Страница 8 из 151
В конце концов, он неохотно признал, что данное мероприятие достаточно важно; что он, конечно же, будет ее сопровождать; и даже с мрачным видом потащился с ней в магазин, чтобы купить смокинг для себя и вечернее платье для Гермионы. Она выбрала атласное платье глубокого красного цвета, плотно облегающее фигуру, с низким вырезом и тонкими бретелями, завязывающимися на шее. Ткань мягко струилась по груди, талии и бедрам, скользя по телу и заканчиваясь почти у самого пола. Рон чуть не упал в обморок, когда она показалась ему.
— Думаешь, чересчур? — Гермиону одолело неловкое сомнение.
— Господи, конечно, нет… — с трудом выдавил он в ответ.
«Мерлин, она выглядит ошеломляюще», — иногда Рон не мог поверить, что эта женщина принадлежит ему.
Наконец, в воскресенье вечером, они оказались в кабинете министра, где их встретили Кингсли и Ормус, тоже приодетые в новые смокинги. Шеклбот вручил всем по маленькому красному цветку, который должен был служить знаком отличия волшебников от маглов. Покинув министерство через телефонную будку, уже с улицы они взяли такси и отправились в Ковент Гарден. Садясь в машину, Рон взволнованно забормотал что-то о любопытных магловских штучках, когда Гермиона, не выдержав, повернулась, чтобы заткнуть его:
— В самом деле, Рон, ты все больше и больше становишься похож на своего отца! — ее слова подействовали, словно холодный душ.
Приехав достаточно рано, они смогли вдоволь налюбоваться красотой этого архитектурного шедевра. Здание театра и впрямь было великолепно, а недавняя реконструкция только добавила ему изыска — теперь оно внушало почти благоговейный страх. Гермиона очень надеялась, что сможет удержать себя в руках, и никто из маглов не заметит проявлений ее волшебной сущности, кроме тех, кто уже знает об этом. Радостно поприветствовав родителей, она представила отца с матерью министру магии, но вскоре вынуждена была отойти от них, чтобы самой быть представленной премьер-министру и министру иностранных дел магловской Британии. В ложу ее сопроводил Кингсли.
Да… И здесь было на что полюбоваться: зрительный зал богато украшен золотым и красным бархатом, да и люди вокруг блистают нарядами и украшениями. Раскрасневшись от удовольствия, Гермиона едва обосновалась в удобном кресле, когда поняла, что опера начинается. В следующее же мгновение великолепная музыка наполнила ее душу, ошеломляя целой гаммой эмоций — и впрямь, как магл мог создать такое чудо? Даже Рон, казалось, был поглощен этой прекрасной музыкой — при звуках знаменитого «Полета Валькирий» Гермиона услышала, как он подпевает рядом с ней:
— Ду-ду-ду-ду-ду… ду-ду-ду-ду-ду… ду-ду-ду-ду…
Смутившись, что, сидящие вокруг, люди могут услышать его, она повернулась и зашипела:
— Чщщ… Тише!
— А что? — раздраженно откликнулся он. — Ты, между прочим, должна быть счастлива, что я наслаждаюсь этим чертовым спектаклем!
Глубоко вздохнув, Гермиона снова переключила внимание на сцену, мысленно усмехнувшись над своим прямолинейным и недалеким бойфрендом.
В какой-то момент, когда действие затихло, она отвлеклась, принявшись рассматривать зрителей, сидящих в креслах партера. И тут же поймала себя на мысли, что наверняка, это богатые и важные маглы, даже воздух вокруг которых, казалось, вибрировал от самодовольного чванства, откровенно читавшегося на их лицах.
Продолжая бесцельно блуждать взглядом по рядам, Гермиона узнала несколько Министерских работников и даже увидела профессора Макгонагалл.
«Надо будет подойти к ней в антракте…»
Было интересно и необычно наблюдать, как волшебники и ведьмы сидят по одному, вкрапленные в скопление зрителей маглов.
«Наверное, это — намеренная уловка Кингсли», — подумала девушка.
И, конечно же, отметила, что некоторые волшебники не совсем гармонируют с маглами — полностью замаскировать свою необычную сущность по силам им так и не оказалось. Пусть и мельчайшими деталями, но отличались они от обычных людей.
В пятнадцатом ряду она заметила скучающие лица Гарри и Джинни. Гарри как раз наклонился к Джинни, чтобы прошептать что-то на ухо, заставляя ту приглушенно хихикать. Глядя на это, Гермиона уже не смогла сдержать улыбки.
