Страница 11 из 13
Так работал и Леонардо. Уже в начале своего самостоятельного пути он быстро освобождается от некоторой упрощённости и скованности художников старшего поколения, его образы отличаются естественностью и реалистичностью.
Это особенно видно в более зрелом произведении молодого Леонардо, так называемой «Мадонне с цветком»[18]. Это мать, играющая с младенцем и забавляющая его цветком. Прекрасная, очень юная женщина со счастливой улыбкой любуется своим ребёнком, а он теребит пухлой ручонкой цветок, который она держит. Картина дышит человечески правдивой простотой. Чудесно выражены материнская нежность и связь между матерью и ребёнком. Необыкновенно тонко переданы прозрачные тени лица Марии и контраст этого нежного лица и тела младенца на фоне суровых, ничем не украшенных стен убогого жилища.
«Переход от света к тени, – говорил Леонардо, – подобен дыму».
Здесь ярко сказалась его упорная работа над светотенью, как и в неоконченной картине «Поклонение волхвов», с которой он начинал самостоятельную жизнь. Многофигурная картина, результат множества предварительных набросков, дошла до нас только в подмалёвке, но она интересна именно исканиями молодого художника.
Среди рисунков этого времени сохранился и пейзаж с натуры, очевидно вид окрестностей Винчи по дороге в Пистойю: горы, поросшие кустами и деревьями, на одной из вершин – стены замка, и в прорыве между кручами – даль с рекою, окаймлённою холмистым берегом.
Мессэр Пьеро да Винчи теперь был доволен: сын наконец начал своё собственное дело, и дело пошло как нельзя лучше – от заказов не было отбою.
Сам мессэр Пьеро, чувствуя тяжесть лет и усталость, бросил шумную Флоренцию и вернулся опять в свой скромный домик на одной из уютных улочек Винчи. Ему казалось спокойнее работать в этом уголке Тосканы, чем в шумной Флоренции со сложными людскими отношениями, сложными тяжбами. Гордый успехами сына, он радовался, что известность Леонардо достигла родного города и создала самому нотариусу ещё больший почёт.
Как-то мессэр Пьеро собирался по делам во Флоренцию и велел жене распорядиться, чтобы ему оседлали мула. Он давно не виделся с сыном и решил навестить его, а кстати повидаться и со старым другом Вероккио.
– Мой Пьеро, – сказала, появляясь в дверях, синьора Франческа, – рыболов Джованни хочет тебя видеть. Он принёс тебе какую-то доску и рассказывал мне что-то, да только я ничего не поняла.
– Впусти его ко мне, Франческа, да принеси мне новую шляпу.
Вошёл рыболов Джованни, старый клиент мессэра Пьеро. Он держал под мышкой круглый, тщательно вырезанный и выструганный щит из масличного дерева.
– Что скажешь, друг?
Усиленно кланяясь, рыбак стал просить его милость мессэра Пьеро свезти во Флоренцию к молодому мессэру Леонардо эту доску и попросить великого художника намалевать на ней что-нибудь этакое удивительное… устрашающее, ежели можно, для вывески его брату на лавочку. Он задумал вместе с братом торговать рыбным товаром, скупая рыбу у других рыбаков.
– Что-нибудь поудивительнее, ваша милость, уж сделайте одолжение… Тогда каждому покупателю занятно будет зайти в лавку поглядеть на чудеса. Глядишь, что-нибудь и купят. Уж за ценой мы не постоим, ваша милость!
Пьеро, смеясь, согласился отвезти щит сыну.
Он не сказал, впрочем, Леонардо, для чего и кому нужен его труд, но просил, как бы для себя, намалевать на доске что-нибудь особенное, пострашнее, «чтобы мурашки по телу забегали»…
Леонардо не стал расспрашивать – мало ли какие фантазии придут в голову старику! А ему было даже занятно «намалевать» страшилище. Как только отец уехал, он принялся за щит. Молодой художник, любивший во всём совершенную отделку, снёс щит к токарю, чтобы выровнять и отполировать его. То, что он решил изобразить на щите, было необычайно. Он решил написать на доске нечто такое чудовищное, что превзошло бы ужасом Медузу[19]. И вот, верный своему правилу точно следовать природе, Леонардо начал собирать всякого рода интересных и разнообразных животных. Попали к нему кузнечик с саранчой, летучая мышь и змея, бабочка и ящерица. Всех этих животных художник расположил таким своеобразным и остроумным способом, что составилось чудовище, выползающее из мрачной расселины скалы. Казалось, дыхание этого чудовища заражало и воспламеняло воздух, чёрный яд вытекал из его пасти, глаза метали искры, дым клубился, выходя из широко раскрытых ноздрей. Отвратительный смрад разлагающихся животных наполнял маленькую комнату, в которой работал одиноко и упорно Леонардо. Но это не ослабляло его энергии, и он как одержимый придумывал для своего детища всё более ужасный образ.
