Страница 3 из 14
Рабочий день подходил к концу, по городу разливалась холодная декабрьская ночь. Салли куталась в тонкую осеннюю куртку, хватая ртом пропитанный сажей снег. На улице ветер гудел в проводах, люди отгораживались от вечернего неуютного мрака теплым светом из окон. Спешили с работы к своим семьям. А Салли вовсе не торопилась домой, до последнего болтала с Рози, которая вскоре ушла со своим громилой Джоном.
Девушка осталась одна, понимая, что должна вернуться в то место, где обитает. Нет, это не дом. У нее не было дома, потому что в той берлоге никто не ждал! Вернее, отец-то ожидал ее, еще как ожидал. Только не ее, а очередную получку. Салли старалась сразу же закупить самые необходимые вещи, а потом хотя бы часть спрятать, чтобы дотянуть до следующего месяца. Но отец с боем вытрясал все до последнего. А если что-то выигрывал в карты, то дочери не перепадало.
Алкоголизм и тяга к азартным играм за последние два года сделали из него настоящее животное, скотину без даже призрачных представлений о морали. Наверное, в лучшие годы он работал, но сам город пришел в упадок. И отец словно помертвел вместе с Детройтом, вместе с районами, в которых раньше кипела жизнь, а потом осталась лишь разруха для тех, кто не успел или не пожелал разъехаться в другие штаты в поисках лучшей жизни. Они так и остались на границе гетто, где только банда Алекса держала еще какой-то контроль. А всего в нескольких кварталах находился безопасный и достаточно красивый центр города, только доехать бы до него. Но он оставался точно за стеклянной стеной. Они все болтались в гнилом кольце, которое опоясывало центральные районы.
Таков был черный город Салли, которая каждый раз возвращалась домой с мыслью, что может и не дойти, растаять жертвой маньяка или грабителя в темноте разбитых фонарей. Страх и неопределенность — вот ее существование. Поговаривали, что скоро власти города заявят о банкротстве из-за огромных долгов города. Но Салли больше тревожили долги, которые делал отец.
В каком еще настроении он теперь пребывал? Салли шла по улице, затем заходила в темный подъезд, устало поднималась по лестнице — лифт не работал, его и не чинили, никому не надо оказывалось. Затем представала ободранная дверь квартиры с полувыбитым замком. Салли с опаской приникала к ней ухом. Она боялась входить, потому что там снова ждала неизвестность. Может, очередная попойка со случайными приятелями. А, может, пьяная драка с поножовщиной.
Убедившись, что за дверью тихо, девушка достала ключ и вошла. Тихо! Пока тихо!
Салли не любила смех, потому что обычно он следовал вместе с пьянками отца. Беспричинный грубый гогот за фанерной стеной. Она до смерти пугалась любого резкого звука, когда шло очередное «веселье» в их квартире. Когда отец выигрывал и был в милости у самого главаря-Алекса, то порой у них устраивались настоящие оргии с продажными женщинами.
Салли — тогда еще совсем ребенок — либо сбегала к соседям, либо накрывалась с головой одеялом, забиваясь в дальний уголок своего закутка. Помнила как-то случай, произошедший с ней в четырнадцать лет. С тех пор она кошмарно боялась Хайделла, ежилась от самого имени. Тогда к отцу пришла вся банда, они даже за что-то благодарили его. Конечно, напивались и курили наркотики. Хайделл в этом был едва ль не первый. Все косил под рок-звезд с коротким ирокезом и уймой татуировок. Да только агрессии в нем содержалось, как в цепном псе или склочной гиене. Сам тощий, но верткий, как угорь и покрытый мелкими шрамами от бесконечных драк, всегда первый лез; а еще часто приставал к женщинам. Иногда просто, чтобы попугать, иногда действительно с грязными намерениями.
В тот вечер он выпивал вместе с отцом, как и все. И даже не устраивал потасовок. Салли как всегда сидела за фанерной стеной в полумраке, потому что в квартире висела всего одна лампочка без абажура. Обычно в зыбкое укрытие не лезли «гости» отца. Хотя она боялась с детства мужланов с грубыми рожами. Но вот дырявая простыня отдернулась, и показалось это чудовище. Девушка четко помнила мерзкую улыбку с безвкусной серебряной коронкой на левом резце и жадно горящие сизые глаза.
