Страница 7 из 19
Упорно не глядя на него, Гермиона завела руки за спину, расстегнула застежку и чуть наклонила плечи вперед, позволяя бюстгальтеру соскользнуть. Отбросив его поверх блузки, она невозмутимо выпрямилась и сразу же начала отсчет положенного времени.
«Один… два… три…»
А Люциус уже пожирал ее взглядом, не отводя глаз ни на секунду. И с каждой из них все отчетливей и отчетливей осознавал, что эта женщина еще красивее, чем запомнилось ему в первый раз. Сегодня он иногда скользил глазами ниже, лакомясь изгибом ее талии и кусочком приоткрытого живота, но затем все равно возвращался к груди.
«Мерлин… Ее грудь…»
Ее грудь поднималась и опускалась в унисон дыханию, и Люциус видел, как маленькие розовые соски снова сморщиваются и твердеют в холодном воздухе азкабанской камеры.
«Они… и в самом деле только из-за холода… или?..»
Он не осмеливался встретиться с Гермионой взглядом, да и не хотел, боясь потерять даже секунду драгоценного времени. Ее соски — дерзкие, торчащие, будто зовущие коснуться их — сводили с ума. Если бы Малфоя попросили, то он не смог бы подобрать слов, чтобы описать все, что явилось сейчас его жадному взору. Глаза предательски защипало, и он не мог понять — почему.
Люциусу вдруг подумалось, что за всю свою жизнь, даже вспомнив всех красавиц-метресс, что ублажали его в лучшие времена, он никогда не чувствовал себя настолько очарованным, настолько плененным совершенной красотой женского тела. Мягкого, теплого, ароматного тела цвета подтопленных сливок, казавшегося таким чужеродным в сырой и мрачной азкабанской камере и оттого еще более желанным. О, сегодняшние ощущения казались ему поистине великолепными. Понимая, что глаза продолжает щипать, Малфой быстро заморгал, сердясь на самого себя — его драгоценные секунды были уже на исходе.
«Сорок три… сорок четыре… сорок пять».
Гермиона сразу отвернулась и, потянувшись за одеждой, быстро начала одеваться. Глядя на ее торопливые судорожные движения, Люциус резко и с каким-то отчаянием втянул в себя воздух. Дыхание почему-то давалось ему с трудом.
Одевшись, Гермиона повернулась к нему: в ее потемневших глазах не виднелось ни проблеска эмоций.
— Я вернусь на следующей неделе, мистер Малфой. Всего вам доброго.
На стене появился узор дверного проема, и мисс Грейнджер покинула камеру. И в тот же миг, как только дверь закрылась, Люциус Малфой начал считать минуты до ее возвращения.
_______________________________________________________________________
Информация подтвердилась снова. Более того, она оказалась еще и очень ценной. В результате по всей Европе был произведен ряд арестов, в Румынии схватили небольшую группу темных магов, занимающихся непосредственно экспериментами, британское Министерство Магии заслуженно ликовало — и на этом… все. Ах, да! Мисс Грейнджер объявили официальную благодарность, но больше никакого задания так и не поручили. И узнав, что в следующую их встречу ничего выпытывать у Люциуса Малфоя не придется, она вдруг поймала себя на мысли, что какое-то странное болезненное разочарование охватывает все ее существо.
Неделя шестая.
Войдя в камеру, Гермиона почти сразу обратила внимание на то, что выглядит узник гораздо более свежим, более ухоженным и даже каким-то… более энергичным. Она еще не успела обдумать увиденное, как губы Малфоя тронула легкая насмешка и с них слетел вопрос:
— Итак, мисс Грейнджер, о чем вы захотите узнать сегодня?
Гермиона вздрогнула, понимая, что сейчас придется страшно разочаровать его, а ей так не хотелось этого. Однако, наряду с щемящей жалостью, она вдруг ощутила то самое чувство — чувство упоения властью над взрослым и сильным мужчиной, как и тогда, в тот день, когда впервые заговорила с ним о полученных заданиях. И от осознания того, что этот самоуверенный и высокомерный чистокровный сноб хоть в чем-то зависим от нее сейчас, по коже сотней мурашек пробежала дрожь. Не совсем понимая, что происходит с ней, волшебница взяла себя в руки и небрежно пожала плечами.
