Страница 28 из 33
– Так как же, Степан Кузьмич, насчет нашего дельца? – вопрошал староста.
– Да вот, как уже благоугодно будет его преосвященству с резолюцией.
– А скоро ли?
– А от вас зависит. – Переборов приподнял брови и смотрел в сторону.
– Да за нами дело не остановится, мы всегда готовы, понимаем, что хлопот вам много доставляем.
– Да ведь «понятия-то» я вашего еще не вижу.
Тогда староста спокойно лезет в бумажник и передает «понятие». Переборов также спокойно берет пачку кредиток, пересчитывает и, не торопясь, говорит, что тут маловато.
Шуя. Ковровская улица. Открытка конца XIX в.
– А остальная половина при получении резолюции, – поясняет староста.
– Переночуйте в гостинице, а завтра я туда Вам и принесу резолюцию так часиков в одиннадцать.
В длинном корпусе Владимирского губернского правления затхлость долголетняя. Те же коридоры, столы, желтые шкафы с делами, что и при Герцене[397] были, только люди были иные, но много оставалось их со старыми повадками.
Губернский инженер терпеливо, от нечего делать проверял мои расчеты и сметы железных перекрытий, долго продержал меня во Владимире, наконец, согласился, что введенная конструкция, хотя и новая, но правильная и одобрил ее. Тихий городок Владимир на высоком берегу Клязьмы окутан был особой сонливостью и безлюдьем. Два древних собора XII в., настоящие перлы русского зодчества, украшенные неразгаданной еще наивной скульптурой, напоминающей старороманские барельефы[398]. В гостином дворе приказчики играли в шашки, сидя на сундуках; посреди пыльной улицы стоял воз с сеном, мальчишки играли в чехарду; на углу главной улицы одинокий извозчик спал в пролетке, уткнув голову в колени; в садике перед старым зданием Дворянского собрания коза невозбранно обгладывала кору чахлого деревца; [рядом] почтовая контора с дверью, обитой холстиной и визжащим блоком на веревке; на углу мелочная лавка с продажей сена, овса и хомутов, с вывеской, где нарисован был белый конь, вздыбленный на задние ноги и с яростью пожирающий пучок сена – и из ноздрей идет пламя! Когда я стал фотографировать это любопытное произведение, вышел лавочник, почтительно поклонился и осведомился, что это я снимаю, и предложил: «Уж лучше меня снимите, чем жеребца на вывеске».
<Тихо текла там жизнь, и дремали два древних собора давнего искусства XII в., редчайшие перлы русского зодчества, украшенные не разгаданной еще наивной скульптурой, напоминающей старороманские барельефы>[399].
Дремотная жизнь, все оттягал деятельный промышленный Иваново-Вознесенск.
В Шуе я перестраивал собор[400] также на средства старосты, богатого купца Пухова. Перед тем как строить, происходил разговор в московском амбаре известного также шуйского фабриканта М.А. Павлова или как произносили его фамилию в Шуе – Павлова, крупного миллионера, являвшегося равным пайщиком в затратах на постройке собора.
Я предложил составить смету.
– Да ты прямо говори, без сметы – что будет стоить? – обратился ко мне Пухов.
Я затруднился назвать огульную цифру, мне помог староста, взяв счеты и отложив толстым корявым указательным пальцем единицу, начал считать:
– Скажем, перестройка старого обойдется рупь – а нового сколько?
– Конечно, дороже вдвое.
– Скажем, два. Так ведь, Михаил Ликсеич?
– Конечно, так. Ну, давайте новый, – решил Павлов.
– А насчет денег мы так скажем, – староста опять взял счеты, опять отложил костяшку.
– Вот, скажем, идет мой рупь, а вот твой, так ведь? – обратился он к Павлову.
Шуя. Торговая улица. Городские ряды. Открытка конца XIX в.
– Конечно, так.
– Ну и давай, строй новый, а сметы твоей не нужно, сколько следует и заплатим.
Но пришлось только перестраивать собор; шуйская постройка была очень сложной и огромной, требовавшей постоянного надзора, для чего в Шуе жил мой очень опытный помощник, и сам я часто наезжал, вырывая время для поездок в другие места, как, например, в Кинешму, где также начиналась постройка <церкви>[401]на фабрике Кинешемской мануфактуры[402].
К концу лета строительные мои дела сложились благоприятно: технические чертежи были изготовлены еще за зиму, в мастерской шла работа только по рисункам деталей, на постройках законченные железобетонные работы стояли в опалубке, кладка заканчивалась – словом, свелось все к наблюдению. Август мог быть свободен, и я решил урвать месяц и съездить в Финляндию, в Ганге[403], надеясь принимать там хвойные ванны, <но эти ванны мне не понравились. Махнул я рукой на этот рассол, который размешивает женщина голая, с одним лишь передничком, входящая в помещение, когда сидишь в ванной, и отправился я пароходом в Швецию, в Стокгольм>[404].
Иматра. Водопад. Открытка начала XX в.
От Москвы до Финляндии близко, одна ночь езды поездом, а далее в 2 ч[аса] дня можно уже сидеть на берегу водопада Иматра[405]. И все же так редко пользовались своеобразной красотой интересного края.
Задумчивые озера; спокойное зеркало вод, таких свежих и чистых, отражающих высокие сосны; огромные валуны, поросшие мхом и лишайниками ярко-красного цвета; лесная глушь, рядом крестьянские дворики и дачки с голубыми и зелеными ставнями.
