Вырванные страницы

Мужчина протянул руку, пропуская пальцы через такой поток золотой энергии, и почувствовал нежное тепло, будто от прикосновения родного человека. Он ощутил все силы, ожившие вокруг – каждый атом делился с ним своей энергией. Он больше не был зрителем в этом мире. Теперь он стал его частью. Он растворялся, словно бы сам распадался на золотистые пылинки.

И мужчина больше не был Гвином. Он стал ветром. Стал воздухом, стал землей, водой и огнём. Стал звёздами и цветами. Стал дождем и облаками, птицами и зверями, камнями и деревьями. Стал всем и ничем. Каждым звуком и тишиной. Каждым вздохом и самим дыханием.

Стал Жрецом.

***

Гвин никогда бы не подумал, что заведёт личный дневник. Его сестра Марлин когда-то вела такой в забавном розовом блокноте, и Мерлин с Мартином не упускали возможности подразнить её за это. Но вот прошли годы, и Гвин открыл первую страницу небольшой книжки в темном переплёте, чтобы оставить на ней свою первую запись.

Это было странно. Но необходимо. Здесь, в школе, сдерживать воспоминания оказалось намного сложнее чем в заключении в собственной квартире. И нескончаемому потоку мыслей и диалогов с мертвецами нужен был выход. Поговорить обо всём этом мужчине было не с кем, да он всё равно не стал бы. Так что бумага – лучший вариант.

И вот, завершив писать, Гвин отложил перо и невидящим взглядом уставился на буквы. Слова расплывались, но мужчина всё ещё слышал их в голове. Его монолог, обращенный к Розе. Он бы так хотел, чтобы его любимая девушка была рядом. Он бы отдал за эту возможность всё.

С коротким смешком мужчина захлопнул книжку и бросил на стол. Видимо, не всё. Он знал, что был способ её вернуть. Всех их. Маму. Папу. Мартина. Марлин. Розу. Нужно было лишь убить нескольких человек и совершить ритуал смерти. Древняя магия могла бы. Но за это сердце Гвина было бы отдано тьме. И он бы стал величайшим злом, хуже, чем те двое Жрецов, что он убил. Любовь бы погибла в его сердце навсегда. Так для чего возвращать семью в мир, который сам же и разрушишь после? Ведь это означало бы вновь их смерть. Гвин бы стал тем злом, которым был однажды, случилось бы то, чего он теперь боялся больше всего. Последний свет в его душе бы погиб. Да и те, кто вернулись, не были бы уже собой. Потому что, побывав на той стороне, невозможно остаться прежним. Иллюзия жизни. Нет. Такого своей семье Гвин не желал. Он знал, каково это, вот так жить, в вечных сумерках. Лучше покой смерти, чем эти мучения.

Поднявшись из-за стола, Гвин покинул комнату. Сегодня у него было лишь два занятия, сначала у четвертого курса Пуффендуя, а затем у шестого Слизерина после обеда, так что с утра он был полностью предоставлен себе.

Ученики как всегда бегали по коридорам и вели себя совершенно неадекватно, что полностью соответствовало их возрасту. Гвин уже не впадал в транс на каждом углу и вполне спокойно реагировал на детей. По крайней мере, внешне точно. Задумавшись, он не заметил, как столкнулся с кем-то.

- Простите, профессор, - раздался робкий расстроенный выдох. Гвин опустил взгляд, и дыхание его вдруг перехватило.

Ясные серые глаза на взволнованном лице, обрамленном светлыми волосам, смотрели на него снизу вверх. Сердце истерично забилось, словно решило устроить кросс, а голос пропал. Гвин смотрел и не мог оторвать взгляда.

Это не была Роза, но, о небо, как же она была похожа. Юная гриффиндорка виновато взглянула на учителя еще раз и, не дождавшись ответа, заспешила дальше, на урок. А он так и остался стоять, словно прирос к земле.

Нахлынувшие эмоции топили его, и Гвин будто оказался в омуте, куда его затягивало. Вглубь. В самые темные воды. Но мозг уже начал работать, составляя факты. Прежде Гвин не встречал эту девушку, значит, у ее курса еще не было занятия. Возраст. Эмблема факультета на форме. Шестой курс Гриффиндора? У них первая пара по Защите от Тёмных искусств через два дня.

Дыхание стало приходить в норму. Гвин провел ладонями по лицу, приказывая себе успокоиться. Это не Роза. Не. Она. Безумно похожа, но нет. Его Роза мертва. А это просто ученица. Чужая. Неизвестная. Незнакомая. Она никогда не станет даже мельчайшей частичкой в жизни мужчины. Она для него ничего не значит.