Она продолжала осматривать зрителей партера, но вдруг… взгляд невольно замер…
И улыбка сползла с лица. Потому что в пятом ряду от сцены Гермиона увидела гриву блестящих светлых волос, аккуратно завязанных в хвост и подогнутых внутрь, чтобы скрыть длину. Мужчина был одет в смокинг, так же, как и все… Но вот только его смокинг казался столь черным, что все надетое остальными зрителями в сравнении с ним выглядело серым или грязным. Этот человек обладал твердым внушительным профилем: таким, что казалось, даже линия подбородка у него высечена из камня. Гермиона невольно задышала чаще и ощутила, как пульс тут же ускорился.
«Черт!»
Она попыталась отвести взгляд, с отчаяньем понимая, что не может этого сделать…
Пока продолжала глупо таращиться на него, звуки музыки достигли кульминации — первый акт оперы подходил к концу. Глаза всех зрителей были прикованы к сцене. Всех… кроме Гермионы и еще одного человека. Она почувствовала, как тело начало таять, плавясь в жидком огне, потому что Люциус Малфой медленно двинул головой и повернулся, чтобы посмотреть прямо на нее.
Все вокруг вдруг исчезло. Только он и она находились сейчас в этом зале, впившись друг в друга взглядами. И не осталось никаких страшных воспоминаний, лишь изощренная чувственная мука и отчаянное напряжение отдавались в теле болезненной пульсацией. Гермионе казалось, будто тяжкий груз опустился на плечи, но перестать смотреть на Люциуса Малфоя не могла.
В конце концов, какой-то посторонний звук, похожий на шум дождя, проник в сознание. Звук этот становился все громче и громче, пока не стал похожим уже на грозу. Гермиона смутно понимала, что слышит аплодисменты, означающие конец акта, но даже это не заставило ее шевельнуться. Люциус тоже оставался неподвижным, так и не отводя глаз. Лишь позже Гермиона осознала, что кто-то трясет ее за руку и зовет по имени.
— Гермиона… Гермиона… Гермиона! — в голосе Рона уже звучало беспокойство, когда она смогла, наконец, оторвать пристальный взгляд от ледяных серых глаз и повернулась на звук, все еще неспособная сосредоточиться на нем. — Господи, Гермиона, что происходит? Да в чем дело? Я ору тебе в ухо почти целую минуту!
С усилием взяв себя в руки, постаралась ответить ему, как можно естественней:
— Прости… Я… в порядке. Просто… музыка зачаровала меня. Она — такая красивая… и это было прекрасно…
Рон, казалось, принял ее объяснения и пробормотал в ответ:
— Хорошо, надеюсь, что в порядке. Ох, не уверен, что смогу выдержать еще один акт. Давай пойдем что-нибудь выпьем, наверняка там уже сумасшедшая давка.
Держась за Рона, она спустилась в театральный бар, но даже толпа болтающих и смеющихся людей не помогла отвлечься. А когда заметила, стоящего в углу Шеклбота, то жгучие невероятные эмоции всколыхнулись снова. Яростно вспыхнув и почти теряя самообладание, волшебница подошла к нему. Министр магии беседовал с каким-то магловским политиком, но Гермиона едва заметила это и перебила его, произнеся спокойно, но настойчиво:
— Почему ты не сказал мне, что Люциус Малфой тоже будет здесь? Забыл, что со мной творили в доме этого человека? Как ты смеешь вынуждать меня находится с ним в одном и том же месте?
Не дав договорить, Кингсли взял ее под локоть и отвел за колонну, подальше от любопытных глаз. Там, все еще продолжая держать Гермиону за руку, он проговорил, хотя и с сожалением, но достаточно твердо.
— Дорогая, конечно же, я помню — через что тебе пришлось пройти. И искренне надеялся, что ты его не увидишь. Или не заметишь… Кстати, именно потому ты сидишь со мной в ложе, отдельно от всех остальных. Думал, что это будет неплохим вариантом. Мне действительно жаль, что ты увидела его, хотя изменить я уже не могу ничего.
Гнев Гермионы не утихал:
— И что, спрашивается, он здесь делает? Думаю, Люциус Малфой — последний человек, который захотел бы посетить магловское сборище! Я предположить даже не могу, как он выносит все это. Зачем его пригласили?!