Ворон Доктора Ф

Она держала его за плечи, гладила и перебирала серо-каштановые рассыпчатые волосы, он не шевелился, казалось, выражая желанием обоих слиться вот таким застывшим изваянием на веки, чтоб не судьба и не вопросы и не бездна.

- Откуда ты? Пора бы все же знать мне?

- Ведь сам не помню… Тысяча же лет… - назвал свой возраст смело Ворон: - Откуда-то с каменоломни, продали в детстве, все я жил рабом… Освободишь меня лишь ты, мы будем править, если пожелаешь, а если нет, то хоть на край земли…

- Я не хочу на край, ведь мне бы здесь остаться, но здесь не знала б я, кто ты, а вот теперь та боль за ложь тебе наградой, ведь мог сказать и раньше мне, я все прощу, но гибель брата ведет тебя к глухой стене…

- О чем вы госпожа? Мы всех спасем. Я часть той силы…

- Но блага все твои льют хитрый странный бред, весь этот карнавал, как в цирке звери… Но ты предупрежден, теперь я знаю, что контракт расторгнуть можно смертию твоей… А как же дальше жить… Ты тоже ж человек… И был когда-то им, и я б любить могла тебя… Так говоришь на тысячу и лет? На тысячу же разминулись мы с тобой… Как жаль. Весь мир осколками планет наполнен, только люди часто сто слез прольют в безумии своем, глядя на страх и счастье на экране, вся жизнь их станет лишь пустым стеклом. Останься здесь пока… Ты теплый. Пока лишь сон уносит врем вспять… Я вдруг жива, как я творю в тумане плеяды слов, не суждено понять.

Цетон вскоре оказался рядом с Розалиндой, без помыслов о низком и земном. Что им земные страхи, когда весь мир мирооткрылся вдруг воронкой звезд, единый мир летел вокруг во мраке и не просил ненужных праздных слов.

- Мы все едины в созерцании вокруг, о люди, вы едины каждый… Не размыкайте только своих слабых рук, пусть цепь из звезд вам станет верным другом, пусть мир чудес откроется вот-вот, мне страшно лишь одно - ни одному нет дела до слов моих в безумии моем, лед пал, я чувствую в потемках всю гамму чувств, рассечено стекло, Цетон ты спишь?

- Я лишь взираю в звезды, там, где царит величье и покой… Вы спите госпожа, для нас покой награда в краю сует, во скуке долгих дней… Для Ворона, пожалуй, даже смерть отрада, ведь лучше смерть, чем жить в стране теней.

- Мы потерялись долго, я не знала брода, сквозь жизнь, сквозь лесть и жадность, суету… Мой эгоизм взрастил во мне урода, отринул веру человек, да истину нашел не ту…

- Я верил ведь, а, может быть, не верил, я стал ничем в безумии речей, я проникал в сознание людей, я находил там жемчуг и алмазы, тащил наверх, все удлиняя нить, а Фрейд сказал, хоть то сказал не Фрейд: «хочешь вынести жизнь, готовься к смерти».

Не знаю, где сейчас, но смерть не получил, наверное, стать ворон мечтают те, кто слишком мало подарил любви вокруг… Засните, госпожа, ведь то последний день…

- А завтра снова ты чужой и будешь созерцать величие свое…

- Мне права не дает… Таков уж статус, я понял все, но все не в силах изменить, осталась только зависть, лишь искаженье фактов желчью о былом. Каменоломный век прошел, для пластика оставил, а грани жизни вдруг скруглились, человек в ажурном ровном как спектакле выступает, вот вместо бытия играет ролей сеть, не знаю, как сказать, но в вас одной есть пламя, заставить воронов гниющих вдруг сгореть.

- О чем ты говоришь, не слышу… Я не хочу заснуть, ведь то последний день…

Девушка прижалась к его плечу, казалось, что они вместе падают и падают, держась за руки, глядя вверх. Розалинда казалась безмятежной и в какой-то мере счастливой, но Цетон отвечал:

- Даже если сердце вдруг оживет и порвется, Ворон никогда не сможет нарушить контракт, даже при нечеловеческой расцветшей любви к хозяину, Ворон останется Вороном, он отравлен отчаянием. Спите, последний день так близко… Мы ведь едва знакомы…

- Ты следил за мной всю жизнь… Я чувствовала тебя… Я знаю, что ты реален, я чувствую твою реальность… Не ты ли свел меня с ума? Не ты лишь отравлял своим Вопросом неокрепший ум?

