Ворон Доктора Ф

- Ты ничтожен, кто тебя назвал Григорием? С кем был контракт? Ведь не с матерью!

- Так я тебе и сказал! - тяжело хрипя, отозвался противник.

- Подпиши документы о том, что ты жертвуешь все Розалинде, ее сестре и матери!

- За кого ты меня принимаешь?

- Ну что ж, тогда мне не остается выбора. А ты силен, ничтожество, но вот она моя, настоящая форма.

========== Часть 14 ==========

Тело нетопыря вдруг обратилось на миг снова в человеческое, но все человеческое в нем оказалось изуродовано множеством ледяных шипов, покрывших с ног до головы существо. На лице появилась маска из монолитных глыб наподобие гигантского клюва.

- Форма Ледяного Ворона! - констатировал ожесточенно Цетон, стремительно впиваясь клювом, как буром, во внутренности врага, которые посыпались связками кишок и прочих органов, тогда Варан попытался отступить, его тело замерзало, из каждой раны вырастало целое соцветье острых льдинок. Ледяной Ворон, как казалось, улыбался, отрывая с наслаждением руки и ноги врага, вскоре Варан упал, скованный льдом, превращаясь в растерзанное тело человека, но все еще живой, сопротивляться было нечем, взгляд его затуманился, смотрел куда-то наверх:

- Я… Проиграл? Я замерзаю, превращаюсь в глыбу льда… Я знал, что ты сильнее, но все равно… Теперь я только понял… Я пешка в ее игре, она использовала меня, чтобы потянуть время… Цетон, я что, умру? Как я могу умереть? Я же Ворон? Как думаешь, куда попадают Вороны после смерти?

- Ты не умрешь, Вороны не умирают, они просто теряют свою форму, обличие, личность, наверное, и душу, и попадают в вечный поток отчаяния… Мы никогда не имеем права ни на спасение, ни даже на наказание. Вечность - мерзкое слово… Есть только одна, способная убить нас… - вдруг стал спокойным и траурно солидарным с поверженным Вороном Цетон, тоже превращаясь в свое человеческое обличие.

- Я боюсь… Нет, лучше, как и обещалось… - вздохнул напоследок Ворон, окончательно покрываясь пронзающим инеем, начиная таять, рассыпаться осколками чешуи, вскоре совсем исчезнув, не осталось даже крови на пожелтевших страницах. Цетон застыл в сгорбленной позе, отвернувшись от Розалинды, уже поняв, что она видела и слышала их короткий разговор. Ворон обессилено и обречено сгорбился, словно сознавая, что когда-то такая же участь ждет и его, не желая терять свое существо, свою личность, готовый принять даже и вечную расплату, но не раствориться, не перестать быть.

- Ты победил… - проговорила Розалинда, без боязни входя, совершенно не реагируя на то, что здесь творилось минуту назад, она опустилась рядом на мягкие смятые книги: - Пора тебе все мне рассказать, сейчас ты подделаешь документы, чтобы эта квартира стала собственностью моей матери. А что этот Ворон?

- Он перестал существовать, скоро исчезнут даже воспоминания о нем у всех, кто его знал. Так происходит со всеми Воронами, которые превысили лимит своей силы и проиграли. Он… Мы не заслуживаем жалости, сострадания или иной участи, но все же…

Раны на его теле медленно затягивались, из артерии с присвистом текла кровь, отчего речь казалась лающей, насмешливой, как у шакала. Розалинда настойчиво спросила:

- Меня ждет теперь такая же участь? Что случается с теми, кто заключил контракт?

- Да, их ожидает такая же участь, после человеческой смерти они не умирают, а сливаются с потоком отчаяния, но не Вас, кого угодно, но не Вас, моя госпожа.

- Что же ожидает меня? Какова была все-таки цена?

- Ваша душа, все человеческое, теперь вы обречены стать Вороном, как и все “талантливые” сильные личности, но Вы особенная.

- В чем же моя особенность?

- Этого я пока сказать не могу, к тому же мы посмели бросить вашу маму и сестру на лестничкой клетке.

- Они не испугаются твоего вида? Давай хоть артерию завяжу.

Розалинда достала носовой платок и перетянула им шею Цетона, отчего он стал похож на какого-то готического шута, однако его серьезное и вместе с тем скорбное лицо заставляло забыть о прочих деталях, он обдумывал что-то, вспоминал, но вскоре порывисто поднялся, прошел к дамам.

