Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 6



Митрий помнил судьбу Сумеречного с самого рождения, ведал, откуда в нем тьма. И винил отчасти себя в том, что круг из двенадцати пополнился еще одним своевольным существом, ведь Древний поверил в него, в это неукротимое сердце, что видело самые мрачные и грязные задворки мироздания, но сохранило частицу света.

***

Это случилось в стране Южной Тьмы под покровом кровавого неба в окружении темных лесов, где деревья тянут свои нагие ветви, как крючковатые пальцы зомби. На горе высился уродливым нагромождением камней замок без окон.

Прочь от него со свежей раной вместо пылкого детского сердца бежал мальчишка, не замечая, как ветки царапают его бледное лицо. Внутри все горело огнем гнева, бессильной ярости, от которой он желал закричать по-звериному, но опасался привлекать внимание.

В ту ночь случилось непоправимое: отец убил мать.

Кровь на лбу, много крови после удара перчатки с металлической вставкой. Мать только ахнула, заслонившись руками, но вскоре тело ее обмякло, взгляд синих глаз померк. А ведь столько лет сын оборонял ее, даже пошел на уступки, согласившись со временем стать одним из солдат тьмы! Лишь бы ее, светоч и единственное существо, которое он любил, не трогало это чудовище, которое по злой насмешке судьбы приходилось отцом. Но в ту ночь с него снимались все обещания, все клятвы преступникам, которые называли себя аристократией и высшими военными чинами.

Худенький заморыш, парнишка тринадцати лет, он сбежал из замка во время очередной шумной пирушки его отца, которая по обыкновению переходила в оргию. И там уже кипел котел разврата всех форм, да нередко лилась кровь пьяных драк, которые участники с глумливой гордостью называли поединками.

Он помнил такие страшные сборища с детства, он ненавидел отца и всю его свиту беззаконных приспешников за все те ночи и вечера, которые они с матерью в страхе просидели в самом дальнем углу самой глухой башни, лишь уповая, что никто их не найдет. Обширный замок — склеп, тюрьма.

Внизу из кубков хлестали вино и более крепкие напитки, слышалась похабная болтовня. А в башне испуганная забитая женщина прижимала к груди свое неразумное дитя, даже тихо напевала колыбельные на наречии светлых эльфов, стремясь успокоить их обоих. Так шел за годом год, пока отец не заметил, что растет продолжатель его дела, будущий союзник, еще один талантливый воин армии Короля Злого. Тогда-то он заставил мать отдать сына для тренировок, сам обучал приемам фехтования и темной магии. Только оргии в замке не прекращались, и на это время сын вновь видел мать, незаметно пробираясь в ее башню. Вместе они тихонько прятались за портьерами. Мать часто плакала, обнимая сына, как сокровище, которое у нее отнимали, точно вырывали трепещущее сердце.

— Ты станешь одним из них, — причитала шепотом несчастная женщина.

— Нет! — отвечал неуклонно мальчик. — Я превзойду его во всем, а потом убью. Мы оба сбежим. И будем бороться против Короля Злого. Это правда, что в стране светлых эльфов небо не красное, а лазоревое?

Он вскидывал голову, как норовистый молодой конь, но выглядел еще как несмышленый жеребенок.

— Правда, сынок, правда, — ласково отвечала мать, утирая выступавшие слезы длинным рукавом лилового платья. Разряженная в шелк и бархат, птица в золотой клетке, а хозяин — плотоядный вероломный кот. Семарглы видели сотни таких же, но никогда не имели права вмешиваться. Так заставляло само мироздание. Последствия сиюминутного блага в масштабе вечности слишком часто означали грядущую катастрофу…

— Значит, мы оба его увидим! — уверенно отвечал мальчик. В нем жила надежда, негасимая и непоколебимая. Он верил в лучшее, порой представляя, что однажды сумеет победить самого Короля Злого, того, кто заставил так страдать мать, ведь по вине его походов она попала в плен.

Отец происходил из темных эльфов — элитная гвардия самого Короля Злого, титулованный темный граф. Мать же досталась ему как трофей в одном из набегов на владения светлых.

Наполовину эльф, наполовину человек, она прожила недолго на свободе скромной дочерью почтенного аристократа. Дальше Южная Тьма смяла очередное слабо державшееся королевство светлых эльфов.