— Эй, да ты тут такую куколку прячешь! — облизнувшись, присвистнул Хайделл и потянулся к девочке. Салли бессильно заплакала, заслоняясь руками. Но что она могла? Вечное бессилие.
— Отвали от нее, Хайделл! — окликнул его тогда Алекс. — Она еще ребенок!
С этими словами главарь оттащил своего дерганого братца. С тех самых пор Салли страшилась еще раз застать в квартире незваного гостя. Но на фоне огромного внушительного Алекса Хайделл казался даже жалким. Салли ненавидела жалких и одновременно злых. Вот таких же, как отец. Так что она не любила смех и ухмылки, они не предвещали ничего хорошего.
Впрочем, если отец возвращался один и с низко опущенной головой, мрачный, набычившийся, то это означало одно — вновь проиграл в карты. И в таком состоянии он был еще опаснее.
— Че так мало, ***? Ты работала вообще? ***! Ну о***ть! Лучше бы на панель вышла, — говорил он обычно в такие дни, выгребая все до последнего цента. Что-то в таком роде она услышала и в этот вечер, уже не придавая значения этим словам.
«Чтобы ты проигрывал еще больше?» — подумала язвительно девушка, но вслух не смела произнести. Не хватало ей еще фингала под глазом или пощечины наотмашь. Она просто отдала деньги, однако в тот вечер что-то изменилось… Она поймала взгляд собственного отца. И он показался ей похожим на кого-то. И тут же вспомнила: да, Хайделл тогда смотрел на нее так же, неоднозначно и жадно. Но что это предвещало со стороны отца? Салли боялась даже помыслить об этом. К счастью, усталость быстро свалила ее, отдав в объятия тревожного сна. Но наутро она вновь увидела, что отец будто следит за ней. Сделалось страшно… Она так устала бояться!
«Может, Рози подскажет?» — решила девушка. Она еще верила, что подруга способна ей помочь. Рози никогда не падала духом, как казалось.
========== 2. Растворяясь в грязи городской ==========
Растекались лужами слёзы их,
Дети плавились, попав за воротник,
На ладонях таяли… И стали водой,
Растворяясь в грязи городской.
Сотни подошв портят их тела,
Бледная кожа слишком тонка,
Рвётся и рвётся снежная ткань,
Корчатся от боли с мольбой: перестань!
© Your Schizophrenia «Winter Requiem»
За окном пролетали лепестки снежинок. Белые мотыльки выделялись на фоне закопченных стен и молчаливых труб заброшенного завода. Он плыл черной тенью, простирая свои крылья, как паук лапы. В тот день ей исполнялось восемнадцать, вроде бы… Ведь никто никогда не отмечал, никто не вспоминал о ней. Еще один день из многих, подернутых болотной завесой ее жизни.
Салли быстро добежала до своего места работы, ежась в легком пегом пальтишке, которое она ухватила на чьей-то гаражной распродаже. Кто-то уезжал из этого города, кто-то вырывался в лучшую жизнь, находя работу. И не тащил с собой много вещей, точно оставляя вместе с ними все прошлые печали. А Салли словно надевала их вместе с вытертым секонд-хендом.
— Привет, Рози!
— Привет, Салли!
Так начинался каждый рабочий день, и Салли благословляла тот миг, когда встретила подругу — это была единственная причина и возможность слабо, но искренне улыбнуться.
— Будешь яичницу с беконом? — приветливо поинтересовалась Рози.
— Да что-то не тянет, — замялась девочка, перебирая замерзшими руками в карманах с дырявой подкладкой. Напоминание о еде резануло вдоль желудка. Но не хотелось говорить, что у нее снова нет денег.
— Брось, я угощаю! — радушно рассмеялась Рози, как будто пригласила пропустить стаканчик. Но она прекрасно знала, что Салли не пьет. Девушка не желала ни за что становиться такой, как отец. Никогда! А ведь был и легкий путь… Тихо спиваться, продавать свое тело или научиться воровать. Но он вел только во тьму, почему-то с детства девочка понимала это, различала добро и зло.
— Все! Пошли-пошли! — практически сгребла ее в охапку неугомонная Рози и усадила в подсобке, вручив тарелку. Бекон был явно заветренным и уже малость просроченным. Но зимой это не беда, вот летом многие травились то несвежими яйцами, то забродившим молоком. Однако для Салли даже такая скромная еда показалась роскошью.