Страница 5 из 19
— Мистер Малфой, вы знаете этого человека?
— Конечно. Я не раз связывался с ним от лица Темного Лорда.
Странно, но напоминание о том страшном прошлом прозвучало для нее сейчас легко и обыденно.
Люциус выжидающе не отводил глаз, и Гермиона прекрасно понимала, почему он так упорствует. Для того чтобы добиться освобождения бюрократические винтики судебной системы Министерства должны будут крутиться несколько месяцев, даже если Малфой сообщит им все, что знает. По правде говоря, ее по-настоящему восхищала упорная решимость Люциуса Малфоя бороться за то, что для него важно.
Она заметила, как взгляд Люциуса снова коснулся ее лица, и вздрогнула, будто от ожога. Это стало последним толчком. Решение было принято.
— Если вы… скажете мне его имя, то… я позволю вам увидеть свою обнаженную грудь. И смотреть на нее в течение тридцати секунд.
На этот раз тишина ей показалась просто звенящей.
«Я сказала это. Я смогла…»
Назад дороги не было. Да как ни странно, Гермиона и не собиралась идти на попятную, твердо решив выполнить обещание, если Малфой согласится на ее условия. Она снова вздрогнула, правда на этот раз совсем не от холода и не от жара.
Время шло, а они все стояли, глядя друг на друга, и молчали. Но потом он скривил свои четко очерченные губы и издал короткий смешок.
— Мда… вот так предложение… Очень занятно. Вот только, мисс Грейнджер, я вам, знаете ли, не какой-то прыщавый юнец, вроде третьекурсника-хаффлпаффца.
— Поскольку я могу предложить вам немного, предлагаю то, что в моих силах.
Люциус по-прежнему смотрел на нее с насмешкой.
— Однако, вы здорово удивили меня, предложив за информацию собственное тело.
— Не тело, не обольщайтесь, а всего лишь его визуальный образ. Причем, предложила именно то, что увидеть просто так у вас не имеется ни единого шанса. Так уж случилось, что я не имею права что-то пронести сюда. Не могу изменить условия вашего пребывания здесь. Вообще мало что могу.
— А что же заставляет вас думать, милейшая мисс Грейнджер, будто я захочу увидеть предложенное вами? С чего вы взяли, что мне понравится сама идея полюбоваться вашими прелестями? — его черты вдруг оказались искаженными откровенной злобой.
В первый момент Гермионе показалось, что внутренности кувыркнулись от жуткой обиды, причем нанесенной сознательно и специально. Очень хотелось ответить Малфою, что вызывающе подчеркивая подобное отношение к ней, он подчеркивает лишь собственную несостоятельность, неуверенность и замешательство. Но она сдержалась и вслух сказала совершенно другое:
— Дело в том, мистер Малфой, что вы все же — мужчина. А я, совершенно независимо от статуса своей крови, женщина. И мое тело, как ни странно, не отличается от тела любой другой ведьмы, будь она чистокровна хоть сто раз!
Люциус замер, никак не прореагировав на ее слова. Подождав несколько минут, Гермиона подумала, что ей уже порядком надоело происходящее, тем более что атмосфера в камере с каждой секундой становилась все более и более напряженной. В конце концов она тряхнула головой, собрала свои вещи и, повернувшись к Малфою спиной, подняла палочку, собираясь применить заклинание, отпирающее дверь.
— Хорошо. Я согласен, — раздалось внезапно у нее за спиной.
Гермиона осторожно оглянулась через плечо. Люциус стоял, глядя прямо на нее. Высокий, надменный, с подрагивающими, будто от гнева, крыльями носа. И губами, напряженно сжатыми в тонкую линию.
— Ну же! Я жду. Делайте то, что обещали.
От этого внезапного согласия у нее вдруг закружилась голова, и Гермиона невольно сжала кулачки, пытаясь вернуть себе контроль над собственным телом. Но уже скоро, когда чуть пришла в себя, повернулась обратно и медленно прошла на середину камеры, по пути осторожно опустив вещи на стул.
— Нет. Сначала я жду от вас имя.
Малфой выразительно фыркнул, напомнив самого себя пяти— или семилетней давности.
— С чего это я должен верить вам?
— С того, что дала вам слово. Мне кажется, что исходя даже из нашего краткого знакомства, можно понять, что я привыкла отвечать за свои слова и поступки.
Пару мгновений он молчал и раздумывал о чем-то. Но потом четко и ясно произнес:
— Айвен Мэршмор из Отдела Магического персонала.
Гермиона так сильно вздрогнула, что глаза Малфоя расширились, когда он увидел это. Сама же она заметила, как кадык его судорожно двинулся несколько раз, будто он пытался, но никак не мог проглотить что-то.
«Что ж… Пришло мое время выполнить принятые на себя обязательства…»
Она неспешно сняла пуловер, оставаясь перед Люциусом в одном бюстгальтере. Не испытывая никакого стыда, скорее Гермиона чувствовала себя сейчас так, будто обнажала грудь для медицинского осмотра, не более. Затем она медленно спустила с плеча одну из лямок, потом так же медленно вторую и замерла в нерешительности. Оставалось лишь опустить вниз чашечки, поддерживающие полушария груди.
«Собираюсь ли я обмануть Малфоя и сказать, что увиденного вполне достаточно? О, нет… Игра должна быть честной. Только вот…»
Гермиона ощутила, как на нее огромной волной накатывает запоздалое, но от этого не менее ужасное смущение. Она не удержалась и коротко глянула на лицо Малфоя, втайне надеясь, что если заметит на нем хотя бы тень насмешки, то сию же минуту прекратит затеянное представление. И оказалась безмерно удивленной. Никогда! Еще никогда в своей жизни она не видела такого взгляда, как тот, что оказался обращен на ее грудь…
Из его глаз исчезла вся заносчивость, исчезли гордость и высокомерие, столь присущие этому человеку, что казались его всегдашней и неотъемлемой частью. Люциус Малфой смотрел сейчас на ее не открытую до конца грудь с такой безумной жаждой, как путник, измученный жаром пустыни, смотрит на долгожданный колодец, появившийся у него на пути. Он быстро и прерывисто дышал, и это громкое рваное дыхание тоже заставляло ее напрочь забыть о смущении и стыде.
«Черт! Я не смогу обмануть его. И не буду!»
Освободив руки от лямок бюстгальтера, Гермиона опустила его правую чашечку и обнажила одно из бледных полушарий. И тут же увидела, как глаза Малфоя вспыхнули, как рот его невольно приоткрылся. Помедлила и повторила то же самое и со второй грудью. Еще один миг — и она уже стояла перед ним по пояс обнаженная, мысленно отсчитывая тридцать секунд. Время пошло. Люциус Малфой смотрел на ее голую грудь.
Сказать по правде, если и мог он с кем-то сравнить себя в эти мгновения, так это с изголодавшимся нищим, которому тайком позволили взглянуть на пиршество богатых гурманов. Да! Он действительно был как тот голодный. Только вот, изголодавшийся по красоте…
Люциус стоял и боялся моргнуть, лишь бы не пропустить ни одной из драгоценнейших тридцати секунд, что так неожиданно, но щедро даровала ему судьба… и эта женщина. Вот уже несколько долгих лет он не видел ничего, кроме серых каменных стен, бесцветной пищи и темных очертаний грубо сколоченной мебели. И ни одной мягкой плавной линии. Ни одного яркого пятна! Ему казалось, что за это время даже собственное тело стало исключительно прямым и жестким, постепенно превращаясь в органичную часть камеры. И вот сейчас… О, это была не просто женская грудь, которой он любовался бесконечное множество раз. У молоденькой грязнокровки оказалась самая прекрасная грудь, виденная им когда-либо. И если бы сейчас его попросили описать эту часть женского тела в идеале, он бы, без всякого сомнения, описал то, что видел перед собой.
«Мерлин! Да знает ли она об этом? Знает ли эта грязнокровная малышка, что ее небольшие кругленькие грудки, вкусные и спелые, являют собой зрелище чистейшего совершенства? Знает ли, что ее маленькие темно-розовые и затвердевшие от холодного тюремного воздуха соски — это идеальные соски, которые могла породить сама природа?»
Люциус оказался настолько ошеломлен обрушившимся на него эстетическим наслаждением, что у него не возникло и мысли о сексе или даже просто о возбуждении. Тем более что стоило признать: в поведении мисс Грейнджер, в ее уравновешенности и отстраненности, не было ничего провокационного, что могло бы навести на подобные желания. Не было ни пошлости, ни единой капли дешевого кокетства. Поэтому он смотрел и смотрел, даже понимая, что должен казаться смешным со своим приоткрывшимся ртом, но так и не мог заставить себя хотя бы просто моргнуть… Эта женщина была и вправду прекрасна.