Страница 1 из 31
========== Часть 1 ==========
«Нападал снег, не знаю точно, что будет завтра, и почему оно должно быть»…
Порой наступали краткие минуты прозрения, просветления, но она все равно уже ничего не могла написать. Потом ее вновь уносил стремительный карнавал жизни, черный карнавал. И более всего ужасала мысль о неизбежном событии каждого живого организма, о финале, конце пути, того пути, по которому она не ступала, прячась и проваливаясь в трясины на узких темных тропинках.
Она бежала от себя, не признавая свою внешнюю, красивую и юную оболочку, находящуюся в негласном вечном противоречии с внутренним содержанием. Что же происходило?
Она сходила с ума. Каждый миг ей хотелось выбраться, словно змее из старой кожи, из своего ненастоящего кокона тела. И каждый раз казалось, что испытание пройдено, но вновь и вновь она сознавала беспомощность в побеге из собственного сознания и вновь пыталась выйти. Безумие подступало все ближе год от года с самого детства.
До поры до времени железные тиски воли сдерживали стихийные порывы противоречий. Бессмысленно. Она занимала мысли другим, уходила в бессознательную виртуальность, но в конечном итоге поступила в клинику с ярко выраженной шизофренией и опасными истерическими припадками. Кто-то звал ее, голос из темноты, кто-то шептал ей, будто она уникальная. Так и разделился ее мир…
«Снег нападал… Снег… С… Сажа, как черные перья, как черная лилия. Как я. Лилия — я. Я лилия».
Все ее называли Лилией, а в ней жила еще одна — безымянная, бесцветная, по имени Пустота. Иногда она тешила себя надеждой, что научилась жить с этим чудовищем, будто договорились вежливо не замечать друг друга. Но вновь и вновь она искала освобождения от своего сознания, которое неосознанно содержало чудовище. Но почему-то именно от него хотелось освободиться, убежать. А пустота неизменно стояла за спиной, показывала отражение в зеркале.
О да! Это милое юное лицо, гладкое, без единого изъяна, с прекрасной смугловатой кожей, большими водянистыми глазами. «Девочка, кто ты?» — вот и все, что удавалось спросить у себя без осознания себя. Кто? И где? Помещенная в эту жизнь без цели и смысла.
Богатые родители, младшие брат с сестрой, квартира, коттедж, машины, поездки, словом, благополучная семья… И она… Вечно улыбающаяся, со своим неизменным страхом смерти и пустоты — страхом, от которого не спасали ни веселые фильмы, ни путешествия, ни свидания с мальчиком, которые прекратились, как только все узнали о ее помешательстве.
Тогда исчезло все в один миг: мальчик, подружки, даже семья — все они больше не могли понять ее, все начали бояться, недоговаривать, а потом и вовсе отстранились. Стоило лишь один раз совершенно потерять контроль, тиски были сломлены, чудовище освободилось и начало мучить рассудок, подвергая тело конвульсиям. Так и вышло, что она оказалась там, куда отвозят не маньяков, не преступников, но заключают под стражу сотни таких же безответных существ.
Безответных, потому что они сломались в поисках ответа к загадке своего пребывания на Земле. Она надеялась, что еще не сломалась, но разум все больше заполняло ощущение «змеиной кожи», потоки надежды и отчаяния уравновешивали друг друга, становясь невыносимым месивом даже не мыслей, а диких безысходных ощущений. Дорогой пансион для душевнобольных не шел в сравнение с обычными клиниками, с ними старались обращаться бережно, даже не остригали волосы. Но единицы из «постояльцев» вообще осознавали свое присутствие в мире живых, замкнутые в карцере своей пустоты.
И Лилия тоже уже ничего не ощущала. Смутно помнила долгие разговоры с психоаналитиками по методике Фрейда и прочих, там все спрашивали про ее сны. В них теснилась все та же пуста, черный фон. И сквозь него порой проступали чьи-то черты, кто-то звал уникальной… Кто-то терзал.
Разговоры сменились инъекциями, все равно она не могла вспомнить и проговорить, что привело ее «несчастный высокоразвитый мозг» в плачевное состояние вечного противоречия. Ситуация лишь ухудшалась, будто ее намеренно сводили с ума, хотя она понимала, что это вовсе не так. Она даже радовалась, когда каждую ночь ей давали успокоительное, мозг затуманивался. Начинали прокручиваться затертой пленкой любимые мультфильмы и зыбкие картины раннего детства. На короткие пять или шесть часов она обретала подобие покоя. Но вскоре время сна, действия успокоительных, начало сокращаться, приходилось увеличивать дозу, так как от хронической бессонницы припадки учащались. Вскоре от сознания и «бессознания», как она называла периоды действия лекарств-наркотиков, ее отделяли только краткие минуты прозрения, естественного успокоения, в которые удавалось начеркать торопливо в радостном волнении пару стихов или короткий рассказ. Как ни странно, в период жизни с «тисками на сумасшествии» она никогда и ничего не могла создать. Но самое страшное, что она не осознавала себя больной, она верила, какое-то время еще верила, что в состоянии выбраться сама, найти, точнее, почувствовать Ответ. А он только бесстыже издевался вопросом.
«Завтра уже было вчера… Ведь это верно. Отрицать будущее тоже не скверно… Тихо, очень тихо отцветала осень — деревьев желтеющая сень. Я немного везде и это скорбно. Моя смерть, осени подобна: в компании шумной не всей я умерла за окнами старых весей. Но настала зима, и снова я только здесь. Кто я, и почему я здесь? И как ощутить, где это «здесь»?
Лилия вновь испытывала присутствие пустоты. Становилось больно, одиноко, но не хотелось, чтобы кто-то видел ее жалкую борьбу… Здесь или где-нибудь. Где это здесь? Она писала что-то или только обрывочно мыслила? Она терялась. Вспоминала хоть что-то из своей жизни, кроме пустоты.
Хоть что-то! Да, кажется, приходили несколько раз в неделю родители — проведать, поговорить ни о чем. Брата и сестру не брали — маленькие еще. Интересно, что им будут рассказывать, когда те вырастут, и какую сказку сочинили сейчас? Мозг ее оставался все еще достаточно ясным, но постоянное ощущение сбрасывания кожи сознания причиняло все большие страдания. «Вот я здесь, но я-то не здесь, о нет — это снова не я!»
И так повторялось до бесконечности. На коротких встречах отец старался не смотреть ей в лицо, а мать, сохраняя натянутое благодушие черт и показную радость от встречи, пыталась о чем-то поговорить, о чем-то пустом, не имеющем отношения к Ответу. А каков был Вопрос? Не подобрать верных слов.
Ах да, встреча! И правда! Она сидела напротив родителей среди каких-то мягких диванов или чего-то подобного. Или это случилось в прошлом? Только голос из темноты оставался неизменным.
— Заберите меня отсюда… Это тюрьма! — вдруг взмолилась Лилия, устав от неискреннего разговора, а рассуждать о чем-то ином, кроме Вопроса, уже не получалось. Хуже всего, что она не могла никак сказать, что это за вопрос. Иногда вырывались отдельные философские вопрошания о смысле бытия, но Вопрос таился глубже, сложно вплетаясь в бессознательное психики. Или как там говорили в умных книжках когда-то…
— Но, дорогая… Это совсем не тюрьма. Успокойся, тебе не нужно так волноваться. Мы заберем тебя, заберем, но чуть позже, — увещевала мать, сердце которой рвалось, наверное, не меньше, чем разум дочери.
— Когда? — небрежной насмешкой вдруг ответила Лилия, сдавливая виски от новой боли Вопроса.