Страница 1 из 14
========== Пролог: из ада ==========
Детройт, 2009 год
«Мы — дети из ада,
Нам солнца не надо,
Слезами напьемся,
Смеёмся».
© Мертвые дельфины «Дети из ада»
Некоторые умники утверждали, будто в человеке изначально заложено различение добра и зла. Видимо, нехило ошибались, потому что Хайделл с рождения их не делил вообще.
Общественность склонялась, что он больше тяготеет ко злу. Но плевать он хотел на все мнения и оценки.
— Эй, отвали, ***! Она — моя девушка!
— Сука, ***! От***сь на***! Эй, цыпочка, на*** тебе этот неотесанный ***? — Парень скалил кривые желтоватые зубы. Он хищно сверлил взглядом противника, жадно глядя одновременно на формы девушки, точно коршун на добычу.
— Хайделл! Мы возвращаемся! — Снова этот низкий до тошноты рассудительный и властный голос. И не менее внушительная широкоплечая фигура, точно гора, заслоняющая солнце. В данном случае таковым являлась блондинка-официантка Рози, которая разносила бокалы, смачно покачивая бедрами. Кто бы мог подумать, что за дальним столиком ее караулит тупорылый громила-охранник, который оказался ее хахалем. Хайделл-то уже расписал себе, как проведет эту ночку: с согласия «цыпочки» или без такового, но жарко! Натрет десна халявным коксом, может, даже угостит блондинку. Но двое тупиц все обламывали, а девушка испуганно скрылась из виду.
— Какого ***? Алекс, какого… — но мощный удар слева заставил тащить свой зад прочь из дешевого бара. На этот раз тощий верткий бандит не уклонился.
Оплеухи прилетали часто с самого детства, брат был старше на восемнадцать лет, вырастил младшего, как мог. В любом случае, лучше, чем мамаша-проститутка, от которой они сбежали давным-давно. Единственное, что Хайделл о ней смутно помнил — это опухшее размалеванное лицо, пьяную ругань и угрожающий кухонный нож в руке. Тот день, когда она попыталась их убить. Они были лишние, оба, особенно младший, которому вообще непонятно кто позволил на свет вылезти. А вот он вылез и даже дорос до двадцати с лишним лет, научившись держать удар и чаще всего бить первым. С Алексом, правда, не всегда прокатывало, как и в тот вечер.
Ночь накрыла улицы серым покрывалом, от которого отделялись волны бледно-синих полос, оставляемых холодным светом уличных фонарей. Детройт — город дорожных развязок и серых небоскребов — дышал смрадом. На огромных замызганных билбордах предлагались грезы сладкой жизни.
«Возможности сделаны в Детройте» — так гласил огромный плакат на небоскребе. А пестрая реклама предлагала какой-нибудь чудодейственный йогурт, который доставляет сразу в Страну Чудес. Большего вранья человечество не видало. Хайделл зато знал с ранних лет самый короткий путь в эту «страну»… Главное, чтобы обратный эффект не начал накрывать, а то не очень весело рассматривать, как головы или языки прохожих превращаются в жадные щупальца, которые тянутся и тянутся, желая схватить, разорвать. Хотя это только бред, галлюцинации. Но не в тот момент, когда разум затуманен, тогда все слишком реально, хотя одновременно и далеко-далеко. Ничего не трогает по-настоящему, никакие мучения не осознаются в полной мере…
Бандиты вышли из захудалого бара. Алекс шел прямо, точно поезд по рельсам, Хайделл вертелся то с одной стороны, то с другой, нервно почесывая короткий бурый ирокез.
В голове гудело, но на этот раз брат приложил не очень сильно. Не хотел повторения потасовки, что случилась пару недель назад. Хозяин того заведения вызвал полицию. Им обоим это оказалось ох как некстати! Надо было просто пристрелить жлоба, которому стало жалко разбитых кружек, а не швырять собственного брата о стену! Тогда еще ребро, кажется, треснуло.
Но убегать-то все равно пришлось бодро. Иногда боль легко игнорировать, она точно туман над канализацией — вроде есть, вроде противно, а переступить просто. Потом они как-то откупились, Алекс знал, кто замнет за «небольшую» плату.
Конечно, после того случая с убытками он, наверное, злился.