Успокоив себя этой мыслью, Гвин зашагал дальше. И призраки прошлого длинным шлейфом тянулись следом.

***

- Flass verdad! – голос прозвучал звучно и раскатисто. Жрец взмахнул раскрытыми ладонями с растопыренными пальцами, и из его рук вырвались ярко-фиолетовые искрящиеся лучи. Словно лассо они обхватывали всех, на кого указывал их хозяин. Впивались в тела в черных фигурах и те, исходя дикими воплями, падали на землю, испепеляясь на глазах. Мракоборцы замерли в благоговейном ужасе, не в силах отвести глаз или что-то сделать. Пожиратели смерти в панике принялись трансгрессировать. Отступать. Они проиграли. Но около десятка тел осталось крючиться на земле, оплетенными фиолетовыми волшебными путами.

Они умирали. И Жрец ощущал их страх, он питался им. И в душе его растекалось приятное тепло. Ощущение силы. Он видел мир во всей его широте, как не мог видеть никто больше и поражался тому, как слеп был прежде. Потому что это мир, полный мир, прекрасен. Это и есть магия. Настоящая.

- Гвин!

Кто-то кричал. Девушка. Её отчаянный голос прорывался через все барьеры в голове и казался знакомым. Где Жрец мог слышать его прежде? Так поют звёзды?

- Остановись, Гвин! Ты их убиваешь!

Кто она? И о чём говорит? Эти люди монстры, они собирались причинить зло ученикам. И смерть для них ещё легкий выход. Не мешало бы им в начале отхватить пару конечностей, чтобы заставить страдать как следует. Потому что никто не смеет трогать детей.

- Гвин!

И вдруг чья-то рука оказалась на его плече. Жрец обернулся, удивленный. И взгляд его тотчас попал в плен удивительных серых глаз, полных мольбы. Не страха. Не ужаса. Это было странно.

- Пожалуйста, - только шепот, но от него что-то в груди Жреца шевельнулось. Смутное воспоминание. Чувство?

- Прошу тебя… – выдохнула девушка, и по её щеке вдруг скользнула одинокая слезинка. Она скатилась, чистая и прозрачная, как кристалл. И в ней отразились тихие серебряные звёзды. – Пожалуйста. Остановись.

- Зачем? – прямо спросил Жрец. Неужели эта девушка так глупа, что не понимает, что он делает и ради чего? Он ведь просто избавляет мир от зла. Разве не это священная цель всех Жрецов? Спасать и хранить жизнь. – Они чудовища.

И в серых глазах вдруг появилось что-то ещё. Незнакомое Жрецу. Какое-то сильное бесконечное чувство. Огромное. Яркое. Необъятное. И самое прекрасное на свете. Но Жрец не мог его понять, хоть и очень хотел.

Тогда вдруг две теплых ладошки обхватили его лицо. Девушка провела большими пальцами по его щекам, вырисовывая на коже круги. Странное движение, вызвавшее в душе не менее непонятное ощущение. Такое уже было? Чьи-то ладони, гладившие его по лицу. Только больше. Или это он был меньше?

- Да, - кивнула девушка с придыханием. – Они чудовища. Но ты нет. Ты Гвин. И ты не убиваешь. Ты спасаешь.

Жрец улыбнулся, не зная, почему. И серые глаза продолжали смотреть в его душу.

- Ты – Мерлин Гвин, - упрямо повторил голос. – Ты мужчина, которого я люблю. С самыми голубыми на свете глазами.

Ладони вдруг пропали с лица, но одна из них легла мужчине на грудь, туда, где, должно было быть сердце.

И едва пальцы, скользнувшие под складки расстегнутого плаща, прикоснулись к коже под полурасстегнутой рубашкой, сердце остановилось. И Жрец увидел другие серые глаза, и другой голос, голос, который значил для него весь мир, вспыхнул в его голове подобно комете: «Я люблю тебя тем, кем ты стал и кем будешь потом. Ты герой, Мерлин. Ты никогда не станешь злодеем. Ты никогда не позволишь тьме поглотить себя».

И он увидел. Каждый осколок жизни человека по имени Мерлин Гвин.

- Марлин… – выдохнул Жрец, и руки его бессильно упали по бокам. Фиолетовые лучи исчезли, и крики пожирателей сменились жалкими стонами ушедшей боли. Маккинон облегченно выдохнула и вдруг рассмеялась. Из глаз её брызнули слезы, но это не стерло с губ радостную улыбку.