Страница 20 из 24
– В какой-то момент я застыла в ужасе, – рассказывала она. – Нескончаемый поток людей двигался медленно, не останавливаясь. И вдруг из него сделал шаг в сторону мужчина, плюнул на Сталина, вернулся на свое место и медленно вместе со всеми пошел к выходу.
– Что с ним сделали?
– Ничего. Никто не дернулся. Не побежали его хватать, заламывать руки. Он спокойно вышел из зала в людской волне.
Но вернемся к нашим танцам в Советской Гавани.
Так вот, пошел однажды поздно вечером провожать девушку. Жила она где-то в районе большого судоремонтного завода. Провел. Пошел домой. А я жил в окрестностях судоремонтного завода поменьше – где ремонтировались подводные лодки. Идти предстояло чуть ли не через весь город.
Путь неблизкий. Ночь. Тропинка делает загогулины, удлиняет путь. Я всмотрелся. Передо мной поле, занесенное снегом.
“Пойду-ка напрямую, – подумалось. – Идти через снег тяжелее, зато намного ближе”.
Я сошел с тропинки и двинулся напрямик. Снег довольно высокий, быстро не пойдешь.
И вдруг почувствовал, что лечу. Не споткнулся, не оступился – просто лечу вертикально вниз. Струхнул. Приземлился. Вокруг, вплотную ко мне снег. Посмотрел вверх. Падал я вертикально. Пробил своим телом в снегу что-то вроде колодца. Где-то наверху были видны звезды. Вокруг меня, как я уже заметил, была стена снега.
Когда пришел в себя, понял: летом здесь вырыли котлован под фундамент здания. По русскому разгильдяйству стройку не огородили. Снег засыпал котлован до краев, сравнял с полем. Я – в ловушке.
Стал размышлять, как выбраться оттуда. Котлован глубокий – два моих роста, а то и поболее. Находится он вдали от всяких дорог. Крика никто не услышит. До весны ни один дурак сюда не придет. Значит, если я сам отсюда не выберусь, здесь мне и конец.
Пролез через снег к стене котлована – гладкая, никаких выступов. Постоял я, подпираемый снежной массой, и подумал: единственный способ выбраться отсюда – утаптывать снег, строить вышку и на ней подниматься до края ямы.
И начал топтать. Снег обычно бывает легкий и мягкий. Это когда в снежки играешь. А вот когда требуется из него постамент натоптать в пару метров высотой, все проклянешь.
Дело шло медленно. Когда площадка немного поднялась, стал бояться скатиться с нее. Тогда все пришлось бы начинать сначала. Поэтому я не забывал следить, чтобы мой пьедестал был широким. Загребал снег вокруг себя, благо, недостатка в нем не было. Утаптывал его из последних сил.
Жалко, что не взял с собой собаку, – с досадой думал я. – Меня бы уже давно вытащили отсюда. Я думал не о погибшем Джеке. Вскоре после его смерти нам в утешение маме подарили щенка овчарки. В память об общем любимце мы и того щенка назвали Джеком. Он получился Джеком вторым. Тоже был прекрасным членом семьи. Любил всех, особенно маму. Так же стремился помогать ей, чем мог. И, удивительно, так же приходил ко мне в типографию, когда я задерживался на работе. Он вырос и стал не только крупным, сильным, но и умным псом. Если бы Джек был со мной, он сам придумал бы, как меня спасти.
Добрался до края под утро. Выкатился на твердую землю обессилевший. Долго лежал, приходил в себя.
Домой пришел засветло. Мокрый насквозь. Родители тактично промолчали – наверное, думали, что в моем возрасте можно уже и где-то там задержаться.
Я воспользовался амнистией, ушел в свою комнатушку и заснул мертвым сном. Джек пытался разбудить, но на меня ничего не действовало. Я во сне отходил от пережитого страха и сумасшедшей работы.
Днем я рассказал отцу, что со мной случилось. Он сходил к тому котловану, увидел место моего подвига и написал зубодробительную статью.
Кто жизнью бит, тот большего добьется.
Пуд соли съевший выше ценит мед.
Кто слезы лил, тот искренней смеется.
