Страница 4 из 5
Роршах никогда не сдавался, вновь сжимал в качестве оружия розочку разбитой бутылки, метя маньяку в грудь, но последний умело отражал удары ножом, все надеясь подобраться к своему пистолету, потому что одного холодного оружия не хватало. Но противник обманным приемом поддел его, сначала грозясь поразить в сердце, что означало бы прямую атаку и со стороны Виктора, но в последний миг извернулся, врезаясь в левую руку.
Зсасз тоже успел прочертить ножом вдоль бурого пальто, но в следующий миг его верное орудие смерти оказалось выбито той же бутылкой и едва не направлено против него же. С порезанных стеклом пальцев потекла кровь, но боль не ощущалась, все заполоняли адреналин и ярость. Нет, с ним такие штуки не проходили. Он увернулся, Роршах атаковал, в итоге нож тоже отлетел в темноту, вслед за бутылкой. Два два — ночь вела свой бесконечный счет одновременных выпадов, уклонений и ответных атак. В долю секунды, точно, четко. Равные по силе, но не превосходящие друг друга, как тьма и свет. Тьма не могла сокрушить свет, но и свет не рассеивал ее. Но и тьма не поглощала.
Зсасз немедленно ударил, оставляя на белой маске противника следы собственной крови с разбитого кулака, другой рукой в стремительном броске подбирая с земли вовремя замеченную зазубренную крышку от консервной банки, намереваясь всадить ее в лоб врага, но лишь рассекая его бровь, разрезая частично маску.
— Кто же под ней? — с вожделенным интересом спрашивал риторически Зсасз. — “Герои” скрывают лица! Я действую открыто. Так кто же прав? Ты… защищаешь зомби! Ты — мертвец.
— Ты не в курсе правила: никаких диалогов с противником, — прошипел в тот миг Роршах, а в руке его оказался пистолет Зсасза, который он обратил против самого маньяка. Все рано или поздно возвращается. Стоит только обронить — и вернется. Зло ко злу. Насилие к насилию. Еще бы добро почаще возвращалось, но мир, кажется, сдвинулся с оси, поэтому не все законы действовали.
Виктор метнулся за ободранный угол здания из бурого кирпича, но Роршах стрелял вслед, хотя никогда не любил пистолеты, револьверы и дробовики, но против бешеного пса это являлось последним действенным методом. Пристрелить, чтобы не исходил мучительной пеной и не распространял вирус.
— Ты все равно не спасешь этих мертвецов! Мир мертв! — начинал пророчить неуравновешенный маньяк. Теперь он явно нервничал, оттого бредовые идеи прорывались словами.
Зсасз понимал, что убегать по улице бессмысленно, он уже на своей шкуре несколько раз испытывал меткость Роршаха, который непостижимым образом выковырял из-под бака оружие, да еще незаметно. Но стрелял явно не со вкусом, без удовольствия. Впрочем, убийства никогда не доставляли ему удовольствия. В этом и заключалась разница между правосудием и кровавым мясником-маньяком.
Виктор твердил, а мысли его предательски путались, доказывая сильнейшее психическое расстройство:
— Все мертвы! Вы все мертвы!
Но зоркий глаз хищника обшаривал каждый сантиметр под ногами в поисках того, что можно было использовать как оружие. И нашел.
Роршах приближался, пытаясь понять, где затаился маньяк, не оставляя ему путей к отступлению. Через миг в его лицо полетели острые осколки пивной бутылки, Зсасз не щадил и без того изрезанных рук. Глаза Роршаха спасла только тонкая материя маски, но пистолет оказался в руках маньяка. Однако убить себя Роршах не позволил, но и повторно выбить оружие ему не удалось.
I lurk in the alleys, wait for the kill.
I have no remorse for the blood that I spill
A merciless butcher who lives underground.
«Проклятый огнестрел!» — с досадой подумал бывший герой.
Теперь скрываться за краем контейнера для мусора приходилось Роршаху, а Зсасз уходил, он отступал, стреляя каждый раз, когда его преследователь пытался высунуться. Так убийца добрался до шаткой пожарной лестницы убогого пятиэтажного здания, удобно подвернувшейся для отступления.