- Где Григорий? - спросила мать обеспокоенно и со скрытой злобой, обращенной к “покойнику”.

- Его больше нет… - пробормотал Цетон неуверенно, выходя пошатываясь из квартиры. - Входите без боязни, теперь эти апартаменты ваши взамен утраченных. Скоро здесь поменяют мебель, он написал завещание на вас, а родственников у него нет.

- Как странно… - остолбенела мать - Чего же он тогда добивался, запрев меня в больнице?

- Видимо одумался… Знаете… На самом деле, он был не человеком, - наконец набрался смелости рассказать все, как есть Цетон. Мать, конечно, сначала не поверила, не верила бы и дальше, пока Цетон не сказал, как будто себе:

- И одно мне непонятно в этой истории, кто же из вас мог заключить с ним контракт?

И в этот момент безмолвная Алина загородила ладонями лицо, начав испуганно и виновато всхлипывать и плакать:

- Дяденька Цетон, дяденька, только не ругайте меня! Вы такой хороший дяденька! Дяденька… Это… это я… я… тот страшный дядя пришел, пришел и сказал, что вернет мне… вернет мне сестренку… я… я поверила ему… а потом он пришел к маме… а потом мы уехали… А потооом…

Но на этом рассказ ее оборвался, девочка заплакала, но в тот же миг по щекам Розалинды, нет, Лилии заструились горячие потоки слез, она бросилась обнимать младшую:

- Алина! Алиночка моя! И ты поверила ему? Согласилась с демоном, вороном только потому, что он обещал спасти меня? Алина! Алиночка! Ой! В какой же ты была опасности все это время!

Но тут взгляд девушки пронзил насквозь Цетона:

- Ты знал об этом?

- Нет, - шипяще проскрипел Цетон, безразлично слизывая с пальцев собственную кровь из шеи, немало шокируя мать, морщащуюся от отвращения.

- Что ее ждет теперь?

- Теперь ее жизнь и будущее вне опасности. Вечность вне земного спасена. С гибелью ворона контракт расторгается, человек становится просто человеком, - ответил задумчиво Цетон, вздыхая, покрывая насквозь мокрый от крови носовой платок новыми пятнами: - Кому нужна вечность на земле… Это ведь вечное проклятье, существование обывателя… А мы, Вороны, пытаемся как-то скоротать ее, подрабатывая рабами Отчаяния, принося ему новые жертвы… Да… Теперь вы видели мое истинное обличие… Признаться, вы слишком оживляете меня, люди вокруг, близкие моей госпожи. Но больше обманывать вас незачем…

Мать побледнела, теперь она вдруг осознала по-настоящему присутствие Розалинды, голос ее наполнился негодованием:

- Что будет с моей дочерью, с Лилией?

- О! Вот у нее есть выбор, еще какой выбор. Не волнуйтесь!

- Что же, нас теперь не будут преследовать по закону? - опасалась Розалинда.

- Нет оснований, о Григории даже никто не вспомнит, так уж происходит, мы исчезаем бесследно, скоро все, кроме вас, госпожа, будут считать, что так и жили в этой квартире, так что я могу говорить, что угодно, память сотрется и перемелется, как остатки осенней листвы под снегом. Нет даже смысла составлять ложное завещание. Достаточно вписать новые фамилии в документы на жилье, ведь там останется только пустота вместо ненастоящего имени. Завтра мы летим в Санкт-Петербург, спасать вашего брата, госпожа.

- Мотенька! - вдруг воскликнула мать, кажется, освобождавшаяся от долгого гипноза уничтоженного ворона и от действия успокоительных: - Я с вами!

- Мотя… Я снова увижу Мотю? - спрашивала Алина, вопросительно шмыгая красным носом.

- Пока нет, - отвечал Цетон, и почему-то Розалинда уловила в его успокаивающем голосе тревожную ложь: - Это слишком опасно, там нас ожидает наш главный враг, тот, кто разрушил вашу семью. Но как только все уладится, мы сами к вам вернемся!

- Правда? - спросила наивно Алина.

- Сущая правда, - лгал Цетон, продолжая для матери: - Итак, сударыня, скоро, отнятое Григорием, должно вернуться обратно, не сомневайтесь, о документах я позабочусь, только с вашего позволения завтра утром. За Розалинду не волнуйтесь, ее дар не позволит ей погибнуть.