Сумеречный Эльф

Эльф безысходно и устало рассматривал отблески пламени на ладонях и думал: «Руки, мои руки… Зачем даны мне? Чтобы сжимать холодную сталь меча, чтобы творить смертоносные заклинания, чтобы причинять боль… А я? Для чего я? Тоже, чтобы убивать и причинять вечно только боль… Почему все так?! Почему не может быть иначе? Почему я не контролирую тьму в себе? Я горю изнутри, а хотя нет, моя душа уже мечется в бренном теле серым пеплом. Да, завтра в этот бедный дом наведаются слуги короля, верные псы, цепные псы! Дальше всегда одно и то же, хозяева не имеют денег, им не жить! Их отдадут на корм истинным вампирам. Но почему? Почему я все знаю? Зачем это бремя именно мне? Мне, одному из тринадцати темных, что вняли словам надежды, но не отбросили отчаянье, мне, последнему, променявшему ад настоящий на ад земной? Что ж, теперь довольно размышлений!»

Проклятье — это знать и не иметь права вмешиваться. Знать, что кто-то обречен умереть, но проходить мимо, так как это судьба и изменение хоть чего-то в ткани мироздания являлось опасным нарушением, способным повлечь гибель целой планеты. Был бы он обычным человеком без видения будущего — все складывалось бы совсем иначе. Но у неудавшегося Стража оставались осколки человеческого сердца и разума, который разрывался от ненависти за такую участь. В нем наступала тьма, которая порой приказывала убивать обреченных — единственный сомнительный приоритет. Но он ничего не приносил, кроме нового мрака.

Клинок разодрал ночь, рассвет стыдливо кутался в клочья ее некогда роскошного наряда. На пустырь, бывшей еще вчера деревней, наползали гнойным фурункулом слуги Злого, бранили все на свете, надеясь долго глумиться над обездоленными обитателями, забрать их в рабство, сделать покорными зомби. Но один лишь Сумеречный Эльф выпрямившись стоял на пепелище. Лицо, устремленное в вышину неба, волновалось непонятной тревогой, одновременно и покоем.

— Опоздали! — торжествующе произнес он.

Вот и все, что сумел он сделать для случайных людей из селения. Убить их, чтобы другие не истязали. Желал спасти, но не с его силой. Все из-за договора, из-за давнего предательства, все пошло кошмарно неверно. А так бы хотелось быть простым человеком. Слабым огоньком надежды являлась его самая сокровенная тайна: он ведал имя человека, чьей судьбой являлось через много лет сразить Короля Злого.

Приспешники короля оскалили отвратительные клыки, достали мечи. Сумеречный криво улыбнулся, выказывая явное превосходство, при этом взгляд его оставался параллельным реальности. Печальный вздох словно превратился в вихрь, уносящий все излишние слова и образы, стираемые неумолимым молотом временем. Через секунду предутреннюю кровавую гладь небесного океана прорезал угольной силуэт крупной птицы, ворона…

Комментарий к Черная зебра

Вот такой он, мой герой. Да, именно такой и есть Сумеречный Эльф. Здесь показана, пожалуй, его “темная фаза”, может быть, не самая еще темная. Тут он еще не совсем с катушек слетел. Вообще-то это что-то вроде пролога-разъяснения к моему ориджу-макси.

========== Тайна Тринадцати Проклятых ==========

Комментарий к Тайна Тринадцати Проклятых

Возможны спойлеры к романам, так как затрагивает прошлое Сумеречного Эльфа, которое он сам не знает и суть эксперимента, который и послужил источником его силы.

Этот рассказ является предысторией всех событий, которые касаются Сумеречного Эльфа, что в романах, что в фанфиках. И, естественно, он происходит раньше, чем “Черная Зебра”. Разговор семарглов, который выделен курсивом - это настоящее. Остальное затрагивает события древности.

Сумеречный Эльф уже две с половиной тысячи лет не помнил своего прошлого и имени, данного при рождении. Все записи ленты памяти обрывались на дате шестнадцать лет. Ни лица родителей, ни тайна происхождения не вспоминались, похороненные где-то на самом дне подсознания. Зато семаргл Митрий знал судьбу каждого так же, как и все первые Семарглы, вестники надежды, хранители равновесия Вселенной.

