Страница 24 из 95
– Беги, – кивнул домовой. – Завтра хлопотный день.
А когда за Даней хлопнула дверь, пробормотал, поднимаясь и придерживая рукой поясницу:
– И у меня тоже…
Кинув последний взгляд в угол, где располагался схрон с зеркальцем, и откуда теперь тянуло холодом, домовой вздохнул и поковылял прочь. Нужно заняться и своими делами, не все лясы с молодым хозяином точить. Мыши вон, совсем распоясались, приструнить надобно…
А Данька уже спал, заснув сразу, как только забрался на печку.
И снятся ему палаты светлые, богато изукрашенные и расписанные алым и золотом, наверняка царские. Сидит он за столом, на столе самовар, тарелки с пирогами и вареньем, а еще со странными сладостями. Наверняка сладостями – пахнут так вкусно-вкусно, только совсем не сдобой и карамелью, а чем-то иным.
– Попробуй, – изящная рука с длинными пальцами придвинула одну из тарелок поближе. – Это рахат-лукум, тебе должно понравиться.
Данька поднимает глаза и видит черта. Тут же становится страшно и очень интересно, прямо до мурашек в животе.
А черт усмехается, словно видит насквозь.
– Как тебе мой подарок? Понравился?
Данька сначала молчит, не решаясь спросить, а потом все же спрашивает, почему-то ни капельки не сомневаясь, что это Азель подарил василисков:
– Вы же черт, то есть нечистик, мне дядя Захар сказал, так зачем вы мне их подарили?
– Правда, так и сказал? – черт наливает в чашку чай и продолжает улыбаться, но как-то так по-доброму, что ему невольно веришь. Подвигает чашку к Даньке и с интересом вопрошает: – А ты как думаешь, зачем?
– Дядя Захар сказал, защищать, – Даня не выдерживает и берет один кусочек сладости, которую назвали мудреным именем «рахат-лукум».
– От меня? – интересуется черт, а черные и глубокие, как омут, глаза смеются, наблюдая за мальчиком, пробующим восточную сладость.
Данька жует этот, оказавшийся очень-очень вкусным, рахат-лукум, прихлебывает малиновый чай и, морща лоб, пытается думать. Но думать не получается – и от сладкой неги, которая разливается вокруг, как от медвяного клевера под солнцем, и от того, что хочется спать. Это очень странно – хотеть спать во сне, но сны с Азелем все время такие странные и такие настоящие, как и не сны вовсе.
Так и не придя ни к какому решению, Данька осторожно говорит
– Получается, да. Вы же – черт…
Азель легко смеется – так хорошо, что невольно хочется вторить ему.
– Пусть будет так. А пока – спи. Суженый…
Тонкие пальцы ложатся на лоб, и Даня покорно закрывает глаза и засыпает. Как и в прошлый раз. Хотя ему ужасно-ужасно хочется досмотреть этот сон и узнать, что будет дальше.
В воздухе растворяется еще слышный шепот, как странный наговор:
– В следующий раз останешься подольше…
Данька верит и, совершенно успокоившись, проваливается в нормальный сон.
========== Глава 15 ==========
День Ивана Купала. Один из самых радостных и ожидаемых летних праздников. Все село гудит и смеется, готовится. Семик уже отметили, передохнули чуток, можно и Иванов день в полную силу отметить.
В этом году Данька на Семик на всякий случай прятался, дабы ни от кого венок не получить. Пусть Манька и говорила, что водяной ее забрал не из-за этого, а все равно – боязно, ой как боязно! Вот и чурался общего веселья как медведь-шатун, отговариваясь, что травки собирать нужно. А никто и не неволит – в таком в празднике можно принимать участие, токмо ежели сам пожелаешь. Это тебе не службу стоять!
Только ночью мальчонка и вздохнул спокойно, когда с посевов «русалку» прогнали да празднование продолжили. А сам не выдержал да и сбегал к той березке, что речные девы во прошлом году заплетали. Близенько не подходил, а учуяли его все равно. Русалки зеленоволосые руками замахали, к себе зазывать принялись, в том числе Манька, которая улыбалась так, будто счастливее ее никого на свете нет. Даже водяной сам выглянул, в ус сомий усмехаясь.
