Вырванные страницы

Гвин слышал, как с хлопками там и тут трансгрессировали остальные мракоборцы. Он не увидел, но почувствовал Марлин за левым плечом. Как всегда. И, крепко сжав палочку, ринулся в бой.

Всё смешалось. Десятки одновременно бьющих со всех сторон заклинаний. Горящее пламя – кто-то поджег поле по одну сторону от поезда, и сейчас небо заволакивал густой черный дым, затрудняя дыхание и видимость. И люди. Люди, сражающиеся друг с другом. Голоса. Слишком много. Плачь. Кровь. Пепел на губах. Биение сердца в ушах. И жжение в глазах. Блок. Удар. Щит. Щит. Выпад. Обмануть. Слева! Удар. Вперёд. Там же ученики, только дети…

- Назад! – чей-то крик.

Гвин обернулся, и на мгновение земля ускользнула из-под его ног. Пожирателей стало больше. Значительно. Это была ловушка. И её кольцо сжималось. Они убьют всех – и мракоборцев, и учеников. И на их прахе воздвигнут знамя победителей.

Гвин выпрямился во весь рост, осматриваясь. И сердце его с каждой секундой билось всё реже. Дым заволакивал почти всё, от жара близкого пламени краснела кожа и слезились глаза. Но мужчина видел нечто более ужасное, чем стихия. Около полусотни пожирателей растянулись вдоль всего поезда. Они подбирались к окнам, за которыми плакали ученики, они прыгали на металлические крыши вагонов и стучали ногами, нарочно наводя на детей еще больший страх. Они стреляли в мракоборцев, побеждая численностью, и тем приходилось отступать. Прижиматься к вагонам, тем самым лишь помогая рытью собственной братской могилы.

И паника, старая, забытая, ледяная, врезалась в сердце. Тук. Тук. Тук. Гвин ощутил, как холодеют руки. И в голове вдруг стало удивительно ясно, как не было давно. Ничего лишнего. Только картина происходящего. Такая очевидная, такая простая и такая невозможная. Они проигрывали. Гвин понял бы это, даже если бы всё ещё был глупым Мерлином. А теперь и вовсе не сомневался. Так выглядело поражение. Так выглядел конец войны. Быть может, есть надежда, что Орден Феникса успеет спасти кого-то, но к тому моменту большинство падет. Только если…

Один способ был.

- Гвин!

Полупрозрачный щит возник прямо перед мужчиной, и от него тотчас отразилось заклинание. Гвин моментально послал ответный удар в нападавшего и оглянулся, зная, кто его спасла. Пригнувшись, Марлин подбежала к нему, явно намереваясь поругать, но осеклась. Вероятно, было нечто в его лице – эта ясность в рассудке.

- Что ты собрался сделать? – только и выдохнула девушка. И сердце Гвина дрогнуло от крошечной искорки тепла и нежности.

- Только необходимое, - ответил он. Ему было так хорошо, так спокойно. Увидев Марлин, он больше не сомневался. Он знал, что делает, знал, ради чего и к чему это приведёт. И готов был пожертвовать всем. Снова. И от этого решения душа его не болела.

Марлин вздрогнула и схватила Гвина за руку, заставляя пригнуться. Над их головами пронесся зелёный луч. Поле боя не лучшее место для беседы. Никто не станет ждать, пока ты наговоришься, чтобы атаковать тебя.

- Не надо, - лицо Марлин внезапно оказалось так близко, и по её встревоженным влажным глазам Гвин понял, что она догадалась. Она уже знала, что он собирался сделать.

- Почему? – по-детски просто спросил он, мягко глядя в ответ. – Я не герой. Я не смог спасти тех, кого любил. Я совершил ужасные вещи. И, быть может, это мой шанс всё искупить. Спасти тех, кто не заслужил смерти.

Пальцы Марлин крепко обхватили его запястье.

- Но как же ты? – выдохнула она, и в голосе ее отчего-то прозвучало так много боли, что Гвин нахмурился. – Все поймут, кто ты. И Волан-де-Морт не оставит тебя в покое. Ты станешь его целью.

Гвин не ответил. Он понимал всё это. Знал, что на него объявят охоту, что его знания станут ценным призом, а голова – трофеем. Но правда была в том, что никогда за эти восемь лет, что прошли с момента убийства его семьи он не ощущал себя так хорошо, так спокойно, так цело. Он, наконец, был собой. Был собран из своих осколков. Не в того, кто ушел безвозвратно, а в нечто новое.

