Страница 3 из 62
Тети и двоюродные бабушки ненамного отстали. Они задержались, только чтобы сначала сделать сэндвичи – за исключением тети Дайны, которая вернулась в Лощину, чтобы запереть коз, прежде чем тоже заняться сэндвичами. Марианне казалось, что это неизменный обычай Пинхоу. Покажите им кризис, и тетушки Пинхоу будут делать сэндвичи. Даже ее собственная мать прибыла с корзиной, пахнущей хлебом, яйцами и кресс-салатом. Громадный стол на кухне Лесного Дома вскоре был заставлен сэндвичами всевозможных размеров и вкусов. Марианна и Джо постоянно носили чайники и сэндвичи торжественному собранию в передней комнате, где вынуждены были рассказывать, что именно произошло, каждому новоприбывшему.
Марианну уже затошнило от повторения одного и того же. Каждый раз, когда она подходила к части, где Дед Фарли тряс кулаком и кричал, она объясняла:
– Тогда Дед Фарли наложил на Бабку чары. Я почувствовала их.
И каждый раз дядя или тетя говорили:
– Не могу поверить, чтобы Джед Фарли сделал что-либо подобное!
И они поворачивались к Джо и спрашивали, почувствовал ли он тоже чары. И Джо был вынужден качать головой и говорить, что нет.
– Но от Бабки исходило столько всего, – говорил он. – Я мог и пропустить.
Однако тети и дяди к Джо прислушивались не больше, чем к Марианне. Тогда они поворачивались к Бабке. Мама прибыла первой, единственная из всех женщин Пинхоу догадавшись сложить сэндвичи магией, и нашла Бабку в таком состоянии, что первым делом усыпила ее. Большую часть времени Бабка лежала на потрепанном диване и храпела.
– Она вопила на всю округу, – объясняла мама каждому новоприбывшему. – Это показалось наилучшим решением.
– Тогда лучше разбудить ее, Сесили, – говорили дядя или тетя. – Сейчас она уже будет спокойнее.
Мама снимала чары, и Бабка с криком садилась.
– Фазаний пирог, говорю вам! – кричала она. – Скажите мне что-нибудь, чего я не знаю. Вызовите пожарную бригаду. Летят воздушные шары.
И всё в таком странном духе. Некоторое время спустя дядя или тетя говорили:
– Если подумать, наверное, лучше ей немного поспать. Она ужасно расстроена, не так ли?
Тогда мама снова накладывала сонные чары, и до прихода следующего Пинхоу устанавливалась торжественная тишина.
Дядя Чарльз стал единственным, кто не прошел через этот ритуал. Марианне нравился дядя Чарльз. Во-первых, если не считать молчаливого дядю Саймона, он был ее единственным худым дядей. Большинство дядей Пинхоу были склонны к некоторой широте, даже если большинство из них не были по-настоящему толстыми. А худое лицо дяди Чарльза отличалось ироническим подергиванием, которого не было у остальных. Он, как и Джо, считался «разочарованием». Зная Джо, Марианна подозревала, что дядя Чарльз старался быть разочарованием не менее усердно, чем Джо, хотя она и считала, что дядя Чарльз немного переборщил, когда женился на тете Джой с почты. Дядя Чарльз, будучи по профессии маляром, появился в старом заляпанном краской комбинезоне и посмотрел на Бабку, с приоткрытым ртом тихонько храпевшую на диване.
– Не стоит беспокоить ее ради меня, – сказал он. – У нее таки поехала крыша, да? Что случилось?
Когда Марианна еще раз объяснила, дядя Чарльз погладил измазанной в краске рукой колючий подбородок и сказал:
– Не могу поверить, чтобы Джед Фарли сотворил с ней такое, хоть я и не слишком его люблю. Из-за чего была ссора?
Марианне и Джо пришлось признаться, что они, в сущности, не имеют ни малейшего представления.
– Они сказали, что она выпустила священный долг, и он ударил в их Доротею. Кажется, – сказала Марианна. – Но Бабка сказала, что она ничего такого не делала.
Дядя Чарльз приподнял брови и распахнул глаза:
– Э?
– Оставь, Чарльз. Это неважно, – нетерпеливо сказал дядя Артур. – Важно – то, что бедная Бабка теперь говорит ерунду.
– Перенапряглась, бедняжка, – сказал отец Марианны. – Могу поспорить, это из-за того что Доротея опять создавала проблемы. Честное слово, я мог бы придушить эту женщину.
– Ее следовало удавить еще в колыбели, – согласился дядя Айзек. – Но что нам теперь делать?
Дядя Чарльз посмотрел на Марианну одновременно шутливо и сочувствующе.
– Она когда-нибудь удосуживалась назначить тебя Бабкой после себя, Марианна? Не должна ли ты теперь стать главной?
