко, не без этого, зато все поудивлялись да поверили и позавидовали. Кто ж знал, что кто-то из девчонок расскажет родителям, а те отцу Онуфрию передадут…
Плюнул в сердцах Данька – просил же, дуреху! – да и отвернулся. А Степка давай подлизываться в ответ – очень уже не хотелось разругаться с братом. Придумывала-придумывала всякое, лишь бы Данядуться перестал, а потом дошла до того, что теперь у него авторитет среди мальчишек должен вырасти. Не каждый ведь с нечистым воевал, а Данька – воевал! И даже выиграл!
Мальчонка аж задумался от таких слов. Опосля еще подумал-подумал, да и простил ее – все ж таки сестра родная, хоть и бедовая. Как есть бедовая, только вот шишки сыпятся в основном на его голову, а не на Степашку. Видать, планида ему такая. Даже в жены вместо нее неизвестно к кому попал…
Думал Данька, что закончились его злоключения после той странной ночи, ан нет! На следующее утро пришла тетка Настасья. Она не только сказки сказывать умела, но и лекаркой местной была – все про травки да настои лечебные знала, вот Лисавета Николаевна ее и позвала – сына глянуть, все ли в порядке. А то как-то странно заболел, да так же странно вылечился.
Посмотрела Настасья Ильинична Даньку, лоб пощупала, в глаза да в горло заглянула, и велела травку одну заварить ему – для придания сил. А так здоров сын, не сомневайтесь. Сама пока чаевничала, попросила мальчика спеть. Застеснялся Даня, да маменька на него шикнула – негоже отказывать лекарке, которая за труды ничего не взяла. Ну Данька и спел – про Ярило-солнце, да про колесницу Даждь-бога. Очень нравилась ему эта песня. Да спел так ярко и радостно, что даже Лисавета Николаевна труды свои бросила, чугунок с травкой отставила да за стол села – послушать. Степанида та вообще рот открыла. Лишь тетка Настасья в кружку посмеивалась – значит, не привидилось, не прислышалось ей позавчера. И как только песня прекратилось, вдруг спросила:
– Пойдешь мне помогать? Я тебя всем сказам выучу да травки научу разбирать.
Замялся Данька – слыханное ли это дело, пацанам в услужение к лекарке ходить, а сам на маменьку косится – что она скажет? Лисавета Николаевна тоже призадумалась – уже пора пришла сына отдавать в какую-нибудь профессию, да вроде как и выбора особого нет – денег нет за обучение платить, а тут само в руки просится. И без куска хлеба ребенок точно никогда не окажется. Но сказала, что нужно с Петром Матвеичем посоветоваться. Настасья понятливо покивала – без отца решение принимать не след, и сказала, чтобы приходили, как только что надумают. Накинув на волосы богатый узорчатый платок, с неближней ярмарки привезенный, улыбнулась мальчику и ушла. Данька от этой улыбки весь засмущался почему-то – неправильная она была, улыбка-то.
В тот же вечер родители порешили отдать-таки сына в обучении к лекарке, наказав называть ее Настасья Ильинична, никак иначе. Степанида была очень горда – очередной повод похвастать перед девчонками появился.
Так начался очень странный период в жизни Даньки. Почти целыми днями он пропадал у тетки Настасьи – та хотела ему, пока зима не спала, рассказать, как правильно всякие травки искать-срывать, чтобы уж весной-летом без проблем ходить по лесу. Сказы сказывала тож, в основном былинные – как богатыри рубились со всякой нечистью, побеждали ее, как Русь защищали. Петь учила – песен она тоже знала множество, да все разные. Только вот не давались мальчику песни печальные – только начинал пробовать петь, как весь чистый голос куда-то пропадал, воронье карканье оставалось. Хмурилась Настасья Ильинична, пытаясь понять, что происходит, а Даня лишь молчал подавленно. Сам-то он почти сразу сообразил – голосом-то с ним поделилась Алконост-птица, радость дарящая, а какая ж радость с грустных песен? Вот райская птица и серчала, отбирала голос, если он нехорошее что пытался петь.