— Мы… вестники надежды. Но на что надеялись мы в тот раз? — вздыхал Митрий, плывя бестелесной тенью среди миллиардов световых лет Вселенной. — Цена наших ошибок слишком высока.

— Не обвиняй только себя, брат, — отвечал ему другой Древний, скользя рядом таким же сияющим облаком. — Они ведь сами так решили. Они просто люди.

— Они такие же люди, как и мы: существа, наделенные душой и свободой воли, — тряхнул головой Митрий, взирая на переливающиеся спирали и облака далеких Галактик. Повсюду, из каждого уголка слышалось пение жизни, множество миров требовали защиты. — И если мы допустили такой исход, то нам вечно нести это бремя.

— Нам, но за что он несет?

— Это был его выбор. Может, более осмысленный, чем у всех остальных.

Древние, вечно скорбящие, но не имевшие право вмешиваться в человеческие судьбы, они перемещались из мира в мир, от планеты к планете, зачастую предотвращая их уничтожение. А разрушали их не простые чудовища, а те, что теснились в душах каждого: Страх, Гнев, Отчаяние и бессмысленная Злоба. В незапамятные времена они соткались в четверых опаснейших существ, обрели как будто человеческий разум — хитрейший, подлейший — но никак не душу.

С тех пор зло бесцеремонно врывалось в ткань мироздания, путало нити, ломая станки, множилось и росло. В одном из миров оно обрело материальную форму, приняло облик жестокого правителя — Короля Злого, чье истинное имя не произносили вслух, дабы не кликать бедствия.

Семарглы сдерживали его приспешников, таких же существ, что лишь для виду надели оболочку людей. Однако же остановить армии созданий, примкнувших к королевству Южной Тьмы, вестники надежды не имели права. Свобода выбора — это и есть суть человека. Только выбор многих, кто поддержал Тьму, преумножал вечную скорбь Древних.

Однажды семарглы осознали: есть способ оградить людей от самих себя — дать силу, соразмерную знаниями и мощи Первых Семарглов, выходцам из человеческого рода. Сделать людей стражами мира и спокойствия во всех уголках Вселенной. Тогда-то они начали поиск и отбор наиболее достойных, наиболее твердых духом и чистых помыслами. Они ведали наперед множество судеб, кроме своих собственных. Но будущим избранным оставляли свободу воли, и многие отказывались от того груза ответственности, что обещался им вместе с небывалой силой. Через много лет удалось отобрать двенадцать добровольцев, ровно столько, чтобы замкнулся круг. Они были из самых разных миров, самых разных способностей, богатые и нищие, старые и молодые. Казалось, с их инициацией удастся раз и навсегда сокрушить зло и подарить всем живущим рай на земле. Ведь добро без зла возможно. Только разрешено ли его давать всем и сразу, без усилий с их стороны? Митрий еще долго размышлял об этом следующие две с половиной тысячи лет.

— Зло без добра невозможно. Зато добро без зла — это и есть основа мироздания. С этого все начиналось. Ведь для здоровья не нужна болезнь, а для любви ненависть, — тихо разносились волны неслышимого голоса. — Может, именно этого не понимали те двенадцать? Где мы ошиблись? Что укрылось от нас в их сердцах?

— Мы вторглись в те миры, что недозволенны для человека, даже таких, как мы, — сокрушался спутник, смиренно складывая руки.

Стражи Вселенной для людей, имеющие мощь останавливать армии, переделывать континенты, сметать любое зло, бессмертные и неуязвимые — великий проект почти всесильных созданий. За этим могуществом Древние обратились в те эмпиреи, что запретны для человека при жизни. Они были уверены, что творят великое благо…

Двенадцать избранных ожидали своего часа, только Сумеречный Эльф на тот момент и не помышлял ни о какой силе. Митрий вспоминал, как этот несгибаемый мальчишка впервые попал в фокус его внимания:

— Тринадцатый… сначала он не был избран. Никто из вас не принимал его.

— Но ты разве не видишь, что он творит? Таков ли Страж людей? — посетовал другой Древний.

— Однако же он стремится к свету. Если бы не тьма в нем… Сколько блага приносит, столько же и боли — он не Страж, он Сумрак.