Страница 143 из 151
Правда, Люциус еще не познакомился с родителями Гермионы, но она уже рассказала им о своем теперешнем возлюбленном и даже сообщила, сколько ему лет. Понятно, что маму с отцом не особенно обрадовала эта новость, но счастье Гермионы казалось таким явным, что, тихонько посетовав, они смирились. Гермиона смогла убедить их, что Люциус настолько здоров и крепок, что, вероятно, переживет и ее. Еще она пыталась заинтересовать родителей информацией о его большой усадьбе в Уилтшире, приличном доходе и хороших деловых связях, но это не произвело на них практически никакого впечатления. Умненькая Гермиона подумала и смирилась, понадеявшись, что со временем они ко всему привыкнут. И вот тогда… вот тогда она их и познакомит.
По-счастью, Нарцисса больше в поместье не появлялась. Понятно, что иногда Люциусу приходилось видеться с ней и обсуждать какие-то вопросы, связанные с Драко. Но происходили эти встречи, как правило, на людях, в кафе или ресторане, были краткими и совершенно формальными. Гермиона пыталась принимать их как должное, хотя получалось это у нее неважно, и в глубине души она по-прежнему ревновала Малфоя к бывшей жене. В тех редких случаях, когда им приходилось сталкиваться, Нарцисса демонстративно игнорировала ее, против чего Гермиона категорически не возражала.
Еще она все чаще виделась со своими магловскими друзьями, с Милли и с Софи, которая иногда приходила на эти встречи с Драко. Как-то раз Гермионе даже удалось затащить на такие посиделки Люциуса, и ей показалось, что мир перевернулся: она сидела в баре с Люциусом Малфоем, в то время как напротив нее расположилась одна из лучших подруг в обнимку с его сыном (и по совместительству старым школьным недругом Гермионы) Драко Малфоем. Их мир и впрямь очень изменился…
Потихоньку она перестала яростно ревновать Люциуса, хотя по-прежнему и отмечала, что женщины постоянно кокетничают с ним и строят глазки. Утешало одно: Малфой ни разу не ответил на чьи-то призывы. Поэтому со временем Гермиона научилась спокойно и несколько самодовольно улыбаться, глядя на воркующих возле того соперниц.
В отличие от нее Люциус (особенно на каких-то официальных мероприятиях) до сих пор вел себя как редкий собственник. Нет, он не ревновал в открытую, но постоянно находился рядом, постоянно дотрагивался, словно бы лишний раз напоминая всем вокруг, что Гермиона принадлежит ему. И, сказать по правде, ей даже нравилось это. Иногда она даже подразнивала Малфоя, принимаясь разговаривать с кем-то из волшебников или маглов и зная, что не пройдет и нескольких минут, когда Люциус появится рядом и обнимет ее за талию. А то и вопьется поцелуем в губы. И неважно, кто наблюдает за ними в этот момент.
Зачастую это приводило к очередной (и, кстати, вполне ожидаемой) вспышке вожделения, и они оказывались в стремительных поисках укромных местечек (безлюдного коридора, заброшенной лестницы или какой-нибудь пустой комнаты), чтобы скорее утолить вспыхнувшую жажду.
Так постепенно шли месяцы, и осенние дни уже подбирались к зимним, становясь все короче, все холоднее. И трава на лужайках поместья начала отливать серебром, будучи прихваченной морозом. Люциус с Гермионой неспешно занимались переоборудованием гостиной, и наконец-то работы там оказались закончены. Постепенно они начали использовать эту комнату все больше и больше. Сначала редко, по каким-то формальным поводам, например, для приемов партнеров по бизнесу, с которыми Люциус стал встречаться достаточно регулярно, но потом все чаще и чаще. Гермиона вообще была рада видеть в Малфой-мэноре новых людей. И через некоторое время они поняли, что гостиная больше не навевает никаких воспоминаний о прошлом и его страхов. Это была просто красивая и уютная комната. И не больше. Комната, где Гермиона намеренно проводила большую часть свободного времени, где она читала, писала письма, занималась работой, взятой на дом. И просто сидела с Люциусом. Казалось, гостиная и Гермиона словно пришли в состояние какой-то необъяснимой, но чудесной гармонии. И ничего в этой комнате больше не напоминало о том времени.