Наконец работа была окончена. Леонардо написал об этом отцу.
В одно утро в мастерскую Леонардо кто-то постучал. Послышался знакомый голос отца:
– Это я, мой Леонардо… Ну и жара!.. Открывай скорее, у меня руки полны – я привёз тебе яблок из нашего сада…
– Сейчас, батюшка, одну минуту! Картину надо поставить на возвышение – будет виднее. Сейчас… Вот так… А теперь пожалуйте…
Он распахнул дверь мастерской, придвинув щит ближе к окну. Яркие лучи солнца озарили изображение во всей его поражающей чудовищности.
– Готово! – сказал Леонардо, отходя от картины с выражением торжества и улыбаясь.
Он вполне достиг того, чего хотел. Чудовище смотрело с мольберта, освещённое ослепительными солнечными лучами, казалось, вот-вот оно бросится на человека, чтобы схватить его щупальцами-когтями и задушить в своих объятиях.
Лицо нотариуса покрылось мертвенной бледностью, глаза остановились в ужасе, и, забыв, что это только картина, он начал креститься и пятиться к дверям, а потом изо всей силы пустился бежать по улице. На повороте его остановила чья-то сильная рука, прозвучал молодой, смеющийся голос:
– Остановитесь, батюшка!.. Ведь этак может разорваться сердце… Простите, что я так напугал вас… Но я достиг, чего хотел: картина возбуждает ужас… Успокойтесь же, ведь это только картина, не более… это не живое чудовище… Вернёмся же ко мне за щитом – ведь вы же сами заказали мне расписать его.
Мессэр Пьеро вытер пот, обильно катившийся с его лба, и пошёл за сыном, чувствуя, как ужас сменился в нём восхищением. Оправдываясь, он проговорился:
– Да ведь не могу же я теперь, увидев, как ты расписал этот щит, отдать его на вывеску для рыбной лавки этого простофили Джованни! Ну ладно, – лукаво улыбнулся нотариус, – так и отдам, как же! Найду для него что-нибудь другое!
И мессэр Пьеро пошёл к старьёвщику. Там среди хлама нашёл он старую вывеску с пылающим сердцем, пронзённым стрелою, привёз его в Винчи и послал за рыбаком.
– Видишь ли, Джованни, – сказал он внушительно, отдавая вывеску рыбаку, – сын мой не нашёл удобным для вывески круглую форму. Он изобразил сердце рыбака, пронзённое стрелой, и посылает тебе в подарок, в память прежних лет, когда ещё жил здесь мальчиком.
Рыбак остался очень доволен этим подарком.
Страшное же чудовище молодого художника было продано нотариусом флорентийским купцам за сто дукатов. Впрочем, купцы не остались в накладе: они получили хорошую прибыль, перепродав картину миланскому герцогу Лодовико Моро втрое дороже. Прибирая в копилку свои сто дукатов, а потом узнав о выгодной сделке купцов, мессэр Пьеро да Винчи весело повторял любимую поговорку: «Кто ничего не имеет, тот и сам ничто!»
8
Трагедия родины
Время шло, отбивая свои часы, дни, недели, месяцы… Леонардо много пережил, много видел, многому научился… Он был свидетелем трагических событий, которыми была богата мятежная Флоренция.
На вилле Кареджи, около Флоренции, жил Лоренцо Медичи, прозванный за роскошь и блеск своей жизни Великолепным. Фамилия Медичи в XV веке господствовала во Флоренции, и Медичи, купцы-банкиры, стали фактически правителями республики. Такого положения они добились не только умелой и ловкой политикой, но и тем также, что заняли видное место в культурном движении своего времени.
18
Находится в Санкт-Петербурге, в Государственном Эрмитаже.
19
Медуза – в древнегреческой мифологии одна из трёх Горгон, сестёр-страшилищ; вместо волос на голове у Медузы извивались змеи, а взгляд превращал в камень всё живое, с чем встречался.