– Надеюсь, нет! – воскликнула Марианна.
– О, не говори ерунды, Чарльз! – сказали все остальные.
А папа добавил:
– Я не позволю моей маленькой девочке погрязнуть в этом, даже в шутку. Мы подождем Эдгара и Лестера. Посмотрим, что они скажут. В конце концов, они Бабкины братья.
Но когда прибыли сначала двоюродный дедушка Эдгар, а потом двоюродный дедушка Лестер, и Марианна прошла через рассказ еще два раза, и Бабка была разбужена, чтобы завопить дедушке Эдгару: «Нас наводнили дикобразы!» – а дедушке Лестеру: «Я всем говорила, что это плетеный сыр!» – ни один из двоюродных дедушек не знал точно, что делать. Оба неуверенно потянули себя за бакенбарды и в итоге отослали Джо и Марианну на кухню, чтобы взрослые могли серьезно поговорить.
– Мне не нравится Эдгар, – сказал Джо, угрюмо жуя оставшиеся сэндвичи. – Вечно всеми распоряжается. Чего ради он надел ту твидовую шляпу?
Марианна занялась Чудиком, который выскочил из-под громадного стола, требуя еды.
– Полагаю, такие носят агенты по недвижимости, – сказала она. – Как Лестер носит черный пиджак и полосатые брюки, потому что он адвокат. Джо, я не могу найти еще кошачьей еды.
Джо немного виновато посмотрел на последний сэндвич двоюродной бабушки Сью. Они были толстыми, сочными и вкусными, и он съел все, кроме одного.
– Этот с сардинами, – сказал он. – Отдай ему. Или… – он поднял салфетку над единственной нетронутой тарелкой; сэндвичи на ней были тонкие, сухие и почти наверняка принадлежали тете Джой. – Или вот эти. Кошки едят мясной паштет?
– Иногда им приходится, – ответила Марианна.
Она раскрошила сэндвичи в миску Чудика, и Чудик набросился на них так, словно его неделю не кормили. Возможно, так оно и было, подумала Марианна. В последнее время Бабка пренебрегала почти всем.
– Знаешь, – сказал Джо, наблюдая за тем, как Чудик поглощает еду, – я не говорю, что ты не чувствовала, как Дед Фарли наложил чары (в магии ты лучше меня), но они не сильно много изменили. Думаю, Бабка в любом случае сходила с ума, – и пока Марианна думала, что Джо, вероятно, прав, он заискивающе добавил: – Можешь оказать нам услугу, пока мы здесь?
– Какую? – спросила Марианна, когда Чудик отодвинулся от последнего сэндвича тети Джой и сделал вид, будто закапывает его.
Она давно привыкла, что Джо сначала льстит ей, а потом просит об услуге. «Но я всё равно согласна, что она сходила с ума», – подумала Марианна.
– Мне нужно то чучело хорька, – сказал Джо. – Если я его возьму, ты можешь сделать так, чтобы казалось, будто оно по-прежнему там?
У Марианны хватало ума не спрашивать, что Джо собирается делать с такой жуткой вещью, как тот хорек. Мальчишки!
– Джо! – воскликнула она. – Он Бабкин!
– Он ей не понадобится. А в иллюзиях ты гораздо лучше меня. Будь другом, Марианна. Пока они все там разговаривают.
Марианна вздохнула, но вышла с Джо в прихоожую, где они могли слышать доносившиеся из передней комнаты приглушенные серьезные голоса. Они очень тихо осмотрели хорька под стеклянным куполом. Он всегда поражал Марианну своим сходством с мохнатой желтой змеей с ногами. Весь такой извивающийся. Гадость. Но раз уж она собралась делать иллюзию, главное – то, что все видят именно это. Затем замечают широко раскрытую клыкастую пасть и свирепые глаза-бусинки. Купол так покрылся пылью, что больше почти ничего невозможно было разглядеть. Надо только правильно создать очертания.
– Ты можешь это сделать? – жадно спросил Джо.
Марианна кивнула:
– Думаю, да.
Она осторожно сняла стеклянный купол и поставила его рядом с чучелом барсука. На ощупь хорек чувствовался как твердое меховое бревно. Опять же гадость. Она с дрожью передала штуковину Джо. Поставила обратно стеклянный купол над оставшимся пустым клочком ненастоящей травы, вытянула к нему обе руки и, как могла, описала ими силуэт хорька. «Изогнутый, желтый и извивающеся-меховой, – подумала она. – Злобно таращащиеся глаза, ужасные маленькие уши, розовая рычащая пасть, полная острых белых зубов». Еще больше гадости. Марианна убрала руки, и он был там – точно такой, каким она его подумала: смутно виднеющаяся сквозь пыль на стекле, неясная желтая рычащая фигура.