Страница 9 из 22
— Так. Ну и уровень… — я впечатлён. — Слушай. Ну а… какой хоть… Ну, ай кью, что ли?
Чуть качнув головой, она досадливо мыкает:
— Мхм. — и бросает на меня досадливый взгляд. — Вот ты ж… зануда какой. — чуть качает головой. — Сопоставить-то не с чем.
Я молчу и упёрто смотрю на неё, и она задумывается. Но это всего лишь пара секунд:
— Хорошо. Если уж… Минус миллионный, если не больше.
Запрокидываю голову и открыв рот беззвучно давлю из себя смех, хотя мне хочется говорить могучим русским языком и с мелизмами. Она же, из солидарности, тоже легко усмехается и немного погодя произносит:
— И вообще… Дышать совсем не обязательно.
На что я прерываюсь тужиться и облегчённо вздыхаю:
— Фух. Ну кто бы сомневался. — хоть здесь-то всё на своих местах; я пока ещё с тривиальными мозгами, всё-таки, и мне пока что так проще.
— А. Совсем забыла, просто все начинают дышать с рождения. Да?
— Тце. — цокаю языком и развожу руками: «Хм. Подумаешь — кофе с сигаретами у бабушки из комода!»
— Ну ладно. Не хочешь ты прогуляться… Круги порисовать, тоже не желаешь, как я вижу. Хм. Чем же тебя… А. Вот… — и прищёлкивает пальцами.
И ничего не происходит, в течении нескольких секунд — она просто сидит и смотрит. Молча. Упершись левой рукой — локотком, о стол, большим пальцем поддерживая подбородок, а указательным — щёку. Я не выдерживаю:
— И чего… вот, с вашего позволения?
Ехидство моё второе имя, да ещё вдобавок и нет никакого желания увеличивать контрастность между всем тем, чего вижу и всем тем, до чего мозгами, в полной иере, не догоняю.
— Кхе. — это я кашлянул, от её голоса, услышанного в собственной голове: «Я не дышу». — и очень неожиданно.
Присматриваюсь. Потом тянусь положить ей на грудь свою ладонь… Да и ладно, нечего тут хмуриться, мне и так всё видно — грудь не поднимается от ритмики работы лёгких. Немного подаюсь в её сторону:
— Погоди, погоди. Может ну её, а? — и присмотревшись, ещё раз убеждаюсь — м-да, без понтов, она без дыхания.
Замолкаю и начинаю наблюдать. В полном молчании проходит некоторое время. Вполне достаточное, чтобы констатировать летальный исход от удушья, и за которое я успеваю, демонстративно шумно вдыхая и выдыхая, немного размяться на пятачке, примерно в один метр — отжимание… и на одной руке тоже, приседание… и на одной ноге тоже. Плюсом к этому, просто физические упражнения, из арсенала утренней физзарядки — размашисто, выразительно и с вдыханием воздуха полной грудью. Но по-прежнему ничего не происходит. Она спокойно сидит как и сидела, да ещё и глаза прикрыла.
— Да ладно. Подождём. — тут же её ответ: «Не дождёшься».
В этот раз всё прошло без дёрганий — попривык уже:
— Ну ты даёшь! А словами сказать не можешь? — опять: «Конечно же нет. Речь подразумевается, когда в лёгких воздух».
— Прикольно… А процессы в организме? Как? Побоку? — и снова она: «А никак. Они же не сами по себе». — поджав нижнюю губу, с лукавым и испытующим взглядом, одновременно.
А я ловлю себя на том, что это я, ни с того и ни с сего, начинаю задыхаться, вместо неё:
— Слушай. Хватит. Убедительно. Я сейчас посинею. — и она тут же усмехается, а значит уже и дышит, а дух перевожу я. — Фу. Ну и… Фу.
Коротко засмеявшись, она меня приободряет:
— Ничего, сейчас восстановишься. Кстати, ты тоже так умеешь, вернее… это и твоё тоже. Пару раз попробуешь и связи восстановятся.
К своему немалому удивлению, я здорово задохнулся пока переживал её вые… выкрутасы. Третий раз глубоко вдохнув, резко выдыхаю. Она же откидывается на спинку стула и коротко, пальчиками отстукивает дробь по столешнице:
— Правда, есть одно но… — дышит ровно, даже и не видно как, нормально, одним словом.
Вдруг чувствую в себе опустошённость — сразу всем. И сквозь своё какое-то ватное, потустороннее состояние слышу, как она продолжает говорить: «В таком режиме, эмоции сильно беднеют». А мне приходится признать, что она меня не переиграла. Она же спохватывается, всплеснув ладошками: «Ой, да что там, совсем на нет сходят. Поэтому таким образом, мы общаемся только меж собой». Она и не думала меня каким-то образом обыгрывать или как-то ещё. Конечно нет. «Знаешь и все без исключения любят обыкновенную речь». Она, что — не смогла бы настоять на своём? Да смогла бы. Запросто. Просто мою зашоренность, вернее мою неготовность, вот так скажем, она понимает гораздо лучше, чем я. «И лично мне, вообще-то, очень нравится жить и пользоваться всем тем, что система предоставляет». — эти слова она произносит с вполне заметной хитрецой во взгляде и выходит так, что играл-то я сам с собой и в одни ворота, то есть в свои.
Вообще-то я и не в обиде. А вот перекраивать самого себя действительно надо — это необходимость. И, причём, жёсткая.
— Ладно, не буду тебя больше дразнить. — поднимает пальчик вверх, и это я слышу, и вижу уже здесь. — Но только без дискуссий. Зачем выяснять или уяснять то, что для тебя естественно и что ты просто постигнешь.
Помедлив, а потом вздохнув, начинает тоном школьной учительницы начальных классов:
— Время, расстояние, скорость, старение… — многозначительный взгляд, подчёркивающий значение того, что мне предстоит услышать. — Этого всего, мой друг, как самостоятельных категорий, не существует. Более того, на чём твой ясный взор задержался, вот то оно и есть. Иными словами… — опять пауза и опять со значением во взгляде. — Система реагирует в соответствии с легендой… И с индивидуальной, то есть твоей легендой, в частности. — я тут же вспоминаю свою мантру, перед дверью. — А отсюда вывод простой, какая ж смерть, если мы сама система и есть.
— Сколько ж вас? — вопрос вылетает непроизвольно, переварить-то я, всё равно ничего не успеваю.
— Нас… Хм. — усмехается, качнув головой. — Много и имя нам совсем не легион. Семь миллиардов. Мм? Ну может быть чуть больше. — и опять усмехается, видя моё недоумение.
— Смеёшься, да?
— Совсем немножко. Извини. — машет ладошкой. — Но я, не такую уж и неправду сказала и, кстати, ты тому одно из подтверждений. — тут же, отрицая, качает головой в ответ на мою попытку вставить вопрос. — Про тебя позже и ни в двух словах. А в существовании системы участвуют все. Возможности разные. И с нашим уровнем… — большим пальцем указывает на себя, а указательным на этой же ладошке, на меня, — нас не так много, всего лишь сто четыре. Но, кстати, небесных офисов у нас нет, как впрочем и подвалов с цепями, и огненных ям тоже. И… всё. На этом закончим обсуждение. Кот Шрёдингера или… Ахиллес и черепаха, это ни про нас.
Говорит об этом спокойным тоном, безо всякого нажима и безо всякого желания в чём-то меня убедить — как бы между прочим, будто бы обыденность описывает, словно напоминает мне о чём-то, давно мне известном.
— Мм-гм. — соглашаюсь, оставив попытку выяснять о самом себе. — Ну, тогда… раз и кофе в чашках.
— Нет. — взглядом обозначает мой статус двоечника. — Для того-то это всё и создано, чтобы эти категории… и были в качестве инструмента. Мм-гм? Чтобы чередой всё шло. Причина и следствие, расстояние и время. Жизнь, одним словом. А ты сразу кнопку хочешь, нажал и game over.
Аккуратно, кончиками пальцев взяв свою чашку за ручку и скосив глаза на поверхность, и чуть выпятив губы потихоньку на неё дует. И я тоже пытаюсь остудить свой:
— И значит кофе твой, это…
— Совсем и не фокус. Хотя такое, может сделать и фокусник.
Подрагивая губами, опасаясь обжечься прикасаясь к краям, немного отпивает и ставит чашку на стол:
— Моих будешь?
Тут же протягиваю свою ладонь:
— Будешь.
Процесс доставания из сумочки ужеприкуренных сигарет. Затяжка под глоток. Отрешённое наблюдение за плавным движением сигаретного дыма в кухонную вытяжку. Всё это даёт возможность собраться мыслям:
— Ну лады… Система, эт понятно…
— Ой, ли?!