- Все, что было, то прошло, настоящее осталось… А будущее не видать…

- Я боюсь думать о будущем. Я вижу в будущем смерть. Она приходит и забирает всех по одному.

- Смерть в жизни только миг, а для кого-то просто продолжение нежизни.

” А я этого не понимал и не хотел понять…”

Звезды падали внутрь неба, согнутого коромыслом, кони мчались по зимней дороге, где-то снег взрывался лучами, по ночам становилось светлей. Нападал снег, и стоило заснуть. Впервые за сто лет и Ворон вдруг отправился вослед за ней в страну бездонных берегов, и снился долгий сумрак, вскоре свет, и сон был на двоих, а будущего нет.

========== Часть 15 ==========

Фиолетовое небо, исполненное булочной гравюрой снега, казалось терпким и зернистым, а за ним летели крылья ушедшего полета птиц. День прошел, настал иной, как уходит все и настает оно же вновь.

Они ушли рано, на рассвете через два дня пребывания в новом обреченно чужом доме со стертыми воспоминаниями. Мама не успела проводить, да и Розалинда не знала, что ей сказать, женщина уже ничему не удивлялась, воспоминания ее о Вороне таяли и таяли, что вселяло полуоткрытую надежду на обретение незаметного покоя.

Стальная птица отверзностью свода уносила полукругом из колодца сквозь океаны и гряды снежного солнечного царства бегущей неподвижности.

“Это не Лилия уже… Может, умерла моя девочка, а это явилась тень ее спасти нас?” - думала мать, глядя на след самолета в небе, не зная наверняка, но сердцем чувствуя, что этот Розалинды.

- Как думаешь, что она о тебе подумала? - спросила обыденно и скучающе Розалинда.

- Ровным счетом, ничего… Мы скоро вернемся, я надеюсь, - ответил Цетон, отводя глаза, словно боясь встретиться взглядом с госпожой.

- Вау! Ворон отчаяния надеется, вот так оксюморонтика, - скептически криво улыбнулась Розалинда, как будто эти злые чары ложились лишь под оголяющим покровом дня, так странно и мучительно спадая по ночам, подобно дочерям болотного царя. Облака вились неделимостью, Розалинда откинулась в мышиный сумрак кресла, расстегивая страхующие ремешки. Полет внушал ей ужас мгновенной и непредсказуемой смерти, как страх и испуг, в обычной жизни что - машина сбила, испугался, если же успел, а страх пред неизбежным теперь ощущался лишь сильней, ведь Вороны не летали.

” Вот и вечность насыщенными кругами летит за окном, словно смерть между нами, когда самовоспроизводится безумие одиночества. Кто я, скажите мне, где мое пророчество? Среди тех, кто либо сам себе противоречит, либо лицемерит. Кто-то упал, не встретился…»

А стальные крылья сквозь раскинутое поле примяли тенью лес и срослись неподвижностью с сумрачным платом асфальтового полотна в бесконечном хаосе материи. Вот снова дома, а дома нет.

- Мы не вернемся… - проговорила медленно Розалинда, когда Цетон снимал два узких чемодана с ручной клади полок: - Я не хочу, мне некуда. Как думаешь, что она хотела из меня сделать? Почему всегда рубила крылья? Каково же это… всегда слушать, что ты старательная посредственность, ничем ее не удивить, она не слышит себя… Но все равно, мы по первому зову помчались спасать ее, все-таки я ее продолжение. Лучше уходить, не прощаясь…

Очередь текла текиловым бегом через опьянение суеты сотен ворот и туннелей, сквозь стекла видимости самолетов, громадин, плавающих в айсбергах быстрого перемещения. И чем больше изобретали все более скоростные машины, тем больше осознавалось, что ехать некуда.

- Прошу… - как-то рассеянно отозвался Цетон, приглашая войти госпожу в такси, казалось, в душе его происходила некая борьба, сомнения и вопрос цены. Розалинда мертвела покоем, все отпущено, все оставлено, осталось две цели, две цели, как шах и мат, но кто бы знал, да кто бы знал, что за доской еще весь мир, как Индия за Македонией и дальше.

- Куда теперь, готовы документы? - спросила тихо девушка впервые сидящего рядом на заднем сиденье слугу.

- Да, госпожа, - отвечал механически сухо Цетон.