Удача

Поймав себя на том, что заворожено вожу гребнем по одному и тому же месту, я вздрогнула, попытавшись отвести взгляд от смуглого обнаженного тела, обжигавшего меня своим жаром через наспех прихваченные прорехи платья. Совсем смутившись, я перешла к следующей пряди и досадливо протянула гребень сквозь всю длину. Волосы ощутимо дернуло, на шее мужа проявились и ушли под кожу струны жилок. Я зажмурилась в ожидании разноса за неаккуратность. Тишина. Он же почувствовал, я по шее видела. Не поняла. Взяв еще левее, я с силой потянула гребень. На колтуне голова повелась за движением руки и напрягшись пошла в противоход, с усилием самостоятельно протягивая спутанный узел через частые зубья.

— Покороче подстрижешь? — сквозь зубы процедил муж.

— Ой! Прости меня, пожалуйста, — я заглянула ему в лицо, в уголке глаза пересверкивала слезинка. — я задумалась, я правда буду осторожнее.

— Не извиняйся, я, как ты точно подметила, в зеркало смотрелся. — усмехнулся одной стороной рта подопытный. — Запустил я себя.

— Как стричь? — более-менее выровняв гнездо, взялась за ножницы я.

— Начисто. — он что, так сильно обиделся? Потянуло же меня экспериментировать.

— Может по плечи? — я с сомнением зависла над волосами с ножницами.

— Под ноль. — уверенно шевельнулись плечи. — я не умею ухаживать за ними, в глаза лезут и каждое утро расчесываться, одна морока.

Такое богатство? Под ноль? Не могу. Ножницы были согласны со мной. На два пальца ниже плеч. И точка.

«Ой, Светлый, красота же какая».

Жалко-то как. Прядь волос и мое сердце упали с ощутимым грохотом. Что ж я делаю? За такую гриву девчата в Академии душу могли Тёмному продать. Переждав локальное землетрясение и заходящееся сердце, дрожащая рука потянулась к следующей пряди. Еще один брусок золота рухнул на утрамбованную поверхность земли. Изверг. Транжира. Щелкали ножницы, стены хижины тряслись как в лихорадке, по земляному полу шли видимые волны. Не могу. Закусив уголок губы, я отошла на шаг в сторону.

— И долго ты собралась по одному волоску состригать? — муж иронично глянул на меня. — Я планировал еще помыться в этом месяце.

— Всё. — выдохнула я, наклонив голову.

— Это под ноль? — ледяным тоном можно было проморозить до дна небольшое море. — В таком случае давай перейдем к отрицательным мерам длины. Я же объяснял, что не умею с ними возиться.

— Я сама каждое утро буду их расчесывать. — заторопилась я. — А чтоб в глаза не лезли можно в хвост собрать, или косу заплести, или две, как у восточных степняков.

— Косу! Две!? — грозовая туча в голосе не предвещала прохлады летнего дождика, наоборот, становилось душно и не хватало воздуха. — Осталось еще бантики вплести! Ранец одеть и розовые гольфики. Скакалки-прыгалки. — дикий зверь косматой тушей проблеснул на фоне вспышки молнии в потемневших глазах. — Сандалики и белые колготки. День знаний, blyad`… вычитать и умножать учат в школе. — да что случилось, снова какие-то традиции его родины? — Kosichki? Boevomuoficeru? — ну вот, опять перешел на родной язык. — KapitanMedvedev, pochemubantikiraznogocveta! Podryvaemboegotovnost`?

Я медленно отступала от бушующего пещерного медведя, пряча оскверненные святотатством ножницы за спиной. Взгляд взъерошенного зверя остановился на мне.

— Дай. — потянулась мускулистая рука, открывая ладонь. Я отрицательно помотала головой. Медведь в глазах мужа по-кошачьи подобрал лапы перед прыжком. Шаг. Закрывшись рукой, я зажмурилась в ожидании удара, толчка.

— Ты что? — я осторожно приоткрыла глаза, опешивший супруг смотрел на меня. Медведь в его глазах сел на задницу и скреб когтями в затылке. — Ты думала, я тебя ударю?

Он отвернулся. Я собрала остатки самообладания и, шагнув к нему, прижалась к обнаженной спине, сцепив ладони в замок на его груди. «Алатана, где наша стыдливость?» — ехидно зашуршал Голос, который часто выступал в роли совести. «Потом. Он не злой. Он просто непонятный. Просто надо разобраться», — решительно загнав его в дальний угол головы, обрезала я.

— Прости, белка. — сбиваясь, глухо начал муж. — Я тебя никогда бы не ударил. Я не знаю, с чего вспылил. Пойми, у нас не принято. Хвосты, косы. У мужчин не принято. Носят конечно, но… я не знаю, как объяснить.

Я повернулась, прижавшись к спине другой щекой. В носу что-то щипало.

— Я понимаю, ты не отсюда. Но это там, дома. Здесь это принято. Это как показатель статуса. Глава семьи, дома, рода. Дэи, те вообще до пояса косу растят. — расцепив руки, я развернула его к себе лицом и снизу-вверх нырнула в уже чистую голубизну глаз. — И тебе идет. — он наконец ответил на мою улыбку. — У тебя красивые волосы. Еще б помыть.

— Тогда еще пара вопросов. — уф, кажется, медведь решил уйти досыпать в берлогу. — длинна растительности на лице регламентируется по статусу?

— Нет. А второй вопрос? — я понимала его состояние, я так себя чувствовала на правоведении в Академии. Казалось, еще вопрос, и все станет ясно.

— Ты тут меня мужем назвала. — левая бровь подернулась. — Это как?

— Ой. Ты уже два часа по пояс голый сидишь. — я недоуменно отстранилась. — Ты на свою руку не смотрел что ли?

Синь глаз заволокло льдом. Правая рука плавно потянулась к левому плечу. Подбородок медленно повело туда же, связи взглядов, впрочем, не обрывая до последнего.

— Это что? — пальцы с глазами исследовали браслет.

— Эта цацка означает, что ты чей-то муж, — передразнила я его недавние слова. А что? Я злопамятная, в меру. Закатав многострадальный рукав своего одеяния, я вновь продемонстрировала парный баджу. — Брачный браслет. Запечатанный брачным ритуалом в храме Светлого.

— Снимается? — ну конечно, главный вопрос вчерашнего холостяка, женившегося в беспамятстве.

— Ты ответил «Да». Правда, ты мертвецки пьян был. — недоуменный взгляд супруга. — На вопрос служителя: «Берешь ли ты в жены?», ты ответил «Да». Браслет заперся. — понимания во взоре мужа не добавилось. — Откуда ты? Это же даже дети знают. После ритуала в храме Светлого брак нерушим. — судя по мужу, ответа он так и не дождался. Я вздохнула. — Браслет не снимается.

— Твой? — он прищурил глаз.

— Да откуда ты такой появился? Брачные браслеты по одному не надевают. — снова не то? Я опять вздохнула. — Не снимается.

— То есть ты тоже ответила «Да», на вопрос служителя? — ой, я, кажется, понимаю, к чему он ведет. Сейчас точно будет бить, не смотря на обещание.

«Я бы ударил» — в этом суждения Голоса был на редкость созвучны моим. Я же, получается, за двоих решила. Он ведь пьяный был.

— Я тебе так сильно понравился? Ты моя тайная поклонница? Ты забеременела неизвестно от кого и решила осчастливить меня отцовством?

— Что? — возмущение волной смыло весь страх. — Я порядочная девушка!

— Тогда возвращаемся к первому пункту, я тебе так сильно понравился, что ты внезапно воспылала ко мне необъяснимой страстью? — страх еще поборется за место в моем рассудке.

— Я вилланка. Я не могла ответить «Нет». — Светлый, унеси меня куда-нибудь. Я закрыла глаза. — Такова была воля барона. И мое «Да» было единственным шансом избежать продажи в бордель. Прости.

— Продажи? Вилланка? Крепостная что ли? — я убито кивнула. — А мне тебя, случаем, в жены выкупать не надо было? А то вдруг, коль уж брак нерушим, я барону торчу с процентами? После такого запоя у меня вон, жена появилась, так что долгам я не удивлюсь.

В смысле выкупать? Глаза сами собой вскинулись на мужа. О чем он? Он ничего не знает и не понимает, что происходит? Откуда, Темный ему в печенку, он приехал. Элементарные вещи приходится объяснять. Я устала удивляться.

— Нет. — просто буду отвечать на вопросы, может, сама разберусь. Голос иронично хмыкнул. — Мы сочетались браком в храме Светлого. Меня принудили обстоятельства, барон меня ненавидит, но трогать меня ему запретил его отец. Поэтому он хотел отомстить и придумал выдать меня замуж за нищего-старика. Ты был пьян. И внешне под требования барона, извини, очень подходил. Тебя откуда-то притащили дружки барона. Выкупать никого не надо. Свадьба — решение барона. Он хозяин. Он решил, мы обязаны подчиниться.