А по выходным Данька служкой в церкви был. Молитвы пел – против молитв Алконост-птица не возражала. И выводил так хорошо, что даже из других сел стали приезжать на службы со временем – говорили, что через него сами ангелы господа-бога нашего поют. Данька в ответ только отнекивался, точно зная, откуда у него такой голос. Отец Онуфрий каждый раз, как мальчонка приходил в церковь, заводил с ним разговоры о боге. Говорил, что нужно верить, что от веры все силы берутся, да вот не верил ему Данька – он ведь сам видел, как черт иконам в красном углу усмехался. Не то чуял священник, что с мальцом что не так, не то знал – но попытки свои не оставлял. Рассказывал и про дьявола да бесов, как от них защищаться нужно, на исповедь искреннюю постоянно подталкивал. Слушал Даня исправно, регулярно исповедовался в той мере, что печать на устах позволяла, но в душу не пускал отца Онуфрия, как тот ни старался.
Так прошла зима, промелькнуло начало весны, да наступила Масленица-Комоедица с веселым сжиганием чучела Марены со старыми оберегами да наговоренным тряпьем, уносящим в дым все плохое.
Данька тоже бросил в костер свой наговор – чтобы избавиться от заклятья черта, да не помогло это. Не пропала ни печать на устах, ни голос Алконост-птицы. А Настасья Ильинична заметила, как бледен, до трясучки, был ее ученик, да и не забыла этого. Не раз потом хитростью пыталась выведать, от чего же Даня пытался избавиться, да не смогла. И все больше в сердце лекарки поселялось неясное беспокойство за Даньку. Мальчонка же за своими тревогами да обучением не замечал пристальных взглядов наставницы.
Как ручеек весенний, яркий, звонкий да прыткий, пробежала весна со своими заботами – огород-поле нужно привести в порядок да посеять все, подлатать и дом, и курятник, и овчарню, а у кого есть – конюшенку. Совсем замотался Данька, бегая да всем помогая – негоже ведь и родительский дом без подмоги оставлять, и подворье тетки Настасьи, раз в обучении. Конечно, был у травницы и ухажер – степенный да обстоятельный, но вот жил он в соседнем селе, наезжал редко и помогал мало. Потому Даньке приходилось крутиться и там, и там. Но зато Настасья Ильинична его за помощь конфетками-петушками благодарила. Ох и вкусные они были!
Долгожданным освобождением виделось лето, но с ним пришли первые походы в лес, да не грибы-ягоды, а за травками. Там первые странные приключения у Даньки и начались…
========== Глава 5 ==========
Попервоначалу было Даньке ходить с теткой Настасьей очень странно – совсем не на то нужно обращать внимание, чем обычно. Не яркости ягодок или разноцветности грибов выглядывать, а скорее даже наоборот – в зелень всматриваться, да в разных местах в разную. На открытых полянках – на одну, на тенистых – на другую. Опять-таки, найдешь пенек, да проверяй, не растет ли чага-гриб, а если растет – надоть знахарку звать, пусть посмотрит, нужный ли, правильный, они ж тоже не все подходили. Ходит так мальчонка, ходит, да за несколько часов так намается, как во время игр, когда татем-разбойником носился по лесам-горам, не уставал. А лекарка еще и покрикивает чуток – чтобы не ленился да внимательнее был. По-доброму все, но поругивает. В строгости держит, значит.
Не ведал Данька, что нарочно наставница его так много по лесу таскает – чтобы запоминал мальчонка, что где растет, да хватку и нюх травницкий нарабатывал. Ведь пока не прочуешь кусты-деревья, траву да мураву, не вырастет из тебя лекарь годный, хоть сколь обучай. Чуялся нужный дар в Дане, вот и взяла его Настасья Ильинична в обучение. Ведь сколько раз предлагали ей деток в ученики, да и приплатить обещали изрядно – отказывалась, не брала. Негоже тем, кто не чувствует лес да силу природную, в травники идти. Некоторые даже дюже серчали на девушку за это, но стояла Настасья на своем крепко. Нет и все.