Страница 2 из 13
Незнакомый корабль не просто проходил рядом с объектом – он приближался. Будь Калик у себя в рубке, он бы сразу это установил по показаниям приборов; но и сейчас, простым глазом, он отметил, что светящееся пятнышко увеличилось. Незнакомый корабль приближался, больше того – он шел прямиком к айсбергу на полной тяге.
Норманн Калик почувствовал себя неуютно. Ему вдруг вспомнились истории, слышанные на станциях, на лунных и марсианских базах, там и сям, – жуткие истории о быстроходных корветах без опознавательных знаков, о таком удивительном явлении, как космический абордаж, о взорванных входных люках, о захваченных судах и грузах – и о телах, о телах людей в изрешеченных пулями скафандрах, или вообще без скафандров, превратившихся в ледяные глыбы, летящие среди звезд… Он сопоставил эти рассказы с внезапным появлением незнакомого корабля, с его странным молчанием, и в его сердце проникла тревога. Айсберг, который он вел на Марс, эта гигантская глыба чистейшей воды, была хорошей добычей для бандитов. Он не знал в точности, сколько объект стоит, но знал размер страховки – своими глазами видел документ, в котором значилось число с десятью нулями.
Калик глянул вниз. До поверхности айсберга оставалось метра четыре, не больше; он опускался. Скорее бы! Конечно, это могут быть вовсе не пираты. И даже наверняка не пираты; просто какой-то корабль компании пролетал мимо, обычный корабль, и инспектор решил… А что сигналов не подают, так это они хотят его врасплох застать – не спит ли на дежурстве, или не бродит ли по тропам чужих миров, сражаясь с чудовищами в новой видеоигре. Да, это просто рутинная проверка; не нужно паниковать. Скорее вернуться в отсек, спрятать скафандр, и уже оттуда, из рабочего кресла, послать гостям сигнал вызова…
Но, думая так, он уже понимал, что и оттуда, из рубки, не пошлет никакого вызова. Потому что не бывает таких проверок, и инспектор, какой бы он не был вредный, так себя не ведет. А значит… А значит, вопрос стоит так: надо ли вообще возвращаться в отсек? Можно ли? Но если не в отсек – то куда? И еще – заметили ОНИ его, или нет?
В эту секунду (до поверхности оставалось совсем немного) его приемное устройство вдруг ожило.
– Не сиропь, Деготь, скачь по-скорому, через минуту стопимся, – услышал Калик гнусавый, какой-то противный голос, жующий концы слов. – И топку гаси, слышь, топку гаси по сигналу, а то все баксы на хрен утекут.
– Я гашу, не толочь, – отозвался другой голос, низкий, как из бочки. – Скажи ребятам, пусть берут дудки, в гости к пресному пойдем.
– Ага, повеселим парнишку, а то закис небось на ледышке, – согласился гнусавый, и оба разразились жуткими звуками, в которых ухо пилота не сразу признало смех.
Сердце Норманна Калика сжалось от ужаса. Дело было не в том, что экипаж чужого корабля разговаривал на бандитском жаргоне, и, стало быть, всякие сомнения относительно их статуса отпадали. Сами их голоса, столь искаженные, что казались взятыми откуда-то из ужастиков – эти голоса напомнили Калику еще одну часть слышанных им историй. В этих историях говорилось о странных людях, обладающих необычными, не присущими человеку свойствами. Например, он слышал о людях, способных долгое время обходиться без кислорода. Видеть в темноте. Выдержать смертельное для нормального человека ускорение. О людях, которые могут думать и двигаться в три раза быстрее, в пять раз быстрее обычного человека. Таких людей называли improved, или сокращенно «пруви», «улучшенные». Их выводили – так слышал Калик – в нескольких подпольных лабораториях, расположенных неизвестно где, возможно, даже в Дальнем космосе. Лаборатории были подпольными, поскольку создание пруви было строго запрещено. И не только создание пруви, но и вообще все опыты в данной области. И Совбез запретил, и научное сообщество осудило. Опыты были запрещены, потому что в ходе биотехнологического перерождения пруви получали новые привлекательные свойства, но при этом теряли человеческий облик, нормальный голос, обычные человеческие чувства. По сути, в них вообще не оставалось ничего человеческого. Из них получались самые жестокие вожаки пиратских шаек; они не щадили никого.