Зсасз уходил, решил, что не победит. Значит, этот город все-таки боялся. Боялся беспощадного самопровозглашенного правосудия, потому что каждая кровожадная тварь рано или поздно скрывалась, стремилась заползти в свою нору.
Маньяк лез на крышу, в какой-то момент у него закончились патроны — еще один минус огнестрела, обернувшийся плюсом для Роршаха, который покинул свое убежище, кинувшись следом. Но к тому времени враг уже забрался на чердак и несся вниз по заплеванной темной лестнице.
Роршах только прицелился в зеленом полумраке подъезда, перевешиваясь через перила. В руке он сжимал вовремя подобранную заостренную крышку консервной банки. Зсасз мелькал на пару этажей ниже. Роршах метнул незатейливое оружие.
Судя по надсадному шипению врага, импровизированный сюрикэн достиг цели, но не поразил насмерть, отчего пришлось продолжать преследование. Даже с раненой ногой Зсасз развивал невероятную скорость в своем побеге. Три два — ночь в этот раз не выиграла.
Улицы мелькали, точно свора бродячих собак, что несется впереди вожака, и проносились мимо, расступаясь, как океанские волны. Маньяк оставлял за собой кровавый след, что облегчало преследование. Роршах решил, что в этот раз он прекратит череду бессистемных убийств, которая охватила город. Полиция только руками разводила, не умея сопоставить факты и обнаружить Зсасза.
Вновь убогое здание, вновь сотни разбросанных бумаг, плакатов, бесполезных рекламных брошюр, окутанных устойчивой вонью, словно все вокруг медленно разлагалось. Снова зеленый подъезд дешевого доступного жилья, которое видело только убожество падения человеческого духа, насилие и бессмысленность быта перепуганных овец. Но Роршах все еще защищал их. И пусть Зсасз говорил, что мир мертв. Может, мир и правда умирал, но даже перед лицом катастрофы Роршах не отступил бы от своих принципов. Невозможность меняться в угоду кому-то ныне считалось проклятьем. Но наплевать ему было, что считали лгуны с рябящих экранов. Когда тьма, окутанная кровью, вспенивалась, вылезая из своих берлог, они разом умолкали. И просили помощи. От кого они ее надеялись получить? Нет, за них Роршах не сражался. Возможно, потому что они-то и являлись настоящим злом. Те, кто выстроили и воспевали всю эту продажную систему черного города.
Маньяк вновь переместился на крышу, уже другого здания, такого же убогого, как все в этом злачном районе.
— Можешь бежать, но у меня еще есть место для зарубки. Для моей отметины. Да, я подготовил специально для тебя, — шипел Зсасз, скрываясь, прыгая вниз, показывая напоследок на свою бритую голову. Его расширенные глаза ненормально блестели, он был зол, но он боялся. Да, Роршаха боялся, как волк хорька, который вцепляется в артерию на шее.
Приземлился Зсасз, судя по всему, на мусорный контейнер, съехав по пожарной лестнице. Роршах последовал за ним, но в переулке уже никого не застал, только удаляющиеся шаги, на звук которых он и последовал.
— Не я от тебя бегу, а ты от меня! — хрипло прорычал ему вслед Роршах, однако дальнейшее преследование, как назло, не принесло результатов, но обещание себе никуда не девалось: «Никаких компромиссов! Этот ублюдок не уйдет от расплаты, даже если мы равны по силе. Пусть хоть добровольно сдастся в психарню, я все равно доберусь до него».
Маньяк снова сбежал, прихрамывая и проклиная того, кто ему вечно мешал. Поделом, хватило бы доли секунды — давно бы уже прикончил это чудовище, но доли секунды не хватало, что нередко объясняло многие катастрофы. И Зсасз снова уходил от расплаты, но и не мог прикончить своего оппонента, не хватало остроты ножа или зубов. Но он снова сбежал. Так всегда и случалось. И это невероятно злило. Нет, даже возможный Апокалипсис не являлся причиной, чтобы расплата миновала это чудовище. Сбежал в тот день, но не ушел от заслуженного наказания. Роршах ощущал в себе ожесточение от невозможности настигнуть маньяка. Но у него остался нож убийцы как важное вещественное доказательство в его личном расследовании. Оно могло вывести на тех, с кем контактировал Зсасз. Зло редко действует в одиночку.