Кто умирал, тот знает, что живет!
В классе я был самым молодым. Вокруг меня сидели здоровенные дядьки. Были даже седые. Все они прошли войну, а трое моих одноклассников-летчиков войну и не заканчивали. Они вдруг исчезали и мы знали секрет: началась их смена. Они улетали в Корею. Затем их вахта заканчивалась и они возвращались в класс, списывали пропущенное и начинали вместе со всеми вести себя, как мальчишки-школьники.
Однажды мы возвращались с занятий. Был поздний вечер. Темно, скучно и муторно на душе.
– Разгуляться бы сейчас. – тоскливо протянул кто-то из парней.
– Кажется, разгуляемся. Помолчите. Где-то хорошо веселятся. Пошли, посмотрим!
Подошли к дому, откуда доносился веселый шум, песни, смех.
– Может, свадьба?
– Сейчас узнаем.
Подошли к калитке. Во дворе толпились мужчины – явно вышли покурить.
– Будете свидетелями настоящего русского гостеприимства, – сказал наш заводила.
– Эй, мужики, извините! – крикнул он. – Не тут ли живет Алексей Филимонов?
Мужчины во дворе развели руками:
– Не знаем. Мы не местные. В гости пришли. Постойте, узнаем у хозяев.
Ушли в дом и тут же на крыльцо вывалила вся свадьба.
– Кому нужен Филимонов? Да он уже, поди, спит. И зачем вам его искать? Пошли к нам! Погуляем, выпьем, закусим. Ишь, какие справные молодцы! Пошли! Потом найдете своего Филимонова…
Но искать Филимонова нам больше не пришлось.
Что толку толковать тому, кто бестолков!
В Совгавани был морской порт. Не очень большой.
Однажды в двери его начальника постучали. Надо сказать, это был довольно мрачный человек. Не поднимая головы от стола, он крикнул:
– Входите!
Человек вошел, с порога сказал:
– Здравствуйте, я – Разумный.
– Я тоже не дурак, – ответил начальник, не поднимая головы.
– Извините, я – Разумный.
– Вам же сказали: я тоже не дурак. Что там у вас, говорите быстрее.
– Я и говорю, я – Разумный. Назначен сюда начальником порта.
Хозяин кабинета поднял, наконец, голову от стола:
– Разумный? Да, я же получил телеграмму…
Я всегда следовал правилу: не беги, если можешь стоять, не стой, если можешь сидеть, не сиди, если можешь лежать.
Незаметно подошло лето. А с ним – одно из преимуществ жизни в этом городе. Советская Гавань приравнивалась к районам Крайнего Севера и одаряла нас разными льготами. Одна из них – два месяца отпуска в году. Люди, как правило, уезжали на это время в европейскую часть страны – где можно погреться на солнце, поесть вдоволь фруктов.
Я же никуда не поехал – некуда и не к кому. Наступила праздность – в школе каникулы, в типографии два ученика подросли, справляются, приятели работают все, как один.
От безделья зашел в горком комсомола – поболтать. Там спрашивают:
– Чего пришел? Делать, что ли, нечего?
– Нечего. Я в отпуске.
– Тогда слушай. На сопке открыли пионерский лагерь. Это завод подводных лодок постарался. Завезли детей, повариху. А начальника лагеря и старшего пионервожатого нет. Не можем найти. А ты не поедешь? Сам говоришь, делать нечего.
– Кем поехать?
– Начальником.
– Нет, я еще не дорос.
– Тогда старшим пионервожатым. А начальника будем искать. Но пока надо поработать за двоих.
Я согласился. Вспомнилось детство. Где-то в первом классе мама отправила меня в лагерь в украинский город Кобеляки под Полтавой. Там был пионерский городок и много всего интересного.
На следующее утро машина отвезла меня на мою новую работу.
Пионерский лагерь был разбит в тайге на очень высокой сопке. Она царила над городом и заливом. Того, что я ожидал, там не было. Ни зданий, ни отрядных спален, никакого городка. Даже забора, и того не было. Просто среди деревьев стояли с полдюжины палаток и навес на палках – столовая. Да дети от детсадовского возраста до выпускного десятого класса.