Страница 3 из 13
От отца-серба Петр унаследовал энергию, силу воли и талант. Да, талант определенно шел от отца – ведь Милан Ваканович был успешным бизнесменом, у него имелось несколько компаний, собственный банк, яхта. Дела мешали ему заниматься воспитанием сына, и Петр находился сначала в частной школе, потом в колледже, потом в университетском кампусе… Возможно, недостаток родительской любви (да что недостаток – полное отсутствие такой любви, вот как это называется!) помешали ему обрести достаточную уверенность в себе; он был не слишком удачлив в любовных делах. В работе, в научных делах ему сопутствовала удача, а с женщинами – нет. Вот и союз с Кэтрин, на который он возлагал определенные надежды, распался, не продержавшись и года. Проблема была еще в том, что Петру, с его мягкостью, некоторой робостью и увлечением работой, нравились девушки совсем другого склада – веселые, энергичные брюнетки, с короткой стрижкой, озорным взглядом, любящие танцевать, ходить на вечеринки, неутомимые в любви. Вызвать ответное чувство в подобной девушке ему никак не удавалось; познакомившись с молодым одаренным биологом, лауреатом десятка премий и профессором (что ж, это мило), проведя с ним день-другой и поцеловав в начинающий лысеть высокий лоб, очаровательное создание удалялось, оставляя в душе покинутого горький осадок. Говоря языком астронавтов, их стыковка не была прочной.
Впрочем, в настоящий момент все это было совершенно неважно. В настоящий момент никакой неуверенности, или робости он не испытывал. Он чувствовал в себе решимость и злость. Эти новые для Петра чувства владели им со вчерашнего дня, после разговора с директором института. О, эта беседа! Стоило ему вспомнить некоторые фразы директора, выражение ее лица, как в нем закипала самая настоящая ярость. А ведь он спешил в кабинет директора, полный надежд! В ожидании похвалы! Это и было самое ужасное – внезапное крушение всех планов.
А похвалы, кстати, прозвучали. Когда Петр явился к Луизе Сонг и сообщил о результатах серии контрольных опытов, он услышал такие слова, как «выдающееся открытие», «потрясающие результаты», и другие, столь же лестные. Хотя иного трудно было ожидать. Ведь доктор Вакано сообщил директору о том, что ему удалось наконец то, что не удавалось еще никому на планете; что он проделал работу, которую признали невыполнимой признанные авторитеты как в области медицины, так и биологии. А именно, он сообщил, что ему удалось создать искусственную плазму крови с заданными свойствами. Это выводило биотехнологию (а Вакано считал себя в первую очередь биотехнологом) на совершенно новый уровень. Это открывало путь к полной победе над самыми опасными, самыми неизлечимыми заболеваниями. К исправлению врожденных уродств. К регенерации утраченных органов. (Больше никаких протезов! Никаких искусственных рук, ног и глаз. Все свое!). А главное – это открывало дорогу к формированию живых существ с совершенно новыми возможностями. Вначале, конечно, животных, и тут примером мог служить его Гром. А потом, возможно, и человека. Не каких-то слепленных кое-как, неизвестно где, шарлатанским образом пруви, а полноценных, сохранивших все социальные связи людей, обладающих целым спектром новых уникальных способностей. Людей, которые могут видеть на расстоянии сотен и даже тысяч километров, дышать под водой, использовать для питания небелковую пищу…
Все это доктор Вакано и изложил своему директору. А затем представил план работы своей лаборатории на ближайшие десять лет. В этом плане чуть не каждый год на выходе значились эпохальные, совершенно невероятные результаты. И что он услышал в ответ? «Боюсь, что вы слишком спешите, доктор», – вот что он услышал. «Вы знаете, я человек широких взглядов, толерантный человек, но утвердить такое направление исследований я никак не могу. Как вы вообще могли подумать, что это может быть включено в план института? Разве вы не слышали о новых нападениях пиратов-пруви на корабли? О жуткой трагедии на Фобосе? О пропаже корвета сил галактической