Правда, у пруви имелось свое слабое место: жили они недолго. Официально ничего не было известно, но люди, интересовавшиеся этим вопросом, говорили, что «улучшенные» живут в среднем года три-четыре, после чего внезапно умирают от какого-нибудь недуга, с которым медицина вообще-то научилась успешно бороться: нарушения мозгового кровообращения, или рака, или инфаркта. Эта высокая смертность «улучшенных», их уязвимость также были аргументом для прекращения экспериментов в этой области. Хотя обычные люди, и Калик относился к их числу, смотрели на это дело иначе. Они считали, что быстрой кончине пруви можно только радоваться; походило на то, что сама природа ставила преграду новой породе двуногих хищников.
Похоже было на то, что в гости к Калику пожаловали именно «улучшенные». И умирать в ближайшее время они вроде не собирались – наоборот, смерть грозила самому Норманну.
Ноги пилота наконец коснулись поверхности айсберга, и неровности поверхности скрыли от него приближающийся корабль. Теперь с корабля его не могли увидеть. Кажется, его не заметили. Значит, у него есть несколько минут для того, чтобы обдумать свое положение и составить план действий. Связаться с базой он не может – передатчик скафандра на это не рассчитан; помешать их высадке тоже не в его силах… Да ведь они и не будут садиться – при этом неминуемо будет уничтожена часть драгоценной влаги. Зависнут на малой высоте и вышлют группу захвата на помелах. Группа обнаружит пустой отсек; они поймут, что пилот вышел, что он где-то рядом… Станут искать – и обязательно найдут. Что же делать, что делать?
И вдруг он вспомнил. Выход был! В кабине второго вспомогательного двигателя имелся аварийный набор: два баллона с кислородом, сухой паек, ракетница с запасом патронов, рация и комплект препаратов для погружения в анабиоз. Создавая этот набор, стратеги Компании хотели предусмотреть все варианты; скажем, такой, при котором жилой отсек получал неустранимые повреждения (в результате пожара, потопа, удара – неважно), но пилот оставался жив. В таком случае он мог добраться до второго вспомогательного, послать на базу сигнал бедствия и до прибытия помощи ввести себя в анабиоз. Этот план был включен в инструкции, его сдавали на экзаменах. Сколько шуток было по этому поводу! Сейчас Калик был готов расцеловать того неизвестного ему дядьку, который запланировал этот «ужин перед спячкой». Он собирался поступить точно по инструкции: послать сигнал, а затем уйти в анабиоз. Но, конечно, не там, где предусматривали разработчики, не в капсуле двигателя. Там его найдут уже через час. Нет, он поступит иначе…
Норманн Калик определил нужное направление и отправился в путь.
Глава 2. Беглец
Час был ранний, неурочный. Солнце только собиралось вставать, небо над океаном было окрашено в нежный лимонный цвет. Деревья в институтском парке окутывал туман; птицы просыпались в ветвях и робко пробовали голоса. И, разумеется, ни у входа, ни в коридорах сейчас нельзя было встретить ни одного сотрудника. Это и требовалось! На это он и рассчитывал! Петр Вакано глубоко вдохнул бодрящий утренний воздух и решительно зашагал к входу в институт.
Петр Вакано был молод (весной 32 исполнилось), он был самым молодым руководителем лаборатории не только в институте, но и во всей Океании. Он был высокий блондин довольно приятной наружности; изучение имевшихся фотографий говорило, что это у него от матери Марины, русской с примесью финской крови, носившей в девичестве фамилию Зыкова. Кажется, от матери он унаследовал также мечтательность и любовь к животным – почти на всех снимках Марина Зыкова была запечатлена в обнимку с лайкой, или таксой, или с огромным рыжим котом. Впрочем, все это были одни догадки: сам Петр матери почти не помнил, она умерла рано, ему еще пяти не исполнилось. О причинах ее смерти отец не любил говорить, знакомые тоже помалкивали, и у Петра сложилось впечатление, что тут скрывалось нечто нехорошее: алкоголь, наркотики или что-то в этом роде.