Нужно сказать, что хотя наши влюбленные и посещали самые разнообразные места, больше всего времени они по-прежнему предпочитали находиться дома. Подальше от посторонних глаз и длинных языков. То время, что они проводили в поместье, было наполнено чудесным ароматом взаимной любви, и, казалось, даже сам дом постоянно подпитывал невероятную, почти животную тягу друг к другу. Они часто занимались сексом, и потребность в нем никак не уменьшалась. Как правило, их близость была теперь нежной и ласковой, хотя нет-нет между Люциусом с Гермионой и загоралось то мрачное пламя страсти, что подпитывалось частичкой тьмы, живущей в обоих. И это тоже было чудесно. И необходимо им.
В этих случаях Люциус брал ее, словно захватчик, жестко и властно. Он доминировал над Гермионой, как доминирует самец над сдавшейся на волю победителя самкой. И этим она тоже наслаждалась, потому что и подчинение в итоге приводило ее к чувственному восторгу. С каждым днем они словно бы сильнее проникали друг в друга…
______________________________________________________________________________
Ноябрь плавно перетек в декабрь, и теперь Гермиона восторженно ожидала Рождества. Вместе с Тибби они занялись украшением Малфой-мэнора, и уже скоро дом стал похож на картинку к уютной и милой Рождественской сказке. В пушистые гирлянды, развешенные по стенам, потолочным балкам и перилам лестниц, установили множество зачарованных свечей, что начинали мерцать при наступлении темноты. Еще Гермиона заколдовала сотни крошечных огоньков, которыми, вместе с чуточкой милой магловской мишуры, украсила камины, дверные проемы и окна. Поначалу, затеяв все эти украшательства, она жутко боялась, что Люциус сочтет их ненужными и вульгарными, но он… Он лишь улыбнулся, глядя на плоды их с Тибби труда, и, обняв Гермиону, поцеловал ее в макушку.
А однажды ночью они аппарировали в ближайший питомник елей и выбрали себе Рождественское дерево. Ель была высокой и пушистой, наверное, даже самой высокой, что Гермиона когда-нибудь видела в частных домах. Они притащили ее в поместье, установили в большой гостиной, и комната сразу же изменилась. Половину следующего дня Люциус с Гермионой провели за ее украшением, понятно, что с помощью магии.
«Как же я люблю наряжать елку…» — мысленно ликовала Гермиона, зачаровывая игрушки, чтобы повесить их на самые высокие ветки.
Когда же наконец закончили, богато украшенная красно-золотая красавица предстала перед ними во всем своем великолепии. Люциус взмахнул палочкой, и среди игрушек начали мерцать сотни малюсеньких свечек. Елка засияла так, будто и сама была волшебной. И Гермиона громко ахнула, увидев это.
Любуясь делом своих рук, оба опустились на большой диван, стоящий здесь же, в гостиной. Прикорнув на плечо Малфоя, Гермиона глубоко вздохнула и подняла к нему лицо.
— Очень хорошо получилось… Правда?
Тот усмехнулся, глядя на нее сверху вниз.
— Правда… — он немного помолчал. — Это первый раз, когда я наряжаю елку… за последние несколько лет.
Гермиона растерялась.
— Но… неужели же Драко совсем не хотелось праздника?
— С тех пор, как ушла Нарцисса, Драко не праздновал Рождество в этом доме… — качнул головой Люциус.
«Получается… последние несколько лет он был на Рождество… совсем один…» — мелькнула мысль у опечаленной, но не сильно удивленной Гермионы, и она прижалась к нему чуть крепче.
— И как бы ты хотел отпраздновать его в этом году? Сделаем, как тебе хочется, я не против. Можем позвать гостей, если хочешь…
Люциус снова усмехнулся.
— И кого же?
— Ну… не знаю. Кого-нибудь из твоей семьи. А еще тебе же можно позвать Драко.
— Дело в том, что в моей семье не осталось никого, кто мог бы прийти. Или, кто захотел бы прийти. А Драко… я считаю, что ему лучше быть в этот вечер с матерью.
Она могла лишь уважать его за это решение, но знала, сколь важно для Люциуса повидаться с сыном в дни праздника, и поэтому тихонько предложила: