Страница 14 из 21
Так, описывая трансформацию отношений в семье больного наркоманией, R. Liepman, R. Flachier и S. Tareen отмечают наличие выраженных негативных эмоциональных переживаний у близких зависимого, которые часто испытывают досаду и негодование, проявляющиеся в сарказме, подтрунивании над больным, выдумывании унизительных прозвищ, запугивании или даже применении насилия для выражения собственного гнева (Liepman, Flachier, Tareen, 2008). С нашей точки зрения, эти проявления вполне соответствуют компоненту деперсонализации/дегуманизации синдрома выгорания. Такие переживания у близких зависимого, как правило, сопровождаются ощущением собственной беспомощности, несостоятельности, депрессивной симптоматикой, возникающей в связи с тем, что зависимый не оправдывает ожиданий, возложенных на него близкими, не обращается за помощью, или ему не становится лучше, несмотря на все попытки семьи помочь (Ерофеева, 2013; Сараев, 2009; Morgan, Litzke, 2012). Здесь, как видно, отчетливо проступает симптоматика компонента редукции синдрома выгорания, обусловленная постоянной фрустрацией деятельности опекающих больного близких, стремящихся справиться с его болезнью.
Сходные тенденции, которые вполне могут рассматриваться как проявления компонента деперсонализации и редукции, представлены В. Д. Менделевичем (2002) и A. Н. Булатниковым (1998). Изучая динамику семейных отношений, авторы описывают постепенно возникающее у членов семьи наркозависимого чувство горечи, враждебности и презрения, нарастания безразличия к исходу болезни. По мере течения заболевания члены семьи часто эмоционально отстраняются от зависимого, угрожают выгнать из дома и прекратить всяческие отношения.
Н. А. Ерофеева (2013) при описании актуального психического состояния матерей и жен пациентов с алкогольной и игровой зависимостью отмечает высокий уровень психофизического дискомфорта, проявляющийся в жалобах на снижение интереса к деятельности, потерю жизненной энергии, ощущение собственной бесполезности и беспомощности. Данные проявления также могут отражать компоненты синдрома выгорания, связанные в первую очередь с эмоциональным истощением близких больного наркоманией.
Так называемая блокада высших эмоций и «психическая анестезия» у родственников наркозависимых, возрастающая параллельно прогредиентности и длительности наркомании у их близкого, а также «поразительная черствость не только к другим детям и родственникам, но и к самим больным», отмечаемая В. В. Чирко, М. В. Дёминой, М. А. Винниковой и А. М. Бариновым (Психопатологические проявления созависимости в клинике наркомании / В. В. Чирко [и др.], 2005), вероятно, также может являться проявлением компонента деперсонализации в рамках синдрома выгорания.
Важно отметить, что В. В. Чирко, М. В. Дёмина, М. А. Винникова и А. М. Баринов (2005) также описывают деперсонализацию у родственников аддиктивного больного, подразумевая при этом психопатологический симптомокомплекс, расстройство самосознания личности, выражающееся в ощущении утраты ее единства, искажении и отчуждении некоторых или всех своих психических или физических процессов (в частности, эмоциональных переживаний).
Различия в понимании деперсонализации иллюстрируют многочисленные недоразумения, которые возникают в связи с использованием в литературе, посвященной эмоциональному выгоранию, строго определенного в психиатрии термина, где он понимается как устойчивое или рецидивирующее нарушение в восприятии самого себя до такой степени, что ощущение реальности самого себя временно утрачивается (Каплан, Сэдок, 1998).
Следует иметь в виду, что под деперсонализацией в контексте синдрома выгорания понимается скорее личностная реакция непсихотического уровня, проявляющаяся в циничном отношении к труду и объектам своего труда, формирующаяся как своеобразная самозащита, эмоциональный буфер в ответ на развивающееся психоэмоциональное истощение (Стресс, выгорание, совладание в современном контексте / под ред. А. Л. Журавлева, Е. А. Сергиенко, 2011).