— Мне ничего нужно, мистер Малфой. Сегодня мы с вами займемся исключительно вашей программой реабилитации.
Ноздри Люциуса гневно раздулись. Нет, ему, безусловно, очень нравилось общаться с этой молоденькой женщиной: она была умна, очень развита, умела мыслить здраво и логично, да и вообще производила впечатление достаточно незаурядного человека. Но осознание того, что сегодня он не увидит ни кусочка ее обнаженной плоти, оказалось для Люциуса настолько мучительным…
«Черт! Черт!!! Это жестоко!»
Ему хотелось выть от ярости и разочарования. И лишь невероятное усилие воли заставило сдержаться и почти равнодушно бросить:
— Вот как… Неужели совсем ничего?
— По-видимому, сейчас мое руководство занято чем-то другим, не имеющим отношения к вам и вашему прошлому…
Люциус напрягся.
— Но…
— Что «но», мистер Малфой?
Глядя в упор, Гермиона пристально наблюдала за его реакцией.
«Что-что? Будь оно неладно, это ваше руководство, вот что!»
Люциусу понадобилась вся его выдержка и недюжинный самоконтроль, чтобы ответить ей спокойно:
— Ничего.
«Ничего! Я… подожду…»
И протяжно, очень напоминая самого себя прежнего, закончил:
— Что ж… Займемся моей реабилитацией. Не желаете ли присесть, мисс Грейнджер?
Теперь черед ухмыляться пришел Гермионе. Никогда еще Люциус Малфой не был с ней столь любезен, как сейчас. И, черт возьми, ей нравилось это. Опустившись на краешек жесткого стула, она откашлялась:
— Тогда приступим… — ответила, стараясь попасть ему же в тон. — Думаю, нам стоит начать со знакомства с некоторыми шедеврами, что были созданы культурой маглов.
— Спасибо, не стоит.
— Боюсь, у вас нет выбора, — парировала Гермиона и вытащила из сумки книгу. — В этом альбоме собраны наиболее известные картины величайших магловских художников. И я хотела бы показать вам их.
— Зачем?
Упрямство Малфоя начало по-настоящему раздражать ее.
— Ну, есть мнение, что, познакомившись с талантливыми работами обычных людей, вы проникнетесь хоть капелькой уважения к тем, кто лишен магии от природы. А также поймете, насколько богата и разнообразна культура маглов, в которой подобные шедевры создаются безо всякого волшебства, благодаря лишь собственным способностям человека, — заметив его пренебрежительную насмешку, Гермиона закончила: — Однако, зная вас лично, я сомневаюсь. Думаю, сейчас вы начнете показательно скучать и позевывать. Поэтому, наслаждаться просмотром альбома я буду сама, а вы, если станет вдруг интересно, можете посмотреть через мое плечо. Но лишь тогда, когда захотите.
— Ну надо же… Экая трогательная забота. Мне кажется или в камере стало чуть теплее? Словно горячий воздух хлынул неизвестно откуда, дабы обогреть озябшего узника.
Язвительный «малфоевский» юмор щекотал нервы, но ей не хотелось показывать это его обладателю. Поэтому Гермиона напустила на себя безразличие и притворно вздохнула чуть громче.
— Вам показалось, мистер Малфой. И, кстати, можете вообще не приближаться, ничего страшного. Я посмотрю сама, — она начала листать книгу, пробегаясь пальцами по особенно волнующим ее иллюстрациям.
Какое-то время Люциус оставался в стороне, но затем начал медленно прохаживаться по маленькой камере. Гермиона делала вид, будто не замечает, как он нарезает вокруг нее круги, с каждым разом приближаясь все больше и больше. Наконец она остановилась на репродукции одной особенно мрачной картины, которая, казалось, просто источает ужас и безысходность.
— Хм… Любопытный образ, — раздался за ее плечом голос. — Не нахожу ничего приятного в этом… произведении искусства. И уж тем более не могу понять, зачем оно кому-то на стене.
— Здесь приведена знаменитая картина Фрэнсиса Бэкона, которая называется «Кричащий Папа». Бэкон написал несколько похожих полотен, и все они основаны на творении великого испанского живописца Диего Веласкеса, где он изображает Папу Иннокентия Х.
— И насколько же она дорогая?