Он не ошибся, когда утром подумал, что сегодня начнется новый этап его жизни. Не такой, как он предполагал. И в новой жизни не останется чувств к Марлин. Но это малая плата за мир. Он снова всё отдаст ради других. Свою последнюю надежду и свет. Только в этот раз пути назад не будет. И он навсегда останется во тьме. Вечность.

Палочка опустилась в карман плаща. Ненужная. Гвин вырвал руку из ладони Марлин, прощаясь с её теплом. Сейчас.

Глаза его вспыхнули золотым светом, и мужчина взлетел, оказавшись на крыше одного из вагонов, в центре сжимающегося вражеского кольца. Он больше не будет прятаться. И не станет сдерживаться. Он тот, кто он есть.

«Никто не может сбежать от своей судьбы, Мерлин Гвин! Никто!» - в свисте ветра прокричал мёртвый Жрец. И Гвин перестал бежать. Он остановился. Чтобы, наконец, лицом к лицу встретить свою судьбу.

- Jersey stig fatrotq kecnid gicni kat li tpev!

Голос его, медленный и глубокий, менялся и с последним словом уже прогремел, будто гром. Голубой цвет глаз выжгло золото магии. Они горели, словно кто-то разжег в них пламя. И, распахнув руки, Гвин поймал весь мир. И всё время оказалось в его ладонях. Прошлое, настоящее и будущее сошлись в одной точке. В одном мгновении. Все вместе.

Красный цвет крови залил всё пространство вокруг. И в нём растворялась вечность – все истории, которые были, есть или будут, и те, что не случатся никогда. Все возможные и невозможные исходы. Тысячи людей с золотыми глазами приручали стихии. Первые Жрецы кружили вокруг человека в черной мантии. Сердце Тьмы опускали в гроб, а оно продолжало биться, живое и зловещее. Знакомые Жрецы, братья, о чем-то спорили. Учитель Гвина, первый Жрец, убивал людей в Австрии, пока те в ужасе разбегались в стороны, понимая, что их уже никто не спасёт. Юноша Гвин вырывал сердце второго Жреца, и руки его горели от чужой крови и боли. А глаза казались чужими. Мэтью Сноу держал в руках камень с молнией внутри. Два неизвестных юноши смотрели друг на друга, и один из них, с карими глубокими глазами, плакал. А после он же стоял в вихре воздуха напротив кого-то в красной мантии, в чьей груди билось сердце Тьмы. И все времена, вся история Древней магии оказались перед глазами Гвина в этот миг. И сквозь полупрозрачные образы мужчина видел, как застыл мир. Если для него всё время оказалось здесь и сейчас, то для других оно исчезло, застыло, обернулось льдом. Не шло.

Гвин оглянулся на Марлин. Неподвижную, словно скульптура.

- Прощай, - прошептал он ей и, устремив золотые глаза в небо, произнёс последнее слово этого заклинания. – Sicked!

И видения вдруг рассыпались осколками с оглушающим звоном, а красный свет обернулся огнём. Жгучим. Неистовым. Ярким.

И не было ничего, с чем бы Гвин мог сравнить то, что ощутил. Он дышал воздухом таким чистым, словно очутился в горах, легкие его наполнились кислородом, будто прежде мужчина и не вдыхал его никогда прежде. Словно только что ощутил жизнь. Сердце билось спокойно и умиротворенно. И не было боли, привычной, тянущей, вечной. Не было горя, убивающего и отчаянного до скрипа зубов. Не было чувств и эмоций. Совсем. Только мир в душе. Только покой. После восьми лет войны. Он словно вернулся домой. И пусть никто не ждал его там, душа Гвина больше не скиталась во тьме и крови.

Он видел улыбку ветра, впервые приветливую и мягкую. Слышал, как высоко-высоко за облаками поют свои странные песни звёзды. Их смешливые беззаботные голоса казались сотканными из серебристой пыли. Он видел каждую частичку мира, видел золотые незримые для остальных лучи, связывающие всё вокруг. Эта живая энергия просачивалась из земли и распускалась в воздухе прекрасными цветами. Ничего более волшебного мужчина в жизни не видел. А эти потоки магии вращались, существовали, текли как река. Они образовывали фигуры, и вот уже золотой олень проскакал мимо, а следом за ним проплыла в воздушных потоках выдра. Стая огненно-прекрасных птиц пронеслась к небу и, вспыхнув, рассыпалась фейерверком звёзд. И все эти искры несли с собой невероятную завораживающую мелодию. Будто кто-то невидимый играл на скрипке.