— Тогда еще они воевали с мечами и луками, — заметил спутник по полету, семарглы никогда не таили друг от друга мыслей и воспоминаний. Образы сознания передавались друг другу не через голосовые связки, ведь и тела не существовало.



— Да. Но через две с половиной тысячи лет изобрели орудия дальнего боя и высокоточные винтовки. Почти как на той странной планете Земля. Тогда-то у светлых эльфов почти не осталось шансов.

— И мы все еще не сокрушили Злого. Для нас не срок. А для обычных людей…

Время бежало песчинками, да не в часах, а переносами дюн в пустынях. Однако и те давние времена несчастный мир скрипел по швам от жадности Короля Злого и стонал от пролитой крови и людской боли.

Сколько бессильных призывов о смерти послала древним идолам дочь аристократа — все бесполезно. Она осталась пленницей в замке темного графа, вроде бы в статусе жены, но на деле не лучше рабыни.

Спустя положенный срок у нее появился сын, который сделался единственным смыслом жить, продолжать борьбу с отчаянием. Он рос, точно не затронутый мраком, что пропитывал насквозь душу его отца. Появление этой грузной широченной фигуры каждый раз доводило до трепета пленницу, особенно, когда он начал забирать сына на тренировки. Она боялась, что потеряет свое дитя, страшилась не только его смерти. Она опасалась за его душу.

— Может, тогда в нем зародилась тьма? — недоумевал Древний. — Или он с ней родился?

— Мне сдается, что в тот день, когда погибла его мать. Не раньше, — вздохнул Митрий. — Пожалуй, он имел право нас ненавидеть. И себя ненавидит за то, что созерцает столько похожих историй… Но не вмешивается. Пусть он забыл — это и была плата — но память сердца мудрее и долговечнее.

— Я отомщу, клянусь, я отомщу! — просипел мальчишка с горящими глазами волчонка. В ту страшную ночь он уходил все дальше в лес. Хоть его и бил крупный озноб, он не чувствовал холода. Страх остался в замке, возле тела матери, изошел вместе с кровью на ее лице. Так и началось его бесконечное путешествие, его скитания и странствия. Из замка он выкрал старинный меч без гарды — тот, с которым и начинал тренировки. По крепкому клинку змеились алой вязью древние письмена на утраченном языке, навершием служила голова дракона. С оружием и какой-никакой подготовкой возможно и не пропасть. Он все еще оставался верным обещанию матери превзойти во всем отца и однажды сокрушить его, разобрать по камням весь этот проклятый замок, это скопище пороков. Но его вела только месть и слепая невыразимая боль. С того дня он разучился надеяться.

— Кто же посмел его принять? — вздохнул Древний, вспоминая вместе с Митрием истории далеких дней. Спутник осмотрительно заметил:

— Вещий, ты ведь и сам был тому свидетелем. Если он отыскал нас, значит, такова была воля судьбы. Потаенное место на пересечении всех миров и порталов открывается далеко не каждому.

— Судьба или случайность? Что если это были происки зла? Скольких он спас за все века, но скольких он и погубил! — не доверял Сумеречному Эльфу семаргл по имени Вещий, вздыхая: — Нам даны лишь события, миллиарды их вариантов, но не оценки.

— Потому что мы тоже люди, мы выбираем, как оценивать, — кивнул Митрий. — А тогда мы решили уподобиться тем, кто намного выше нас по иерархии мироздания.

***

Потаенное место за гранью всех миров… Двенадцать избранных были приведены туда семарглами. А он пришел в шестнадцать лет, дерзкий юнец с горящими карими глазами. Неведомо как, но он прознал о великой тайне будущих стражей и их союзе с семарглами. Видимо, его жажда мести была сильнее, чем все запреты и заслоны. Он пробрался без умышленной магии, утверждал, что просто зашел в тумане на незнакомую тропу.

— Как тебя называть? — обратился к нему тогда Митрий. Вокруг него колыханием разноцветных крыльев стояло множество других семарглов. Они ожидали начала торжественной церемонии, их сердца бились в унисон. Сила плескалась повсюду, готовая изменить саму суть добровольцев.