Анализируя литературные данные по проблеме выгорания, следует отметить, что в настоящее время отсутствует единое понимание симптоматики, механизмов формирования и сферы применения данного феномена. Так, например, если в большинстве работ термин «синдром» используется скорее в метафорическом смысле, а понятие «выгорание» является немедицинской социально допустимой этикеткой, оказывающей минимальную стигматизацию (Shirom, 1989), то в отдельных европейских странах данный феномен признан вполне определенным диагнозом, входит в национальные модификации международного перечня болезней и служит основанием для получения соответствующего лечения и компенсации (Klink van der, Dij k, 2003).
Вместе с тем в качестве важной либо определяющей составляющей синдрома выгорания приводится истощение. Это дает возможность рассматривать феномен выгорания в контексте любых межличностных отношений, в том числе и отношений больного с родственниками, осуществляющими заботу о нем. Этот аспект отношений во взаимодействии больного и его близких представляется чрезвычайно важным, поскольку позволяет объяснить механизмы формирования многих хорошо известных явлений, разворачивающихся в сфере взаимодействия пациента и его близких и связанных с неэффективностью и блокадой их усилий по изменению наличной жизненной ситуации.
1.4. Исследования семей аддиктивных больных
В исследованиях, посвященных семьям больных наркоманией, можно условно выделить четыре основных направления, которые определяют традиционные пути изучения микросоциального окружения таких больных, а именно: 1) изучение семьи с точки зрения ее влияния на возникновение и развитие аддикции у одного из ее членов;
2) исследование трансформации семейных отношений в связи с наркотизацией близкого; 3) рассмотрение семьи как системы, в которой аддикция одного из членов выступает в качестве компенсации семейной дисгармонии; 4) изучение влияния наркотизирующихся или злоупотребляющих алкоголем родителей на развитие ребенка и семейные отношения в целом.
1.4.1. Изучение семьи с точки зрения ее влияния на возникновение и развитие аддикции у одного из ее членов
Данное направление сосредоточено на изучении и описании так называемой семейной предиспозиции (MacNish, 1835), то есть факторов, предопределяющих возникновение химической зависимости в семье. В исследованиях, включенных в данный раздел, семья рассматривается с точки зрения ее влияния на возникновение и развитие аддикции у одного из ее членов (Назаров, 2000; Березин, Лисецкий, Серебрякова, 2001; Кулаков, Ваисов, 2006; Христофорова, 2004; Salmon R., Salmon S., 1977; Liddle, Dakof, Diamond, 1992). Чаще всего выделяют различные формы нарушения семейного функционирования и патологизирующих типов воспитания, которые могут выступать в качестве факторов риска развития наркомании.
Такие исследования в основном строятся на основе соотнесения особенностей семейного функционирования, например, стиля семейного воспитания, с наличием аддикции у члена семьи. При этом имплицитно предполагается наличие высокой ригидности изучаемой семейной системы, позволяющей интерпретировать выявляемые феномены как преморбидные детерминанты семейного существования, а не как реакцию на болезнь близкого.
Так, еще в 1931 году R. Peabody и его коллеги, работавшие с семьями больных алкоголизмом, подчеркивали решающую роль родителей в возникновении алкогольной зависимости. По их мнению, материнское доминирование в сочетании с застенчивостью и подавленностью отца приводят к чувствам неполноценности и нервозности, которые, в свою очередь, обусловливают склонность к алкоголизации ребенка в будущем.
Сходные данные были получены М. Stanton, он отмечает, что близкие отношения между матерями и сыновьями в таких семьях, как правило, сочетаются с холодностью со стороны отцов (Stanton, Todd, 1982).
Негативное влияние авторитарной гиперпротекции матери, а также взаимосвязь этой тенденции в воспитании с формированием наркозависимости у подростков описана и другими авторами (Schroeder, 1993), некоторые из них даже высказывают предположение о том, что развивающаяся в подростковом возрасте наркозависимость – результат попытки ребенка отстоять свою внутреннюю свободу, избавиться от гнета родительской (чаще материнской) гиперопеки (Березин, Лисецкий, Серебрякова, 2001).