безопасности? И вы хотите, чтобы в такой момент мы открыли фабрику по выпуску новых монстров? Да, конечно, я слышала ваши аргументы, что вы собираетесь двигаться постепенно, что ваши… э-э-э… пациенты сохранят все человеческие черты, но кто может это гарантировать? Я согласна с тем, что ваши… выпускники будут более совершенными, чем обычные пруви – но не значит ли это, что они будут еще более чудовищными? Ваши планы угрожают упорядоченному развитию общества! Животные? Да, и животные тоже угрожают! Даже в большей степени! Вы собираетесь разрушить грань между человеком и животным, между добром и злом, если хотите! Я этого никак не могу позволить, никак! И не только я – ни один руководитель научного учреждения на Земле вам этого не разрешит. А если какой-то безумец и разрешит, то все равно такие исследования будут остановлены по решению правительства, или Совета безопасности; под давлением общественного мнения, в конце концов! И потом, не забудьте, доктор – все ваши открытия сделаны здесь, в институте, в рамках договора, заключенного с нашей администрацией. И мы имеем право остановить эти исследования, даже если вы попытаетесь продолжить их в другом месте. Опыты с «улучшением» животных должны быть прекращены немедленно. Даже то, что вы уже сделали, этот ваш Гром – даже это вызывает оторопь. От меня уже требовали проявить твердость и усыпить эту тварь. Я понимаю, вы привязаны к собаке; ладно, пусть Гром останется, но создать новых монстров я не позволю…»
Да, именно так она и сказала: «Я не позволю». И он понял, что это окончательный ответ. Он тогда не стал горячиться, спорить, заявлять протест. Он просто ушел и стал думать. Он думал всю ночь. Строил один план, другой, третий… И наконец, уже к утру, принял окончательное решение.
…Дверь института при его приближении услужливо распахнулась.
– Доброе утро, доктор Вакано! – пророкотал низкий голос дежурного робота. Увидеть дежурного как нечто целое было нельзя: электронный мозг располагался где-то в вычислительном центре, глаза смотрели на входившего с потолка и стен, а руками служили разного рода отпирающие и запирающие устройства.
– Вы сегодня рано! – продолжал голос. – Спешите продолжить работу?
– Да, Джон, спешу, – ответил ранний посетитель.
– Хочу предупредить, сэр, – произнес голос, когда ученый уже подходил к лифту. – Вчера вечером – точнее, в 23 часа 57 минут – госпожа Сонг выпустила распоряжение, согласно которому вам запрещается выгуливать ваших питомцев в парке. Разрешены только прогулки во внутреннем дворике.
– Вот как? – произнес Вакано, стараясь, чтобы его голос звучал как можно равнодушней. – Что ж, директору института виднее, как строить внутренний распорядок.
– Совершенно верно, сэр! – отозвался голос. – Успешной вам работы!
Ответом дежурному была улыбка, несколько кривая. Она держалась на лице Петра Вакано до того момента, пока не сошлись дверцы лифта. После этого доктор уже не улыбался. Более того – он позволил себе несколько крайне резких высказываний как о самой госпоже Сонг, так и о ее родителях, а также о ее заместителях на посту директора профессоре Варанаси и докторе Хойле. Черт возьми, этот запрет ломал весь его план! Проклятая дама широких взглядов, эта толерантная женщина, как видно, догадалась о его намерениях. И решила им помешать. Она не даст ему вывести из института Грома; а если он бежит и начнет работу в другом центре – скажем, в Сиднее, или Нагасаки – она и там будет ему мешать. Но он не сдастся, не сдастся! В конце концов, кроме Земли, есть другие места, где живут и работают люди. И можно создать собственный центр, в котором никто не будет его контролировать. Деньги можно попросить у отца. Должен же он хоть когда-то, хоть в чем-то помочь сыну! Все это можно обдумать потом. Но бежать надо сегодня, сегодня обязательно; завтра они перекроют все лазейки. И лазейки перекроют, и Грома могут убить. Да, вполне могут. Вызовут его, Вакано, на какое-нибудь дурацкое совещание, а в это время… Нет, надо действовать сейчас, нельзя терять ни минуты!