А Данька смотрел на Маню – вроде как и хорошо ей, а все ж таки тяжесть с души не убралась. И не виноват, а все равно… И с чего так тяжко – непонятно. Поговорить-посоветоваться с кем-нибудь хочется, но кому ж расскажешь-то? Наставнице? Неловко как-то. Захар Мстиславович водяного не любит. Даня как-то попробовал с ним поговорить о той встрече с дядькой Антипом, во время засухи которая была, так домовой расфырчался что твой самовар, пришлось по-быстрому разговор свернуть. До сих пор непонятно и дюже интересно – с чего. Прятался Данька за кустами, разглядывая русалок, что хоровод затеяли, да и понял вдруг, что единственный, с кем он может поговорить об этом – Азель. И даже хочется. Удивился мальчонка таким своим мыслям, но решил попробовать, когда в следующий раз во сне увидятся. Обещал ить черт, что еще встреча будет…
Именно об этом и думал Данька, сидя в Иванов день под той самой березкой и глядя на водомерок, что по речке бегали. Надо бы, конечно, маменьке помогать, но она сама его погнала со двора, после того, как Даня чуть бутыль с брагой не уронил да блюдо с пирогами на пол не вывернул. А все из-за василиска, что сейчас щекоткой в кармане шебуршился. Как он там оказался, да где остальные – неведомо, но Даньку аж потряхивало. Казалось, что сегодня что-то обязательно произойдет, только ждать надо. А чего ждать – неведомо…
Вот и сидел под березкой, не пожелав с другими мальчишками в лес за взрослыми увязаться – искать березку-красавицу, чтобы купало из нее сделать. Как-то неуютно от этого было. Вроде и все правильно, как иначе купало-то сделаешь, а вот не желалось идти березку рубить.
А с местечка, где Данька прятался, хорошо голоса слышны перекликающихся на ярильной полянке, что издавна около реки используется для празднования Ивана Купала. Хорошо голоса разносятся ясным теплым днем по воде, как рядом все.
Принесли березку, поставили, костры ладить начали. А Даня все сидит, на речку смотрит, даже покушать не сбегал к себе домой, хотя маменька в последнее время все ругается, что как оглоед стал – все сметает, не наготовишься. Вот и чучело принесли да и оставили под купалом.
Голоса стихать начали – перед вечерней зорькой время еще есть, можно и к себе воротиться, отдохнуть. Токмо отмечать пока не дюже смели – если не дойдешь до полянки в вечеру, то следующий год ничего хорошего тебе не видать. Так что все пока чинно-пристойно-благородно. Это ночью начнется беготня со смехом и радостями. А может и семьи какие сложатся – они самые крепкие бывают, те, которые в Иванов день сошлись.
Голоса стихли, а Даньку будто кто под руку толкнул – иди, мол, на полянку к кострам, что пока не зажглись, поторопись. Ну Даня встал и пошел.
Вроде день да солнышко светит, а будто тучи наползли на небо или туман какой. Но Даньке все равно не страшно – как будто так и нужно, так и следует. Пришел он к полянке приречной и заоглядывался. Купало и костры зеленым гнилушечьим светятся, но это уже привычно, ничуточки не пугает, только вот странное что-то чудится.
Не выдержал Даня, оглянулся воровски по сторонам – не видит ли кто и подошел к чучелу Ярилы, что под купалой оставили. Все зеленое, а оно серым прям так и тянет, да еще в кармане василиск шипит. Присел Данька перед чучелком да давай вглядываться. Вроде все в порядке, а рука сама к уду срамному, полами старого кафтана почти не прикрытому, тянется. Не выдержал мальчонка, потянул на себя, а уд-от и отвалился! Нахмурился Даня – не должно такого быть, чучело всегда на совесть делали, самым уважаемым на селе женщинам да молодкам поручали. Повертел он еще срам соломенный, да и замер – на том конце, что в чучелке был, залом! Как есть ведьминский залом!
Так и застыл Данька, размышляя, что же это значит. Ведь если ведьма заломает колосья на поле, то там урожая можно не ждать. А если у чучелка Ярилы, которое сжигают, чтобы следующий год был плодовитый?.. Сработает али нет, неизвестно, но даже если и не сработает, кто ж на такое сподобился-то, а?