Медленно движется пароход по сети озер с бесконечными шлюзами вплоть до Вильмандстранда[406], откуда еще медленнее везет таратайка в одну лошадку до городка, раскинувшегося по берегу.
Медлительный темп речи с паузами, <но не ленивый, а сдержанно-действенный темп во всей жизни этого трудового народа, где и маленькие дети уже приучаются к труду, плетут корзиночки и выносят продавать их на станции>[407].
Иматра. Отель на берегу зимой. Открытка начала XX в.
Русский язык финляндцы понимают, а говорят плохо и только по необходимости. <Трудно научиться хорошо иному языку, да еще такому чуждому, как русский; и для романских языков наш язык труден, а финну, с его особым языком, – особенно>[408].
Путь в Ганге лежит через Гельсингфорс[409], город уже обстраивался новой архитектурой талантливого зодчего Сааринена, уже Аксели Галлен закончил свои фрески на стенах Национального музея[410], где Эдельфельд – финский Репин и скульптор Вальгрен красовались своими работами. Целая улица обстроена интересными домами новой архитектуры, [так называемого] «северного модерна», совершенно иного в сравнении с модерном остальной Европы.
Строгие формы, в основе которых национальное искусство.
Любопытна толпа в столичном Гельсинки (тогда – Гельсингфорсе): старики сидят на скамеечках, покуривают трубочки-«носогрейки», горожанки, взявшись за руки, гуляют попарно; дети молчаливо играют в саду; цвета их костюмов яркие – это действительно «живые цветы природы»[411], как говорил М. Горький. На склоне горы – зоологический сад, несколько необычный: по дорожке пробирается павлин, а из куста выглянула мордочка молодого лосенка и скрылась; зверье здесь было не в клетках, а на свободе. <Дальше Гельсингфорса до Ганге природа еще живописнее>[412].
397
А.И. Герцен прожил в ссылке во Владимире более двух лет, с 1838 г. по весну 1840 г.; здесь он служил советником при губернском правлении, редактировал первую местную газету «Владимирские губернские ведомости».
398
Речь идет о древнейших храмах Владимира, украшенных резьбой. Дмитриевский собор был возведен в 1191–1197 гг., его стены украшают около 600 рельефов, изображающих святых, мифических и реальных животных. Успенский кафедральный собор был построен в 1158–1160 гг. Внутри собора, в пятах подпружных арок столбов помещены горельефные изображения львов, высеченные из белого камня.
399
РГАЛИ. Ф. 964. Оп. 3. Ед. хр. 29. Л. 74.
400
В 1912–1913 гг. на средства старосты П.Х. Пухова и М.А. Павлова Воскресенский собор в Шуе подвергся реконструкции и расширению. С западной стороны была пристроена двусветная паперть-притвор с тремя свежевызолоченными главами, в которой были устроены два придела в честь Воскресения Христова и Успения Божией Матери, приделы были освящены в 1914 и 1916 гг. В западной части над папертью размещались высокие хоры. В южной пристройке расположились ризница и библиотека. В 1937 г. собор был закрыт, здесь размещались склады. Все восемь глав собора были сняты. В 1991 г. Воскресенский собор был передан Русской православной церкви, в нем возобновились богослужения. 27 сентября 1991 г. он был приписан к Свято-Николо-Шартомскому монастырю (указ № 474), в настоящее время является монастырским подворьем.
401
РГАЛИ. Ф. 964. Оп. 3. Ед. хр. 29. Л. 74 об.
402
Большая Кинешемская мануфактура на реке Томне – крупное текстильное предприятие города, в начале XX в. преобразована в Товарищество.
403
Ханко (фин. Hanko, швед. Hangö, ранее по-русски Гангут) – самый южный город Финляндии. Расположен на южной оконечности полуострова Ханко и окружен морем с трех сторон. Поездка Бондаренко в Финляндию, Швецию и Норвегию состоялась, скорее всего, в 1904 г., о чем свидетельствует его рассказ о встрече с Г. Хазелиусом, скоропостижно скончавшимся 26 февраля 1905 г., и о посещении Культурно-исторического музея в Осло, открытого в 1904 г.
404
РГАЛИ. Ф. 964. Оп. 3. Ед. хр. 29. Л. 74 об.
405
Иматра (фин. Imatra) – небольшой финский городок, расположенный рядом с российской границей. С 1743 г. (присоединения Финляндии к России) городок и водопад на Сайменском канале в его центре стали одними из самых популярных мест отдыха российской знати.
406
Вильманстранд или Лаппенранта (фин. Lappeenranta) – город Выборгской губернии на южном берегу озера Лапвеси, принадлежащего к системе озера Сайма.
407
РГАЛИ. Ф. 964. Оп. 3. Ед. хр. 29. Л. 75.
408
Там же.
409
Гельсингфорс (фин. Helsinki, швед. Helsingfors) – теперь Хельсинки, столица и крупнейший город Финляндии.
410
В 1928 г. Аксели Галлен-Каллела выполнил на стенах вестибюля Национального музея в Хельсинки панно на темы «Калевалы».
411
Точная цитата из рассказа М. Горького «Бывшие люди» (1897): «Дети – живые цветы земли…» (Горький М. Полн. собр. соч. в 25 т. М., 1969. Т. 3. С. 286).
412
РГАЛИ. Ф. 964. Оп. 3. Ед. хр. 29. Л. 75 об.