Да, Хайделл на всех плевал… Только на авторитет братца Алекса не удавалось забить: в Детройте тот руководил большей частью поставок наркотиков. Порой и живой товар сплавляли покупателям, но Хайделл не особо вникал во все тонкости. Его это не волновало, как и жизни тех, кого продавали, как и благосостояние тех, кого он с ранних лет грабил.
Что там еще говорили? «Все мы родом из детства»? Так вот, он был родом из ада, который случайно выплюнул изжогой своего бешеного пса.
И он намеревался скоро вернуться в этот бар, чтобы получить свое. Только вопрос времени.
Комментарий к Пролог: из ада
Вот такое начало. Читайте дальше, здесь скорее представление персонажей.
Отзывы желательны, короткие отзывы - это тоже отзывы!
========== 1. Красота не спасет ==========
Слышишь хруст белых костей?
Растоптали снега невинных детей.
И лежат снежинки агонией горя.
Шепчут: красота не спасёт… Всё зря.
© Your Schizophrenia «Winter Requiem»
Салли тоскливым взглядом рассматривала сахар, рассыпанный на облупленной столешнице. Девушка сжалась от страха. Отец опять проиграл в карты с Хайделлом и Алексом последние деньги, на выпивку ему не хватало, а похмелье мутным кофе не залить. И теперь любая, даже незначительная деталь могла довести его до крайней степени бешенства. А страдала всегда она, его дочь. Она просыпала сахар, потому что руки дрожали, ведь их покрывали синяки, как и все тело.
— ***! Руки из жо*ы! Не можешь родному отцу кофе сделать! ***! Бесполезная ***! — бормотал пьяница. Салли даже не пыталась уклониться от возможного удара, потому что с детства усвоила — будет только хуже.
Нельзя провоцировать отца, нельзя в тот момент даже плакать, потому что он считает любое наказание заслуженным.
Только потом, когда он уходил в очередной раз напиваться и делать долги банде Алекса, можно было закрыться в подобии своей комнаты, отгороженной давным-давно фанерой от разбитой «гостиной», и там вдоволь выплакаться. Только слез и хватало в этом доме. Да еще тумаков и бессмысленной ругани.
Вот и теперь девушка сжалась бесцветной исхудавшей тенью в ожидании пощечины. Но на этот раз не последовало. Салли облегченно вздохнула, она не любила появляться на работе с синяками на лице. Из-за ужасного внешнего вида ее не брали даже официанткой, только посудомойкой или уборщицей. Да еще работали пресловутые «права детей»: нельзя эксплуатировать труд. Конечно, вот только они не распространялись на остальную часть ее жизни.
За все эти годы отца так никто и не прижал, а Салли порой мечтала, что ее заберут. И, может быть, отдадут в другую семью, хорошую, где не делают больно без причин. Но время шло, а сочиненные детским сознанием сказки тонули в серости и апатии. Хотя она умела мечтать о простом. Но ей нравились и сказки, особенно ее задевала история о прекрасной Русалочке, которая пожертвовала всем ради принца. Лучше уж так, чем медленно сгнивать в огромной многоэтажке, где каждый второй либо торговал наркотой под крышеванием Алекса, либо окончательно спился-скурился. Похоже, полиция даже не совалась в их район.
Салли порой не понимала, как она до сих пор жива. Разве только благодаря тому, что отец иногда выполнял мелкие поручения для мафиози, но последние пару лет окончательно скатился, потерял даже призрачное положение в банде.
Дела пошли совсем плохо, отец только пил и проигрывал деньги, которые Салли зарабатывала в ближайшей закусочной, превращая кожу на руках в сморщенный наждак от миллионов помытых тарелок. Но отец почему-то упорно говорил, что это его деньги. Ах да, он позволил ей выжить, позволил не умереть с голоду в канаве, поэтому утверждал, что любит ее, а теперь настало время ей отдавать долг. Раз уж он очутился совсем на мели.
И весь ее мир: разваливающая неблагополучная многоэтажка, корыто с посудой и объедками в закусочной напротив и еще иногда школа, когда успевала. Все равно там не ждало ничего хорошо, школа не давала ей ровным счетом никаких новых шансов на будущее. Ее жизнь — это страх в отгороженном фанерой закутке, закрытом самодельной шторкой из простыни. Только это и спасало от пьяных компаний «друзей» отца. Пару раз забредал, занесенный каким-то ветром, сам Хайделл — брат Алекса — страшный человек.